Вопрос о наркотиках поднимался в ходе перекрестных допросов Гравано на процессах над Готти и другими мафиози. Адвокаты защиты тщетно пытались дискредитировать его, утверждая, что он участвовал в сделках с наркотиками. Как на свидетельской трибуне, так и позже в своей книге Гравано категорически отрицал, что имеет хоть малейшее отношение к торговле наркотиками, настаивая на том, что одним из принципов его преступного мира был запрет на наркотики. «Я лично против них — наркотиков, — неоднократно заявлял он. — Я был гангстером. Я предпочитал не заниматься наркобизнесом».
Обсуждая в «Underboss» еще одну моральную проблему, он осуждал Готти за то, что тот поощрял Джона-младшего к тому, чтобы тот стал человеком с большой буквы. Гравано писал, что никогда бы не позволил своему сыну, Джерарду, или любому другому родственнику пойти по его пути в мафию или в любой другой аспект преступности. «Я был категорически против этого, — свидетельствовал он в 1996 году. — Я хочу, чтобы мои дети были законными детьми, не имели ничего общего с тем, что я делал, и с «жизнью»». «Через пять лет после того, как его провозгласили образцовым свидетелем правительства, он стал позорным смутьяном, торговцем наркотиками, который вовлек в свои схемы самых близких родственников — не только своего сына, но и жену с дочерью.
Обман Сэмми одурачил ФБР, и он оставался в хороших отношениях с агентами до тех пор, пока власти Аризоны не задержали его с наркотиками. В сентябре 1999 года, незадолго до ареста, он выступал с громким докладом на национальной конференции руководителей бюро в Фениксе. Его тема: Как функционирует организованная преступность.
После предварительных слушаний в том же здании федерального суда в Бруклине, где он часто выступал в качестве свидетеля обвинения, Гравано и его сын признали себя виновными в сговоре с целью продажи опасных наркотиков. Тот же тип доказательств, который подвел Готти, — тайно записанные разговоры и показания предателей — теперь инкриминировался Гравано. На телефонных прослушках было слышно, как Гравано обсуждает доходы от продажи наркотиков со своей женой и дочерью. Молодые, преклоняющиеся перед героем члены его тридцатитысячной команды «Экстази» свидетельствовали, что Гравано нравилось, когда к нему обращались «Босс» и «Большой человек». Он обучал их лучшему оружию и тактике, которую нужно использовать при совершении нападений, и своим хрипловатым голосом говорил об организации в Аризоне мафии нового типа. «Он не мог сидеть в Аризоне и быть продавцом бассейнов или руководить строительной компанией, — сказала на слушаниях Линда Лейсвелл, помощник прокурора США. — Он хотел вернуть былые времена; он хотел вернуть «жизнь», вернуть власть».
После ареста у Гравано, увлеченного бодибилдинга, была диагностирована болезнь Грейвса — прогрессирующее заболевание щитовидной железы, из-за которого он выглядел исхудавшим, с запавшими глазами и большими оттопыренными ушами на безволосом черепе. В результате этого дела власти Аризоны конфисковали 400 000 долларов из имущества и книжных гонораров Гравано на том основании, что доходы от «Андербосс» были связаны с его рэкетом. Штат планировал распределить эти деньги среди семей жертв убийств Гравано.
Назвав Гравано неисправимым и нарушившим снисхождение и доверие, оказанное ему правительством и судебной системой, федеральный судья Эллин Росс приговорила его к двадцати годам. Этот срок был на четыре года больше, чем рекомендовано в рекомендациях по вынесению приговора, что свидетельствует о возмущении правительства предательством Гравано. В сочетании с признанием вины в Аризоне по обвинению в торговле наркотиками, он не имеет права на условно-досрочное освобождение до семидесяти семи лет. Сын Сэмми, который называл себя «Малыш Булл», получил девять с половиной лет.
