Итак, весной случилось внезапное: сошли с ума бьяры. Обезумели сразу всем народом!

«Зарни Зьен опять явился! Он идет спасти нас от потопа!» – донесения о подобных разговорах начали приходить постоянно и со всех концов Бьярмы. Аршалай сперва не придавал им значения. Бьяры обожали своего Небесного Всадника и считали, что на этот раз он воплотился в государе Аюре. А с ложными царевичами было покончено еще осенью.

Потом наместнику сообщили, что Каргай поймал новое воплощение Зарни Зьена и это вовсе не царевич, а какой-то старый слепой калека. Аршалай только пожал плечами и посмеялся над правителем Яргары. Дескать, тот так вошел во вкус охоты за ложными царевичами, что все никак не может остановиться…

Тут взбунтовались переселенцы в Белазоре. Аршалай подавил бунт без всякого труда. Видно, новый Зарни еще не успел влить яд в уши местных жителей – и Аршалай, вдохновленный легким успехом, расслабился.

А зря…

В один далеко не прекрасный день бьяры в одночасье, словно следуя приказу, взяли – и ушли… Причем не только подневольные землекопы с Великого Рва, но и наемные слуги, и стряпухи, и дровосеки, и брадобреи – вообще все! Аршалай был страшно зол. Велел срочно нанять новых, старых вернуть и примерно наказать…

Но и тогда он еще не ощутил смертельного вкуса той каши, что заваривалась в его владениях.

Когда ни один бьяр не соглашался служить арьям, шарахаясь от прежних господ, словно от злых дивов…

Когда в Майхоре начались убийства арьев – такие необъяснимые, жестокие и нелепые, что первое время в них просто не верилось…

Когда наемных рабочих стало слишком мало, ссыльные начали разбегаться и пришлось остановить строительство Рва…

Вот тогда Аршалай наконец понял, что происходит нечто очень, очень скверное. И решил прибегнуть к суровым средствам.

И поехал в Яргару…

Руки Аршалая задрожали, давний ужас наполнил слабостью колени.

И снова за левым плечом, уже намного ближе, раздался вздох…

– Эй, чего стоишь? – дребезжащим голосом закричал наместник. – Чаша пустая!

Арсури подскочил с бочонком и быстро налил кубок до краев.

Аршалай жадно выпил, проливая половину – так дрожали руки при одном воспоминании о празднике на поле у Каргая.

Никогда еще он не был так близок к смерти!

Наместник был вовсе не глуп, да и разведка у него была хороша. Очень скоро выяснилось: источник всех бед – слепой колдун Зарни Зьен. Непонятно, чего он хотел, зачем мутил бьяров, но его просто необходимо было немедленно убить. Причем при всем народе, чтобы не ходило потом слухов о чудесно воскресшем или спасшемся Небесном Всаднике…

Судя по доносам, Каргай полностью подпал под влияние нового Зарни. Он точно не захотел бы отдать его просто так. Но Аршалай и не собирался с ним спорить.

«Как подойдем поближе, стреляйте по моему приказу», – велел он охране, въезжая на поле.

Застрелить Зарни Зьена, этого ложного бога, – жестоко, у всех на глазах. Раз и навсегда прекратить почитание земных воплощений сомнительного сына Сола…

Да, все свершилось очень быстро. Каргай не успел и рта раскрыть. Зато Зарни успел…

– Так вот ты каков, гусляр, – произнес Аршалай, с любопытством разглядывая слепца одесную изумленного Каргая. – Не знаю, кто ты таков на самом деле, но…

– Я – Зарни Зьен, – громовым голосом, раскатившимся над притихшим полем, ответил слепец. – Убейте змееголовых!

Тогда Аршалай понял, что́ ощущает дичь, затравленная на охоте. Никогда в жизни он не ощущал такого ужаса и обреченности, как в тот миг, когда против него разом обернулось все праздничное поле. На добродушных, оживленных лицах бьяров – мужчин, женщин, детей – при взгляде на ария появлялось одно и то же, почти нечеловеческое выражение. Так смотрят на ядовитую гадюку, прежде чем ударить ее палкой…

– Убьем тварь! – понеслось со всех сторон. – Убьем змеелюда!

И толпа бросилась на правителя Бьярмы.

