Еще до того, как на следующее утро было завершено вскрытие тела Кастеллано, агенты и полицейские следователи из отдела ФБР по борьбе с Гамбино были уверены, что знают, кто организовал двойное убийство. Все внешние признаки указывали на Джона Готти, капо одной из самых жестоких банд Гамбино и самого преданного приверженца семьи Аниелло Деллакроче, младшего босса Кастеллано. Секретные жучки ФБР засекли разговоры членов Гамбино о хронических разногласиях между командой Готти и Кастеллано, особенно о требованиях последнего предоставить информацию о неудачной сделке с наркотиками, в которой участвовал брат Готти Джин. За две недели до убийства Кастеллано Деллакроче умер от рака, и агенты ФБР знали, что в течение некоторого времени он был буфером, защищавшим Джона Готти и его команду от гнева Кастеллано.
Мафиози из ФБР предполагали, что смерть Деллакроче также устранила последние сдерживающие факторы, которые не позволили Готти нанести упреждающий удар, прежде чем Кастеллано успел бы выступить против него. Эти предположения стали еще более правдоподобными, когда информаторы сообщили, что вскоре после двойного убийства Готти узурпировал корону Кастеллано. Джон Готти стал новым боссом «Гамбино». Но следователи так и не смогли найти ни одной улики, связывающей Готти с засадой в Sparks Steak House.
Последним оскорблением для Пола Кастеллано стало объявление Римско-католической архиепархии Нью-Йорка о том, что после «молитв и консультаций» она запретила публичную мессу для Кастеллано из-за «дурной славы» его происхождения. Даже в смерти Большой Пол уступал своему кумиру и наставнику Карло Гамбино. Дон Карло, бесспорно, был образцом титана Козы Ностра своего поколения, но он умер по естественным причинам, и церковь, видимо, не обращая внимания на сообщения прессы о его неблаговидном прошлом, совершила над ним полный обряд заупокойной мессы.
Смерть Пола Кастеллано и Нила Деллакроче существенно изменила стратегию обвинения и топографию процесса Комиссии. К моменту предъявления обвинений Джулиани и ФБР сделали Большого Пола самой влиятельной и важной фигурой Козы Ностра в стране и выдвинули его в качестве главного обвиняемого. Когда Кастеллано ушел, несколько прослушиваемых разговоров в его доме на Статен-Айленде пришлось исключить из числа доказательств, поскольку они относились только к нему. Хотя записи Кастеллано могли бы подкрепить общее обвинение, команда обвинителей сомневалась, что потерянные улики угрожают сути их дела против остальных боссов. Поэтому процесс будет проходить без непосредственного участия семьи Гамбино в деле.
Из тактических соображений обвинение исключило еще одного первоначального обвиняемого, Филипа «Расти» Растелли, который был назначен боссом Бонанно после убийства Кармине Галанте. Улики против него были скудными. Его голос не был записан ни на одном из жучков, хотя другие обвиняемые члены Комиссии и мафиози называли его по имени. Растелли был обвинен и осужден в юрисдикции Восточного округа по другим обвинениям РИКО — в том, что он возглавлял заговор Бонанно с целью вымогательства миллионов долларов у нью-йоркской индустрии переездов и хранения.
В то время как крестные отцы Гамбино и Бонанно были исключены из процесса, прокуроры Джулиани ввели в состав комиссии еще одного босса: Кармине Змей Персико, предполагаемый глава семьи Коломбо, был добавлен в качестве обвиняемого в дополнительный пакет обвинений. Девять мафиози, фигурировавших в первом обвинении, были сокращены до восьми, а Толстяк Тони Салерно стал главным обвиняемым в судебном процессе под названием «Соединенные Штаты против Энтони Салерно и др.
Пересмотренное обвинительное заключение охватывало представителей только трех из пяти доминирующих семей мафии. Энтони Салерно, которого назвали боссом, был единственным лидером Дженовезе на суде. Кармине Персико и его заместитель, Дженнаро Джерри Лэнг Ланджелла, были известными крупными шишками Коломбо. Самым многочисленным контингентом были Луккезе: Антонио Дакс Коралло в качестве босса, Сальваторе Том Микс Санторо, предполагаемый заместитель босса, и Кристофер «Кристи Тик» Фурнари, предполагаемый консильери.