Арест за наркотики, возможно, спас Гравано жизнь. В июле 1999 года газета Arizona Republic сообщила, что он жив и здоров в этом штате и выражает свое презрение к мафии. Гравано утверждает, что пытался замять эту историю, но газета «шантажом» заставила его дать интервью, поскольку в противном случае стало бы известно, что его жена и дети присоединились к нему в районе Феникса. История получила общенациональный резонанс, и мафиози в Нью-Йорке были возмущены тем, что он открыто живет в Аризоне, и подстрекали своих бывших соотечественников выследить его. Наглость Гравано стала грубым оскорблением для иерархии Гамбино. По мнению следователей, другие семьи подговорили Гамбино высечь Гравано за его неуважение к Козе Ностра и чтобы показать наглядный пример того, что бывает, когда предатели нагло бросают вызов мафии.
Сам опытный убийца, Гравано был готов к встрече с командой киллеров, которая, как он знал, рано или поздно начнет его искать. Он всегда был вооружен, носил пуленепробиваемый жилет, часто переезжал в разные квартиры, которые оборудовал мощной сигнализацией, и держал в доме сторожевую собаку.
Одним из тех, кому было поручено убить Гравано с помощью бомбы или пистолета, был его шурин Эдвард Гарафола, который без труда узнал бы его. Назначенные киллеры выследили Гравано, но их усилия были пресечены полицией Аризоны. Прежде чем мафиози успели расставить ловушку для Сэмми, он оказался в тюрьме по обвинению в употреблении экстази.
Еще одна загадка из прошлого Гравано всплыла в 2003 году, когда профессиональный убийца из преступного мира Ричард Кукински обвинил его в убийстве нью-йоркского детектива-изгоя в 1980 году. Отбывая четыре пожизненных срока в Нью-Джерси, Кукински утверждал, что Гравано дал ему контракт и снабдил дробовиком, из которого был убит детектив Питер Калабро возле своего дома в Сэддл-Ривер, Нью-Джерси. Гравано не признал себя виновным в этом «холодном деле», а прокуроры округа Берген, штат Нью-Джерси, отказались назвать мотив убийства. Но после убийства Калабро его стали подозревать в том, что он состоял на службе у банды Гамбино, занимавшейся кражами автомобилей. Кукински, который был одним человеком из «Убийства в корпорации», хвастался, что совершил более сотни убийств для мафии и других клиентов. Его прозвище — «Ледяной человек», что является отсылкой к его обычаю замораживать тела своих жертв перед тем, как избавиться от них.
Оглядываясь назад, можно сказать, что правительственные чиновники и судья Глассер, в совокупности ответственные за мягкий пятилетний приговор Гравано, были движимы своей навязчивой идеей: разрушить мифы о непобедимости Джона Готти и его способности превзойти их в зале суда. Федеральные власти преувеличивали значение Гравано, его помощь в осуждении Готти и предполагаемое изменение его характера. Позднее прокуроры признали, что показания Гравано были захватывающими, но не решающими, за исключением осуждения Готти по обвинению в программировании убийства Пола Кастеллано. Одних только пленок Рэйвенита, уличающих Готти в трех других убийствах, было бы достаточно для вынесения обвинительного приговора и автоматического пожизненного заключения. Защищая свои рекомендации о максимальном снисхождении к Сэмми Быку, прокуроры и агенты преувеличивали эффект пульсации, который он вызвал, побудив других членов Козы Ностра к дезертирству. (Суровые наказания, предусмотренные РИКО, и финансируемая правительством программа защиты свидетелей уже привели к тому, что мафиозные певчие птицы стали рекордным урожаем). Правильно или нет, но чиновники рекламировали Гравано как незаменимого человека, который осудил многочисленных убийц и рэкетиров до того, как они смогли нанести еще больший неисчислимый вред всему обществу.
Однако, оценивая вклад Гравано, система уголовного правосудия упустила из виду его эгоистичные мотивы и погрузила его гнусную криминальную биографию. Он переметнулся на другую сторону, прекрасно понимая, что гора улик против него с пленок Рэйвенита — это гарантированный билет в пожизненное заключение. У него не было другого выхода. Как и все мафиози, попавшие под действие РИКО, он знал мантру обвинителей о мягком приговоре, чтобы склонить к сотрудничеству свидетелей: «Первым пришел (сотрудничать), первым вышел (из тюрьмы)». Даже максимальный срок в двадцать лет был выгодной платой за девятнадцать убийств и его отвратительный послужной список в качестве младшего босса. Контракт, который подписал Гравано, чтобы дать показания в качестве свидетеля обвинения, был самой удачной кражей в его криминальной карьере — и он это знал.
