Только я могла так вляпаться.

Пойти на свидание с милым парнем, а в итоге остаться один на один с официантом, который требует оплатить счет на несколько тысяч рублей. Косится на меня из-под блокнота, ждет каких-то действий.

А я с ужасом изучаю список купленных блюд. Там всего шесть позиций. Шесть! Но ценник на большинство из них такой, что впору просить очередную надбавку к зарплате. Веко нервно дергается, пальцы сжимают тоненький листочек.

— Ваш спутник сказал, что счет пополам, — опять повторяет заученную мантру работник общепита.

Пополам.

Пополам, мать вашу!

Сходила ты, Марина, на свидание с хорошим парнем. Минус десять тысяч из бюджета. И меня только один вопрос.

Здесь вино и стейки полируют золотом? Почему салат из долбанных крабов стоит, как два крыла от «Боинга»?

— Сейчас оплачу, — мрачно бухчу и тянусь за телефоном.

После такой подставы никакого продолжения вечера с Арсением не будет. А ведь казался милым, вежливым, обходительным, чутким. Никаких обезьяньих поступков, полное отсутствие детского поведения.

«Я строго соблюдаю дистанцию и не считаю правильным навязывать девушке личное мнение», — прощебетал он, когда попросила его выбрать блюда на свой вкус.

Подобная демократия стала приятным и неприятным открытием. Одновременно. Уж очень я привыкла, что мужчина решает. У нас в доме всегда было так. Без перегибов, конечно, но папа всегда считался главой семьи.

Мама в жизни не платила ни за продукты, ни за стройматериалы, ни коммунальные услуги или ремонт. Все хозяйство держится на папиных плечах, но зарплата всегда находится в общей копилке.

А это что?

«Марина, чудесный вечер. Надеюсь, ты не против разделения счета? Равные права должны быть у обоих партнеров», — пропел соловьем Арсений, затем извинился и убежал в туалет.

В жопу засунь такое равноправие.

— Счет уже оплачен, — внезапно раздается над головой, пока я судорожно снимаю разблокировку со смартфона.

Ошарашенно открываю рот, затем поднимаю взгляд на официанта. Он больше не кажется недовольным или злым. Даже, наоборот, сверкает бриллиантовой улыбкой на миллион долларов.

Будто ему на голову упал чемодан с золотыми слитками.

— К-как оплачен?

В груди шевелится робкая надежда, что Арсений просто пошутил. Давно перечислил деньги, а сам сбежал в туалет и смеется надо мной. Потом по плану мы должны вместе похохотать и продолжить общение…

Или это проверка?

На вшивость и женское коварство, к примеру. Мало ли какие у мужиков нынче заморочки. Вот Левицкий к кровати привязывает, потому что ведет себя, как пятилетний обиженный ребенок с замашками маньяка.

— Счет оплачен Александром Николаевичем Левицким, — щебечет официант и показывает на парочку через два столика.

Рядом с разодетой губастой фифой сидит мой ночной кошмар. Довольно улыбается, машет ручкой, затем подпирает ею подбородок и прищуривает колдовские глаза. В ужасе замираю, как только до меня доходит смысл произошедшего.

Капец.

Да он теперь с меня живой не слезет!

— Верните ему деньги! — шиплю яростно и хватаюсь за терминал, но официант упрямо тянет его обратно.

— Нет, нет! У нас так не принято.

— Тогда измените правила!

— Простите, не могу, — решительно отбирает у меня последнюю надежду на спасение молодой человек в синей бабочке и выдает: — Спасибо, что посетили наш ресторан. Приятного вам вечера!

Он быстренько исчезает в потоке таких же сотрудников, пока я судорожно хватаю ртом воздух.

Мысленно бью себя по щекам и решительно встаю из-за столика. Оставаться здесь после выходки Арсения не собираюсь. Личные ожидания и демократия пусть засунет в то место, на котором обычно просиживает зад в серверной.

— Добрый вечер, Александр Николаевич. Какой приятный сюрприз, — плююсь ядом, когда подхожу к сладкой парочке.

Ловлю на подозрительный взгляд белобрысой курицы. Девушка Левицкого поджимает накачанные губы и недовольно хмурится. Точнее, пытается, потому что на идеально ровном лбу нет ни одной морщинки.

