Одной из таких записей была длинная беседа между Готти и Локасио 12 декабря 1989 года. Она ошеломила Сэмми Быка. Он услышал, как Готти презирает его за то, что тот процветает за счет афер в строительной отрасли, и поносит его за то, что он создает свои собственные силовые базы для соперничающей мафии. Еще более зловещими для шансов Сэмми на оправдание стали высказывания Готти, возлагавшего вину за множество убийств только на него: якобы убийства были совершены для разрешения финансовых споров Сэмми с партнерами по мафиозному бизнесу.
Вскоре последовал еще один удар по защите, когда судья Глассер дисквалифицировал Брюса Катлера как судебного адвоката Готти и Джеральда Шаргеля как адвоката Гравано. Подслушанные разговоры между адвокатами и Готти в коридоре за клубом «Рэйвенит» дали Глисону, упорному прокурору, основание отстранить их по причине конфликта интересов.
Другие записи указывали на то, что Готти тайно выплачивал этим двум адвокатам гонорары за защиту нескольких клиентов семьи Гамбино, тем самым, по словам прокурора, делая их «домашними адвокатами» мафии. Готти также намекнул на то, что он осуществлял платежи «из-под стола». «Если они [власти] хотят по-настоящему разбить яйца Брюсу Катлеру, то что он получил от меня, — сказал Готти Фрэнку Локасио. — Я заплатил налог с тридцати шести тысяч. Что я мог ему заплатить?»
Судья Глассер постановил, что расшифрованные разговоры между Готти и адвокатами, а также упоминания Катлера и Шаргеля на пленках превратили их в потенциальных свидетелей. Он заявил, что адвокаты скомпрометировали себя, обвиняя в препятствовании правосудию, которое было частью обвинительного заключения. Устранение адвокатов Глассером расстроило Гравано больше, чем Готти. В 1986 году Шаргель, адвокат многих мафиози, добился для Гравано оправдательного приговора по делу об уклонении от уплаты налогов на миллион долларов. Глубоко веря в мастерство Шаргеля, Гравано очень рассчитывал на то, что выбранный им адвокат вытащит его из тупика РИКО.
Полагая, что их шансы победить обвинения ничтожны, Гравано впал в отчаяние и задумал побег из камеры на одиннадцатом этаже федерального исправительного центра Метрополитен (MCC) в Нижнем Манхэттене. Он решил, что сбежать из тюрьмы будет проще, чем из исправительного учреждения строгого режима. Его план заключался в том, чтобы подкупить охранников, чтобы они пронесли веревки, и с помощью сообщников снаружи спуститься через окно. Готти отнесся к этой идее как к слишком безрассудной: он не хотел спускаться с одиннадцати этажей на веревке. У него был другой маршрут побега. «Где-нибудь по дороге, — сказал он Гравано, — мы соберем 4 или 5 миллионов долларов, подкупим президента и получим помилование». Он напомнил Гравано о том, что Джимми Хоффа, коррумпированный и мафиозный президент профсоюза рабочих, проделал подобный трюк. В 1971 году длительный срок заключения Хоффы был смягчен после того, как он организовал пожертвования и политическую поддержку для кампании по переизбранию президента Никсона. Гравано решил, что «окно — это лучший шанс», чем рассчитывать на президентское помилование или смягчение приговора, но он не смог преодолеть вето Готти. Находясь в одной камере, оба гангстера отдалялись друг от друга. Гравано служил в армии, и ему были неприятны непатриотичные высказывания Готти во время войны в Персидском заливе в 1991 году. Смотря телевизионные новости в МКЦ, Готти сказал, что в отместку за кампанию правительства против него и мафии он надеется, что Америка будет побеждена Ираком.