Почти вся его свита была растерзана в клочья прямо там, на праздничном поле. С огромным трудом уцелевшая горстка охранников пробилась к лесу, увозя наместника.

– Где, где змееголовый? – лепетал Аршалай, озираясь в седле, пока кровавое поле не скрылось далеко за поворотом дороги.

– Это ты, ясноликий, – холодно ответил ему Шайн.

Из всей свиты лишь телохранитель-накх сохранил спокойствие. Разве что выглядел несколько мрачнее обычного.

– Я?!

Аршалай схватился за голову, ощупывая лицо.

Шайн хмыкнул. Эта насмешка отчасти вернула наместника в разум.

– Колдун навел морок?

– Ну да.

– А ты? Или накхов мороки не берут?

– Отчего ж не брать? Что мы, не люди, что ли?

– И ты видел меня в облике змеелюда?

– Видел.

– И спас?! А, я понял! Вы же поклоняетесь Змею…

– Да мне все равно, что там у тебя с головой, ясноликий, – весьма непочтительно ответил накх. – Я тебе присягал.

– Похвальная верность… – еле ворочая языком, выговорил Аршалай и упал в обморок…

Аршалай перевел дух, одним глотком выхлебал кубок и упал в кресло. Его трясло, как тогда, на лесной дороге. Честно сказать, тот страх не прошел до сих пор. Наместник опасался, что теперь он не пройдет никогда…

Вернувшись в полный пугающих слухов Майхор, наместник сразу заперся у себя. Просидел один всю ночь, потом собрал всех ближников, кто мог быть полезен, взял казну, припасы, домашнее войско – и скрылся в лесах, бросив город на произвол судьбы…

Что там сейчас, в Майхоре? А Хул его знает! Может, бьяры уже всех перерезали. Аршалаю не было до того дела – и даже не стыдно.

Какой стыд, когда речь идет о спасении его драгоценной, единственной жизни?!

«Надо спасать себя – остальное неважно, – в тысячный раз подумал Аршалай. – В столицу! Мне надо в столицу!»

Мысль о возвращении в столицу была для Аршалая единственным просветом в непроглядном ужасе этой весны. Да, придется признать – Бьярму он потерял. Здесь у него нет союзников, а одному против безумных бьяров не выстоять.

Но как попасть в столицу?

В Гуляй-крепости достаточно войска и припасов, чтобы продержаться хоть до лета. А дальше что? Пробиваться в Аратту с боями? Это верная гибель. Идти в обход, вдоль Змеиного Языка? Бьяры вроде бы знают тропы… А толку?!

Трубный рев внизу заставил правителя Бьярмы вздрогнуть и открыть глаза. За ревом последовал взрыв хохота, лай, звуки шумной возни…

«Кому там так весело?»

Аршалай не без труда поднялся на ноги и подошел к перилам. Внизу, во внутреннем дворе, топталась гора свалявшегося грязно-белого меха, размахивая хоботом и топая так, что стены ходили ходуном. Вокруг мамонта, заливисто лая, почти кидаясь ему под ноги, прыгал мохнатый сторожевой пес. Чуть подальше стояли молодые псари, крича и подначивая пса. Огромный пес притворно нападал на мамонта, будто пытаясь схватить его за ноги. Мамонт пятился, отмахиваясь хоботом. Вдруг хобот стремительно упал вниз, а в следующий миг пес с визгом подлетел в небо и упал в глубокий сугроб. Под хохот псарей выкопался из сугроба, отряхнулся, подняв вихри снежной пыли, и снова с лаем принялся скакать вокруг мамонта.

Недовольная гримаса у следившего за игрой зверей Аршалая понемногу сменялась добродушной улыбкой. Белого мамонта Айхо сперва побаивались – уж очень велик! – но понемногу привыкли. Теперь же его любила вся Гуляй-крепость, от косматых псов до важного ария-управляющего, который поначалу ежедневно подавал Аршалаю записки с просьбой убрать огромную скотину из крепости в отдельный загон. Айхо оказался послушным, безобидным, сообразительным, игривым, дружелюбным… Куда более дружелюбным, чем его дикая хозяйка.

Аршалай навалился на жалобно скрипнувшие перила, высматривая Айху. Что это не играет со своим «братцем»? А, вон она – сидит в стороне, подперев голову руками, с мрачным, насупленным видом.