Новость о том, что правая рука Джона Готти дезертировал, произвела фурор на небольшое число прокуроров и агентов, допущенных к секрету. Сэмми Бык был самым высокопоставленным мафиози из всех, кто когда-либо переходил на сторону мафии и соглашался давать показания. Эндрю Малони, прокурор США, и несколько агентов, неизменно подозревавших коварного Готти, сомневались, что предложение Гравано было подлинным. «Это неслыханно, — предостерег Малони своих помощников. — Подчиненный главы крупной семьи дает показания против своего босса? Он настоящий или это какая-то подстава, которой манипулирует Готти?» Больше всего Мэлони опасался двойной подставы: Гравано выйдет на свидетельское место, откажется от всех своих инкриминируемых признаний и подорвет тщательно выстроенную структуру обвинения.
В полночь 8 ноября 1991 года Брюс Моу, Джордж Габриэль и два агента, которые следили за Гравано, Фрэнк Сперо и Мэтью Трикорико, без предупреждения прибыли в МКЦ с документами, разрешающими передачу заключенного под их опеку. «Вы хотите, чтобы мы арестовали Джона Готти?» — спросил охранник, неправильно прочитав судебные документы. «Нет. Нет, — решительно сказал встревоженный Габриэль. — Сальваторе Гравано». Менее чем через час после ухода Гравано охранник, вероятно, добивавшийся благосклонности Готти, разбудил его в камере. Новость, прошептанная на ухо Готти, была громовым раскатом: его младший босс был устранен ФБР. Полуночный перевод, знал Готти, означал только одно: Сэмми Бык стал крысой.
В ту ночь Гравано, окруженный конвоем агентов, был доставлен на «конспиративную квартиру» ФБР, в мотель на Лонг-Айленде, для предварительного допроса. На следующий день его перевезли в учебную академию ФБР в Куантико, штат Вирджиния, для подробного допроса. Глисон, Мэлони и Моу с облегчением узнали, что перебежка Гравано была подлинной, а не дьявольской ловушкой Готти. Проследив за своей жизнью в преступном мире, Гравано раскрыл множество жестоких преступлений, которые в противном случае остались бы нераскрытыми. Он также предупредил их о текущих сделках и деятельности мафии. Обвиненный в трех убийствах, Гравано ошеломил своих допрашиваемых, признавшись в участии в шестнадцати других, все из которых так и не были раскрыты. Утверждая, что он нажал на курок только в одном из девятнадцати мафиозных разборок, Гравано оправдывался тем, что он был наблюдателем, а не серийным убийцей. «Иногда я был стрелком. Иногда я подстраховывал. Иногда я подставлял парня. Иногда я просто говорил об этом».
Центральным событием его откровений стала казнь Пола Кастеллано и Томми Билотти возле стейк-хауса «Спаркс». Гравано не был причастен к двойному убийству, но, тем не менее, он рассказал подробности заговора, планирования и личности команды убийц. Его дознаватели были поражены, узнав, что он и Готти были на месте преступления, сидели в припаркованной машине и наблюдали за разворачивающейся драмой убийства. Более того, он представил радикально иную версию убийства, чем та, которую обвинение собрало для суда.
«Вы все неправильно поняли, — сказал Гравано Глисону. — Мы не выходили из машины». Стоять на улице было бы слишком опасно, добавил Гравано, потому что Кастеллано мог узнать их и убежать, прежде чем его настигнут убийцы. Изображение Гравано на месте убийства дисквалифицировало таинственного свидетеля, который был готов дать показания о том, что заметил Готти на тротуаре возле Спаркса. Основываясь на показаниях Гравано, прокуроры предположили, что свидетель честно опознал одного из реальных стрелков, Винсента «Винни» Артузо, который был похож на Готти физически.
Помимо убийств Спаркса, Гравано из первых рук рассказал о захвате власти Готти и его действиях в качестве босса семьи Гамбино на протяжении пяти лет. Его показания укрепили краеугольное обвинение в том, что Готти был императором предприятия РИКО. Еще одним подарком для обвинения и ФБР стало раскрытие Гравано информации о подтасовке присяжных в Бруклине во время первого суда над Готти по делу РИКО и его оправдательного приговора в 1986 году. Он представил полную картину того, как с помощью банды Westies он передал взятку в 60 000 долларов одному из присяжных по делу, которое вела Диана Джакалоне.