Гравано также размышлял о том, что Готти пренебрежительно отозвался о нем за его спиной на записи встречи с Локасио. Он считал себя беспрекословным, преданным консильери и подчиненным Готти. Хотя он передавал Готти около 2 миллионов долларов в год из своих незаконных доходов, записи раскрывали обиду и ревность Готти к Гравано. За десять месяцев, проведенных в тесном помещении, Сэмми все больше разочаровывался в Готти, ежедневно выслушивая его кривляния и самовосхваление. Он был убежден, что Готти разрабатывает стратегию спасения себя, направляя адвокатов защиты, чтобы те на суде намекнули, что на самом деле за чередой убийств и других преступлений стоит Гравано, а не Готти. По указанию Готти новая команда адвокатов держала Гравано в неведении относительно важнейших улик обвинения. Он не разрешил Гравано и Локасио прослушивать записи обвинения, читать стенограммы или встречаться наедине со своими адвокатами. Наконец, Готти отклонил просьбу Гравано о раздельном судебном разбирательстве как лучшую надежду на то, что один из них сможет победить и быть освобожденным, чтобы сохранить семью Гамбино. По словам Гравано, Готти предложил эгоистическую причину для отказа от раздельного судебного разбирательства. «Теперь дело не во мне, — сказал Готти Гравано во время тет-а-тет в блоке камеры. — Все должно быть направлено на спасение Козы Ностра, которая и есть Джон Готти. Коза Ностра нуждается в Джоне Готти. У тебя с этим проблемы?»
У Сэмми действительно были с этим проблемы. Он и Локасио обижались на унизительное отношение Готти к ним, и они сговорились о том, что предпримут, если каким-то чудом победят выдвинутые против них обвинения. «В какой-то момент мы с Фрэнки договорились убить Джона», — вспоминал Гравано. Ранней осенью 1991 года шурин Гравано Эдвард Гарафола, посетивший тюрьму, подкинул Сэмми Быку радикальное решение. Гарафола предложил, чтобы Гравано дезертировал и стал сотрудничающим свидетелем правительства.
Предать или быть преданным — таков был выбор Сэмми Быка. Корыстные интересы Гравано были очевидны. Он дезертировал из мафии. «Мне все это было противно», — позже признался он, заявив, что больше не мог терпеть высокомерие Готти и подчиняться строгостям Козы Ностра.
Через свою жену Дебру Гравано отправил сообщение Фрэнку Сперо и Мэтью Трикорико, агентам ФБР из «Отряда Гамбино», которые занимались его расследованием в течение нескольких лет. От Дебры изумленные агенты узнали, что Сэмми хочет обсудить сделку. Однажды в октябре, после обычного предварительного слушания в суде в Бруклине, Гравано провели через задние коридоры на конфиденциальную встречу. Там его ждали прокурор Джон Глисон и сотрудник ФБР Брюс Моу. «Я хочу сменить правительство», — спокойно сказал Гравано.
Изучив Гравано за одиннадцать месяцев досудебных заседаний, прокуроры и агенты оценили его как мафиози, которого, скорее всего, не удастся поймать. «Он самый жесткий парень в зале суда, — подумал Глисон. — У него гангстерская манера поведения. Он выглядит более устрашающе и грозно, чем кто-либо другой». Если бы Глисон ставил на перебежчика, он бы выбрал Фрэнка Локасио как наиболее уязвимого. Когда судья отказался временно отпустить его под залог, чтобы навестить тяжелобольную мать, у Локасио на глаза навернулись слезы. «Он ведет себя не как умник, а как обычный человек», — признал Глисон.
Соглашение о сотрудничестве, предложенное Глисоном, обязывало Гравано раскрыть всю свою криминальную историю и все свои знания о преступлениях, совершенных мафиози из семьи Гамбино и других семей. Самое главное — он должен был выступить в качестве главного свидетеля против своих бывших товарищей по иерархии, Готти и Локасио. В награду Глисон пообещал, что в обмен на признание вины по смягченному пункту обвинения РИКО и его помощь в осуждении главарей мафии правительство порекомендует ему максимальный срок заключения в двадцать лет; ранее ему грозил пожизненный срок по РИКО без права досрочного освобождения. Гравано хотел получить еще более короткий срок, но Глисон не стал уступать. Перебежчик выторговал одну уступку: его обязательное использование в качестве свидетеля на мафиозных процессах ограничивалось обвинениями, полученными в течение двух лет после его дезертирства; после этого срока его нельзя было принудить к даче показаний. Он утверждал, что это положение позволит ему вести более нормальную жизнь после освобождения из тюрьмы.
Гравано также хотел получить освобождение от дачи показаний против бывших друзей из его старой бруклинской команды и против родственников. Правительство отказалось сделать эту уступку в письменном виде, но фактически предоставило ее ему; он ни разу не был вызван в качестве свидетеля обвинения против приятелей из той команды или родственников.
