– Ты видела древний обряд. В наших лесах – свои боги. Если я и далее желаю вести свой народ, то обязан почитать их всех. Так все же ты не ответила. Кто отвел тебя в лес?

– Меня отвели мои ноги. Я шла за тобой…

– Нет, не шла. Я очень хочу узнать, кто и зачем надоумил тебя за мной следить.

– А я тоже очень хочу узнать, кто надоумил тебя приносить в жертву арьев! – закричала Аюна. – Что ты скрываешь от меня? Какой ты на самом деле? Я поверила твоим словам о том, что мир меняется и мы рождены, чтобы обновить его… Это и есть твое обновление?

– Там был один арий, это верно, – нахмурился Станимир, будто пытаясь что-то вспомнить. – Он был ловкий боец, весьма ловкий… Мне все же удалось его осилить, – правда, я не помню как…

– Ты лжешь! – воскликнула царевна, и ее золотистые глаза потемнели. – Ты загрыз его!

– Загрыз? – удивленно повторил вождь лютвягов. – Должно быть, ты что-то путаешь.

– Я говорю о том, что видела сама. Не пытайся юлить!

– Я говорю как есть. Не помню ничего такого.

От беспомощности и отчаяния глаза царевны вдруг наполнились слезами.

– Ишан был моим родичем, – срывающимся голосом выговорила она. – Мы знали друг друга с детства…

– Мне, право, жаль, – склонил голову молодой вождь. – Если бы я только знал…

Царевна отвернулась, уткнулась лицом в ладони и разрыдалась, сама не зная отчего. То ли от жалости к Ишану, то ли от жалости к себе. Ее синеглазый Станимир, которому она была готова довериться всей душой, – такой же кровожадный оборотень, как Шерех, а все его слова – ложь…

Станимир чуть помедлил, а затем шагнул вперед, привлек девушку к себе и начал гладить по голове. Аюна уткнулась ему в грудь, заливаясь слезами.

– Мы – лютвяги, дети Матери-Волчицы, – заговорил он. – Когда Исварха уходит в дальние пределы небесных полей, землю укрывает темнота и сковывает лед, а леса наполняются нечистью, алчущей тепла человеческих жизней. Кто защитит людей, как не я и мои воины? Чтобы сражаться с тьмой, надо и самому быть страшным… Это так, царевна, и тебе придется это принять. Не прячь лицо, Аюна! Только ребенок при виде зверя закрывает глаза и считает, что теперь он в безопасности. Открой глаза и посмотри на меня. Для тебя я не опасен.

– Откуда мне знать? – всхлипнула царевна. – Ты убил семью Кирана… Ишана загрыз… Может, ты и меня…

– Клянусь Солнцем, я никогда тебя не обижу!

Руки князя скользили по ее спине и волосам, лучше всяких слов убеждая царевну в его правдивости и любви. Аюна подняла на него взгляд и улыбнулась сквозь слезы:

– Я тебе верю… Вейлин.

В этот миг дверь открылась без стука. На пороге горницы возник Шерех – еще мрачнее обычного.

– Что-то стряслось? – повернулся к нему Станимир, выпуская Аюну из объятий.

– Да, – кратко ответил тот.

– Только что из лесу принесли мертвого Бурмилу. Тело нашли у самой дороги, возле тропинки… – Шерех исподлобья взглянул на вождя. – Горло разорвано волчьими клыками.

Станимир стиснул челюсти. Аюна вспомнила свой сон, и ей стало так жутко, что даже в глазах потемнело, как тогда ночью на сосне. Что же это? Неужели и это ее вина? Лесная богиня мстит?!

– На торжище шепчутся о Волчьем круге, – продолжал Шерех. – Болтают, дескать, только Бурмила правду на пиру тебе в глаза сказал, а ныне уже за это поплатился…

– Ты видел тело? Клыки на горле и впрямь волчьи?

– Клыки-то волчьи, да только прикус не волчий.

– Значит, так поступим. Возьми своих людей, по торжищу пройдешь. Может, люди что видели или слышали. Бурмила не пичуга, упорхнуть не мог.