Проницательное знание быком Сэмми ранее неизвестных деталей потребовало радикальных изменений в первоначальном сценарии судебного разбирательства, предложенном обвинением. В качестве главного обвинителя Глисон провел два суматошных месяца, перестраивая план действий, чтобы убедить присяжных осудить Джона Готти. Чтобы расслабиться во время бесчисленных дебрифингов в Квантико, мачо, но гиперстеник Гравано ежедневно пробегал по три-пять миль трусцой и сражался на боксерском ринге с более молодыми и сильными агентами ФБР.
С первого дня — с начала отбора присяжных в январе 1992 года — личность Готти доминировала в атмосфере зала суда. Его репутация главного гангстера Америки и самого разыскиваемого Министерством юстиции мафиози привлекла к этому событию всю национальную и международную прессу. Это был четвертый судебный процесс над Готти за последние пять лет. Ставки были высоки. Оправдательный приговор стал бы деморализующим поражением для правительства, укрепил бы репутацию «тефлонового дона» как непобедимого и, возможно, навсегда оградил бы его от дальнейших преследований.
Джон Готти, конечно же, демонстративно показал свое высокомерие и презрение к оппонентам. Он вызывающе смотрел на судью Глассера, как бы желая мысленно расстроить и запугать его. Вне присутствия присяжных, слышимым на сцене шепотом, он изрыгал ругательства в адрес обвинителей. Во время одного из перерывов Питер Боулз, репортер газеты Newsday, услышал, как он назвал судью и прокуроров «педиками» с «немытыми волосами». Устремив взгляд на Глисона, он прошептал, что прокурор ведет против него «вендетту», и пробормотал Локасио, что Глисон одержим им и не может сосредоточиться ни на ком другом. «Я его единственный обвиняемый. Он просыпается утром и говорит жене: «Привет, Джон»». Часто, когда Глисон проходил рядом со столом защиты, Готти рычал: «Твоя жена — наркоманка» — абсурдный намек на жену Глисона, медсестру, которая, предположительно, имела доступ к наркотикам во время своей работы.
Другого прокурора, Джеймса Оренштейна, Готти назвал «христоубийцей», очевидно, потому, что тот был евреем. В других случаях Готти открыто называл агента ФБР «гребаным мешком с отбросами», а Мэлони — «гребаным бездельником». В совершенно неуместной литературной метафоре он указал на хорошо сложенного, мускулистого агента Джорджа Габриэля, высмеяв его как «Маленького лорда Фаунтлероя».
Глассер, бывший декан Бруклинского юридического факультета, считающийся справедливым и твердым судьей, положил конец шуткам, которые Готти и его адвокаты устраивали на предыдущих процессах. Судья предупредил, что если Готти еще раз проявит несдержанность, то его удалят из зала суда и заставят наблюдать за ходом процесса по закрытому телевидению. На этом выходки Готти в зале суда закончились.
Вместо Брюса Катлера в зале суда появился Альберт Кригер, уважаемый судебный адвокат из Майами, бывший президент Национальной ассоциации адвокатов по уголовным делам. Высокий лысый Кригер, похожий на актера Юла Бриннера, был виртуозным перекрестным допросом, но его общительность раздражала Готти. Заметив, как Кригер болтает в перерыве с Малони, Готти властно приказал адвокату прекратить беседу с противником. «Мне лучше прекратить это, иначе я окажусь в багажнике машины», — сказал Кригер, подмигнув Малони.
Готти также иногда проявлял легкомыслие. Однажды днем Малони сообщил Кригеру, что Томас Гамбино, сын покойного дона Карло, только что заключил сделку с прокуратурой Манхэттена. В соглашении о признании вины по обвинению в том, что, будучи одним из главных капо Готти, он незаконно контролировал большую часть грузоперевозок в Гармент-центре, Томми согласился выплатить штраф в размере 12 миллионов долларов. Он также согласился отказаться от своих маршрутов грузоперевозок в центре. Услугой за услугу для Гамбино стало то, что он избежал дня заключения, признав себя виновным по смягченному обвинению в рэкете.