Как и проблеска интеллекта в неестественно голубых глазах. Передо мной плохая копия на Елену Семеновну. Этот факт заставляет презрительно усмехнуться в ответ на дерзко приподнятую бровь Левицкого.

«Меня, значит, упрекаешь за любовь к Олегу, а сам имеешь криво сшитую пародию на его супругу?» — фыркаю про себя, но вслух говорю совершенно другое: — Спасибо за помощь, но я бы справилась.

— Да? Что-то не похоже, — хмыкает в ответ гаденыш и кивает на вышедшего из туалетов Арсения, который машет мне рукой.

Закатываю глаза.

— У меня все под контролем, — цежу сквозь зубы.

— Правда?

Хочется съездить ему сумочкой по лицу, чтобы немного поправить довольное выражение.

— Саша? — недовольно пищит белобрысое чудо современной косметологии. — Кто это?

— Никто. Просто знакомая, — резко отвечает Левицкий, и я вздрагиваю.

Пересиливаю себя и улыбаюсь ей во все тридцать два зуба, затем демонстративно лезу в кошелек и достаю наличку. Благо, что там всегда лежит несколько тысяч на случай, если приложение оплаты откажет или телефон сядет.

Отсчитываю нужную сумму с приличным запасом и с грохотом кладу на стол перед взбешенным Левицким. Его радужки темнеют до пугающей черноты, зрачки расширяются, а ноздри трепещут. На щеке дергается мускул, когда он с силой сжимает челюсти.

— Сдачи не надо, — холодно говорю, глядя ему прямо в глаза. — Еще раз благодарю за помощь, Александр Николаевич, но лучше поберегите деньги для дам соответствующей категории.

Его спутница возмущенно кричит вслед, но я не слышу. В ушах булькает вода, в голове закипает настоящий самовар на печи. Прибиваю Арсения взглядом к ближайшей кадке с фикусом. Короткое и резкое движение головы дает понять, что наш вечер окончен.

И несостоявшиеся отношения тоже.

— В задницу мужчин, — шиплю под нос, когда выхожу на улицу и тут же попадаю под капающий дождь. Поежившись, со стоном поднимаю голову к небу: — Блин, почему все так не вовремя?

Сука, сука, сука!

— Нет, ты видел? Саш? Что она себе позволяет?! — пыхтит, как паровоз, оскорбленная невинность.

Игнорирую ее возмущенное сопение, потому что взгляд намертво приклеен к стремительно удаляющейся Марине. С каждым шагом в груди нарастает гул, а на языке растекается горечь. Как перца в рот насыпали. Ни хуя не вижу. Только чувствую обиду Мари, что обжигает мягкие ткани и давит на плечи.

«Сиди, Саня. Сиди», — внутренний голос едва слышен из-за барабанной дроби в ушах.

Я же не полечу следом, правильно?

Второй раз портить вечер с девушкой из-за Марины — перебор. И зачем она нужна? Пусть идет пешком на другой конец Москвы.

Мне все равно. Да?

Да?

Да, блядь!

— Ликуль, мне нужно срочно… уехать, — сиплю и стягиваю сдавливающий шею галстук. — Потом расскажешь, что нам принесли. Хорошо?

Дуется.

Плевать. Счет оплачен, так что беспокоится не о чем. Взрослая девочка. Справится. В отличие от ебанутой рыжей дуры с характером ослицы. Последние деньги выскребла, идиотка. На оленьих упряжках поедет домой?

— Я позвоню, — наспех целую напудренную щеку и с омерзением тру губы, когда Лика отворачивается.

Подбираю разбросанные банкноты и пихаю в карман.

Идиотка. Чем только думает?

Я-то знаю, что Марина неплохо зарабатывает. Но недостаточно, чтобы отвалить за ужин десятку. У нее же ипотека.

«Просто отвезу. Отдам деньги и уеду домой», — повторяю бесконечную мантру.

Едва оказываюсь на улице, как на голову обрушиваются ледяные капли.

Майский дождик, похоже, заблудился и возомнил себя ноябрьским. Ветер пробирает до костей. Погода разошлась до состояния локального апокалипсиса, поэтому с трудом нахожу рыжую макушку сквозь водяной поток.

Марина решительным шагом движется в сторону метро. Гордость, помноженная на дурость, помогает ей в священном пути. Люди в панике бегут в разные стороны, ищут укрытие от разбушевавшейся стихии, а она вышагивает, как по подиуму.