Ко мне если идут за кольцом, то только за эрекционным.

С шестнадцати лет я перепробовал все. От легких наркотиков до оргий. Вряд ли на страницах порнокнижек найдется знание, которое я не протестировал на себе. Последнее, что приходило в мою перегруженную сексом и развлечениями голову — это создание семьи.

Но, блядь. Положа когтистую чешуйчатую лапу заядлого холостяка на черное сердечко, я нахожусь в шоке. Долбанная мышца дрожит и покрывается сахарной пудрой.

Жених.

Трясу головой, затем отгоняю наваждение.

Нет, нет, нет, Левицкий! Ебал, ебу и ебать буду. Все, что стонет, движется и покорно раздвигает ноги. А вот брачные клятвы для придурков, типа Олега и Жени. У меня член исправно функционирует.

Для него достаточно тесных щелок в мире.

— Что я должна ответить? — злобно шикает Марина и выводит меня из размышлений. — Акулина Васильевна, знакомьтесь, это Александр Николаевич, мой любовник? Да, да! Позвоните маме и расскажите, что я едва не дала придурку прямо в подъезде! Идиот! Что те…

Последние слова ударяются в глухую стену. Уши залиты водой, и прозрачные пробки не пропускают ни единого звука. Давление в голове нарастает, когда Марина отходит от двери и шагает вперед.

Не замечает, как в порыве гнева грозно сжимает кулачки и подается ко мне. А я наблюдаю за ней. Крышу сносит от ее близости. Боль в паху нарастает, потому что член отчаянно рвется на волю к долгожданной добыче.

Рыжие волосы, выиграв бой у многочасовой укладки, завиваются в медные кудри и пружинками подпрыгивают в воздухе. Пушок светится в отражении огромного зеркала, отчего во рту скапливается слюна. Ртутные радужки опасно переливаются грозовыми облаками, а в черных дисках зрачков блестят молнии.

— Красиво, — выдыхаю со стоном, и Марина замирает.

Похоже, я говорю вслух.

Она подозрительно косится и прикладывает ладошку к моему лбу. Ее кожа прохладная, влажная. Но я все равно сражен наповал солнечным ударом. Все пылает: лицо, тело, футболка. Штаны. Особенно в районе ширинки.

Искры жалят, когда Маринина рука исчезает.

— Ты здоров? — задумчиво сводит брови.

Хочу ее поцеловать. Немедленно.

Воздух схлопывается в легких при виде покусанных и припухших губ с частично съеденной помадой. Жадно втягиваю апельсиновый аромат и, поддавшись искушению, сгребаю Марину в охапку.

— Эй! — протестующе верещит и бьет по спине, когда я закидываю ее на плечо и волоку в спальню. — Александр Николаевич, здесь разуваются!

Звонкий шлепок обжигает ладонь, а рыжая сучка негромко ахает. От этого звука нервы натягиваются в тетиву. Того и гляди лопнут от напряжения.

Как и переполненные яйца.

Страшная вещь — спермотоксикоз. Еще чуть-чуть, и поверил бы, что реально хочу жениться на Марине.

«Просто надо раздразнить сучку. Все», — твержу про себя, когда скидываю ее на кровать. Дружок в штанах протестующе дергается.

Матрас прогибается, а она ерзает на подушках и забирается выше. Не дав сориентироваться, неожиданно тянет за рубашку с такой жаждой во взгляде, что колени подгибаются. Будто монашка, прожившая годы в воздержании, приникает ко рту.

Чертовски страстная и вкусная дрянь. Один только запах стоит того, чтобы ненадолго уйти в анабиоз. Каждое движение языка бьет током по нервам до черных мушек перед глазами. Я не понимаю, кто стонет.

Она или я?

Мы тонем друг в друге. Вокруг нас безбрежный океан, который бурлит и покрывается белой пеной. На самом дне просыпается вулкан, грозящий сдвинуть тектонические плиты, чтобы уничтожить все живое вокруг.

Есть только я и Марина. Больше ничего не остается.

Она стонет, затем дергает края рубашки. Пуговицы со свистом летят в разные стороны.

— И чего скромницу из себя строила, шлюшка? — фыркаю и наблюдаю за тем, как она разглядывает мою грудь.

Тащусь от того, как Марина выгибается под жесткими ласками и млеет от грубых слов. Хлопает ресницами, жадно проводит пальцами по метке, затем припадает губами к намертво въевшимся буквам.

