Готти рассказал Гравано и Локасио, что в разговоре с Катлером адвокат пожаловался, что тот делает его «мальчиком на побегушках», требуя выяснять, не намечается ли очередной «щипок». «Мы делаем тебя мальчиком на побегушках, — возразил Готти. — Высокооплачиваемым мальчиком на побегушках. Брюс, что еще хуже».
В заключение он попенял адвокатам за то, что они пытались задобрить его обещаниями верности. «У них теперь своя рутина, у этих двух адвокатов. Я называю их «Мук и Блядь». Когда я вижу Брюса, он говорит: «Привет, Джерри тебя любит». «Он на 100% в твоем углу»; когда я вижу Джерри, «Привет, Брюс любит тебя. Он на 100% в твоем углу». Я знаю, что вы оба меня любите? Оба, блядь, (неслышно). Я не думал (смех), что вы тупые ублюдки, понимаете?».
14 января 1990 года Готти был бодр и уверен, что если его оправдают на процессе О'Коннора, то он больше никогда не подвергнется преследованию. «Они больше не смогут вынести никакого наказания, Сэмми, — сказал он Гравано. — Нет, если я выиграю этот процесс. Если я проиграю, забудьте об этом. Но если я выиграю, как, черт возьми, они смогут, знаешь, они будут в ударе. Как будто ты продолжаешь драться с парнем, а он нокаутирует тебя в первом раунде. Ты что, шутишь, что он сможет продержаться второй раунд? Минчиа! (Легковерный идиот)».
Даже когда его разговоры тайно записывались, угроза правительственной прослушки и «жучков» не давала покоя Готти. Об электронной слежке он думал, когда 24 января встречался с Гравано и Локасио. Ему пришлось признать, что он был главным преступником, что его собственные слова, записанные с помощью «жучков» в клубе «Бергин», стали главной уликой против него в деле О'Коннора. «Меня тошнит от того, что мы были так чертовски наивны. Я, номер один».
Чтобы помешать правительству, он хотел, чтобы все члены семьи были предупреждены, что неосторожные слова будут жестоко наказаны. «И отныне, — сказал он, — я говорю вам, что если парень только упомянет «Ла» или захочет сказать «Ла, ла, ла, ла». Он просто скажет «Ла», парень, я задушу этого хуесоса. Понимаете, о чем я? Ему не нужно говорить «Коза Ностра», просто «Ла», и они уходят».
Несколько минут спустя Готти, казалось, забеспокоился, что его продолжающийся судебный процесс и возможный приговор могут подтолкнуть диссидентов в семье. На самом деле у него был рапорт о нелояльности одного солдата. Не называя виновного, Готти предложил решение для любого, кто бросит ему вызов. «И его надо выпороть! Потому что он получит то же самое, по той же причине, что и Джелли Белли. Вы хотите бросить вызов администрации? Что ж, мы примем вызов. А ты уйдешь, ублюдок». (Джелли Белли — это отсылка к 300-фунтовому солдату Гамбино Луису ДиБоно, который был застрелен в своей машине, припаркованной в подземном гараже Всемирного торгового центра).
В зимние месяцы встречи в квартире Чирелли были для Готти заметно комфортнее и удобнее, чем прогулки по морозным улицам. Но в середине января Готти получил намек на то, что уютная квартира могла быть обнаружена правительством. Очевидно, тревога была вызвана тем, что прокуроры Южного и Восточного округов вели в отношении Готти дублирующие друг друга и конкурирующие расследования. Уолтер Мак, федеральный прокурор Южного округа Манхэттена, расследовал убийства Кастеллано-Билотти в стейк-хаусе «Спаркс». Неохотно свидетелем перед большим жюри выступил Джимми Браун Фаилла, капо Гамбино, который ждал Кастеллано в ресторане в ночь убийства. После заседания большого жюри Фаилла сообщил Готти, что его спрашивали, встречался ли он когда-нибудь с Готти и где. Этот вопрос о местах встреч, хотя и не касался конкретно квартиры, был тревожным сигналом, который помог убедить Готти отказаться от использования квартиры.