Ральф Скопо, лидер профсоюза бетонщиков, который часто обедал в Casa Storta с Джерри Лэнгом, был обвинен как предполагаемый сборщик отчислений для боссов в «Бетонном клубе». Его назвали солдатом из Коломбо, но он был слишком низкого уровня, чтобы участвовать в заседаниях комиссии. Скопо обвинили в том, что он был помощником Комиссии, организуя и осуществляя схемы для левиафанов мафии.
Последний обвиняемый, Энтони Бруно Инделикато, наемный убийца Бонанно, также не был обвинен в том, что он был членом Комиссии. Его судили за то, что в 1979 году он выполнил приказ Комиссии об убийстве Кармине Галанте, которого прокуроры и ФБР в то время считали крестным отцом Бонанно. Роль Инделикато в убийстве способствовала развитию его карьеры в преступном мире, что привело к его повышению до капо в семье Бонанно.
Прокуроры США редко выступают в роли непосредственных обвинителей в зале суда, оставляя эти задачи своим помощникам. Основная роль прокурора США в таком крупном городе, как Нью-Йорк, — административная, он следит за десятками дел, проходящих через его офис. От него не ждут, что он будет проводить месяцы в напряженных судебных баталиях и одновременно выполнять или пренебрегать надзорными обязанностями. Рудольф Джулиани, однако, был уверен, что сможет справиться с административными обязанностями и вести обвинение в самом важном процессе века по делу организованной преступности — деле Комиссии. Но события 1986 года изменили его планы. Разразился политический коррупционный скандал, связанный с заключением контрактов на поставку оборудования и технического обслуживания на сумму более 20 миллионов долларов агентством Нью-Йорка, занимающимся установкой парковочных счетчиков, — Бюро по борьбе с нарушениями правил парковки. Кульминацией расследования стало обвинительное заключение против одного из самых влиятельных политических деятелей города, Стэнли Дж. Фридмана, главы организации Демократической партии Бронкса и ведущего лоббиста в мэрии. Здесь Джулиани также прибег к новаторскому использованию РИКО, расширив сферу его применения за счет борьбы не только с мафией, но и с государственной коррупцией. Он обвинил Фридмана и трех городских чиновников в заключении контрактов и превращении Бюро по борьбе с нарушениями правил парковки в рэкетирское «предприятие», подпадающее под действие закона РИКО.
Разрываясь между тем, чтобы возглавить обвинение на процессе Комиссии или на не менее громком деле против Фридмана, Джулиани выбрал политически деликатный вариант. Он сказал помощникам, что улики против мафиозных боссов выглядят неопровержимыми и что другие яркие прокуроры могут вынести обвинительный приговор. По его мнению, суд над парковочным бюро будет более сложным, а оправдательный приговор подорвет его репутацию и репутацию бюро. Возможно, дополнительным стимулом для эго Джулиани была перспектива сразиться с известным соперником и бывшим федеральным прокурором в Бруклине Томасом Пуччо. До того как стать адвокатом Стэнли Фридмана, Пуччо был признан одним из самых упорных прокуроров страны в борьбе с коррумпированными политиками и мафией — образ непобедимости, которого Джулиани жаждал для себя.
В качестве заместителя главного обвинителя по делу Комиссии Джулиани выбрал относительно неопытного помощника Майкла Чертоффа. Высокий, лысеющий, с кустистыми черными усами, тридцатидвухлетний Чертофф работал с Джулиани с самого начала расследования, два с половиной года назад, в 1983 году, и был погружен в каждую деталь этого дела. Сын раввина консервативной ветви иудаизма, он был родом из городка Элизабет, штат Нью-Джерси. Он окончил юридический факультет Гарвардского университета и получил престижную должность клерка у судьи Верховного суда Уильяма Бреннана, прежде чем поступить на работу в штат Джулиани в качестве помощника прокурора США. Хотя Чертофф проработал прокурором всего три года и никогда прежде не вел судебные процессы по делам мафии или по запутанным делам, связанным с электронным наблюдением, Джулиани считал его блестящим и быстрым судебным адвокатом, которого не ошеломили бы юридические гаубицы, выстроенные от имени боссов. Услышав новости и осознав, что ему предоставлена золотая возможность возглавить тяжеловесное дело, Чертофф думал только об одном: «Мне лучше выиграть, иначе будет очень, очень неловко». Он начал работать по восемнадцать часов семь дней в неделю, готовясь к ожидаемым судебным баталиям.