Прикосновение языка к голой коже, как красная тряпка для быка. Мозги полностью отключаются. Марина уничтожает не тинт. Она вылизывает меня, словно мороженое, и по капле высасывает разум.

— Хочу тебя, — шепчет, затем царапает мелкими зубами затвердевшие соски. — Какого черта ты такой красивый?

— Тише, тише. Не так резво, — перехватываю шаловливые ручки, которые норовят добраться до ширинки, и слышу разочарованный стон. — У меня другое настроение, лисенок.

Марина недоуменно округляет глаза. Садится и смотрится с ожиданием. Вдыхает так, что хочется затолкать ей член поглубже в глотку.

Силком стаскиваю себя с кровати, после чего пододвигаю стул от рабочего стола под недоуменный взгляд. Закинув ногу на ногу, не без удовольствия наблюдаю за тем, как ее серебристые радужки переливаются от предвкушения и страха.

— Вибратор-то есть, скромница? — подпираю кулаком подбородок.

В штанах второе пришествие, апокалипсис и марсиане. Все в одном флаконе. Я вообще удивлен, как сижу в сухих брюках.

По всем примеркам я должен кончить уже раз двести. Минимум.

— Нет.

— Ну ой, Мари, а как же ты себя балуешь? — усмехаюсь, старательно не думая, что кого-то здесь используют в качестве вибратора.

Большого такого. Накаченного и смуглого.

Марина отводит смущенный взор и нервно сглатывает. Поняв ход моих мыслей, она ошарашенно округляет рот и покрывается пятнами.

Как девственница, честное слово. Все рассказывать надо. Лучше любой виагры. Бьет сразу по оголенным точкам возбуждения. Невидимая игла прокалывает висок и вкачивает в череп розовую жижу.

— Чего уставилась? Задирай юбку и раздвигай ножки, — зеваю и кошусь на часы. — Живо. У меня терпение заканчивается.

— Александр Николаевич, — истерично пищит Марина и сдвигает колени вместе.

Обхватывает себя руками, пока пунцовый румянец добирается до корней волос. Диафрагма звенит от противоречивых желаний. Хочется одновременно успокоить дуреху и добиться перелома в ее взгляде.

Только я и сам долго не выдержу.

Подрываюсь и за секунду оказываюсь подле нее. Толкаю на постель и нависаю над ней. Пожираю взглядом неприкрытые помятой блузкой веснушки. Голова кружится от ее близости, а из груди вырывается рваный вздох.

Яростно сжимаю острый подбородок и заставляю посмотреть на меня.

— Ты. Очень. Красивая, — чеканю каждое слово. — Вся. И никакая недотраханная сука по имени Акулина Васильевна не должна влиять на твою самооценку. То, что мы делаем — нормально. Так же, как есть и пить.

— Саш, — дергается, когда я сжимаю свободно лежащую вдоль тела руку.

— Веришь мне? — вылизываю алые лепестки губ.

— Да, — стонет в рот.

Черти выплясывают победный танец у пылающего костра. С восторгом углубляю поцелуй. Дергаю подол юбки. Хлопковая ткань белья щекочет кожу, когда я сдираю трусы под нетерпеливое ерзанье.

Кладу ее ладонь на налитые складки, затем направляю своей рукой.

— Давай, Мари, — шиплю, после чего вжимаю пальцы до протяжного стона. — Дрочи, детка. Покажи, как хочешь меня.

Устраиваюсь на коленях и раздвигаю ослабевшие ноги в стороны.

Она выгибается и стонет, создавая неповторимую какофонию из запахов и звуков. Только для меня. Больше ни для кого. Целую внутреннюю сторону бедра, шлепаю по заднице. Но едва отодвигаюсь, как непослушная сучка сбавляет темп.

Бесит, блядь!

До замирания сердца в груди.

— Расстраиваешь, — недовольно цокаю и выпускаю из штанов радостно подпрыгивающий член. — Мы с другом планируем досмотреть фильм до конца. Старайся. Иначе повторишь в подъезде. В присутствии Акулины Васильевны.

Здесь есть, на что смотреть. Как только звучит угроза, Марина, глядя мне в глаза, протяжно стонет и вставляет в себя два пальца. А я вижу, как там влажно. Будто последний час я ебал ее во все щели, а не едва касался.

Никакое кино для взрослых не сравнится с происходящим в этой крохотной конуре, именуемой по недоразумению квартирой. Марина реально выглядит девственницей. Между ног она розовая, подтянутая и тугая.