Вопрос о местах встреч продемонстрировал отсутствие сотрудничества и связи между отдельными правоохранительными органами, расследующими дело Готти. В ФБР и прокуратуре Восточного округа лишь небольшое число людей знало о прорыве жучка в квартире Чирелли. Поскольку ФБР и Восточный округ скрывали информацию от Южного округа, вопросы Уолтера Мака к Фаилле могли случайно навести Готти на мысль о том, что за квартирой ведется наблюдение.
Хотя Готти избегал квартиры Чирелли, Эндрю Малони, прокурор Восточного округа, и Брюс Моу, глава Отряда Гамбино, были уверены, что Готти уже уговорил себя на железный приговор. После четырех лет поисков дымящегося пистолета, чтобы поймать Готти, Малони считал, что получил громогласную пушку.
На роль главного обвинителя, который должен был выстроить судебное дело, Мэлони выбрал Джона Глисона, помощника Дайаны Джакалоне на процессе по делу РИКО в 1986 году, на котором Готти был оправдан. Джакалоне покинула офис, но Глисон из неопытного новичка превратился в превосходного адвоката. Квазинезависимые федеральные ударные группы по борьбе с организованной преступностью были постепенно свернуты к 1990 году, и Малони, полностью контролируя все обвинения против мафии, поручил Глисону возглавить отдел по борьбе с Козой Ностра. Худощавый, в черепаховых очках и с академической внешностью, Глисон добился ряда обвинительных приговоров по делам мафии, которые произвели впечатление на адвокатов мафии. За его быстрый ум, юридические навыки и лаконичные выводы адвокаты оппозиции прозвали Глисона «иезуитом». Перспектива предъявить обвинения и осудить Готти давала 37-летнему Глисону редкий второй шанс искупить вину за предыдущие судебные неудачи Восточного округа с Готти и его яростно сопротивляющимися адвокатами.
Вооружившись записями пяти важнейших встреч в квартире Чирелли и нескольких прослушиваемых конференций в коридоре здания Рэйвенит, Глисон должен был собрать видео- и фотоматериалы ФБР и свидетелей, чтобы дополнить доказательства и вписать их в логический контекст. Тем временем летом и осенью 1990 года Мэлони вел борьбу на другом фронте: в вечной юридической трясине и соперничестве с прокуратурой Южного округа. Малони считал, что в 1987 году он договорился с Рудольфом Джулиани о том, что Восточный округ в Бруклине будет вести дело Готти по РИКО, а Южный округ в Манхэттене займется убийствами Кастеллано и Билотти. В соответствии со Статутом наемного убийцы, прокурор США Отто Обермайер, сменивший Джулиани, все еще добивался федерального обвинения по убийствам Спаркса совместно с окружным прокурором Манхэттена Робертом Моргентау.
После предварительных размышлений Малони о том, какое дело — об убийстве или о РИКО — должно рассматриваться первым, Обермайер и Моргентау предложили другой план. Они предложили объединить оба дела в один широкий процесс по РИКО на Манхэттене, в Южном округе. Они утверждали, что юрисдикция Южного округа более обоснована, поскольку пленки с записью из здания «Рэйвенит» были получены на Манхэттене, а самое шокирующее преступление — убийство Кастеллано — произошло в этом районе.
«После того как мы составили сильное дело по РИКО, — жаловался Мэлони, — я изложил Южному округу наши факты. Мы не хотели включать дело об убийстве Кастеллано в обвинительное заключение по РИКО: оно не было настолько сильным. Но ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Обермайер и Моргентау внезапно захотели получить всю энчиладу. Им нужна была главная часть дела — часть, связанная с РИКО».
Спор мог быть разрешен только руководством Министерства юстиции, и в ноябре 1990 года враждующие округа обсудили этот вопрос перед своим начальством в Вашингтоне. Обермайера сопровождал уважаемый Моргентау — бывший прокурор Южного округа в течение десяти лет, чье мнение могло повлиять на вашингтонскую бюрократию. Моргентау поддержал основные положения Обермайера о том, что судьи Южного округа обладают более высокой квалификацией, чем те, что находятся за рекой, в Бруклине, и меньше шансов, что на них будут давить воинственные адвокаты, которых Готти наверняка найдет. Еще одним слабым местом Восточного округа, по мнению Моргентау и Обермайера, был уязвимый состав присяжных. Готти и семья Гамбино имели опыт попыток подкупа или запугивания присяжных.