– Уже начал, – буркнул Шерех. – Под вечер Бурмила сидел в кружале с сородичами, глаза заливал. А потом по нужде вышел, да так и не вернулся.

– Не вернулся – ладно… Раз мертвым за стенами нашли, стало быть, отчего-то сам ушел, – быстро обдумывая положение дел, проговорил вождь лютвягов. – Небось через ворота его силком не тащили. Надо узнать, с чего это он вдруг, не попрощавшись, подался из города. Кто с ним был, налегке ушел или нет. Не ограбил ли кто. Все разузнай! Тот, кто Бурмилу прикончил, целил в нас… Ступай.

Шерех наклонил голову и молча вышел из горницы.

Станимир повернулся к царевне:

– А ты мне ничего не хочешь рассказать?

– О чем? – настороженно спросила царевна.

Хотя Шерех и его вождь говорили на своем языке, она уже поняла, что случилось нечто очень нехорошее.

– О смерти Бурмилы – того самого, кто вчера против тебя на пиру речь держал.

– Я об этом ничего не знаю! Да и какое мне дело до злобного дикаря?

– За этим… дикарем стоит большой и сильный род, – сухо заметил вождь. – Сильней моего!

– Я не убивала его!

– И не догадываешься, кто бы мог это сделать?

– Откуда бы?

– Понятно…

Станимир открыл дверь:

– Шерех, вернись!

Хмурый верзила, ушедший было из терема, снова поднялся по лестнице.

– Подбери кого-нибудь из своих людей, – заговорил Станимир, переходя на язык лютвягов. – Завтра поутру отвезите царевну на мою охотничью заимку. Но только тихо, чтобы никто не прознал.

– Отвезу, – кивнул тот, бросив хищный взгляд на девушку.

– Все, ступай. – Станимир повернулся к недоумевающей Аюне. – Я отошлю тебя, пока не уляжется шум. Побудешь в одном тихом, уединенном месте.

– Но…

– Не сомневайся, о тебе позаботятся.

Брови Аюны сошлись над переносицей.

– А меня ты решил не спрашивать?!

– Если желаешь, могу спросить. Но завтра ты все равно туда отбудешь.

Станимир сидел один в большом чертоге своего дворца, погруженный в раздумья. Помимо прочего, чертог предназначался для приема послов. Конечно, он не мог сравниться с тронным залом Лазурного дворца. Но для тех, кто не видел убранства царских покоев, здешние резные столбы и расписные балки с узорами, исполненными глубокого и тайного смысла, казались настоящим чудом.

Однако Марас, посланник и родич изорянского вождя Учая, на красоты Станимирова дворца даже не взглянул. Уставившись прямо на вождя своими рыбьими глазами, бесстрастно изложил предложение Учая – такое неслыханно щедрое на первый взгляд, но по сути больше походившее на хитрую и подлую ловушку…

Выслушав Мараса, вождь лютвягов, как много раз прежде, сделал суровое лицо и сообщил, что хорошо обдумает его слова, а затем даст ответ. По разочарованному виду изорянина было ясно, что тот ожидал совсем иных речей, и Станимира это порадовало. Однако перечить Марас все же не посмел, лишь нахмурился и вышел.

Илень, служивший толмачом в беседе, намеревался было уйти вслед за ним, но Станимир попросил его вернуться. И вот теперь ждал. От их беседы зависело очень многое…

Когда дривский воевода вновь появился в резном чертоге, Станимир поднял голову и с улыбкой подозвал к себе:

– Иди сюда, Илень. Садись рядом, вот кресло… Я тут велел на торжище порасспросить о вашем Учае, и кое-что меня удивило…

– Что же?

– Правду ли говорят, что он, хоть и совсем юн годами, хитер, как седой лис?

– Истинная правда, – кивнул Илень, садясь в кресло. – Такого быстрого и изворотливого ума, как у этого парня, я отродясь не встречал. Все свои победы, а их было уже немало, Учай одержал более хитростью, чем силой и доблестью.

– А правда ли, что при Учае состоял жезлоносец по имени Джериш?

– И это правда. Именно Джериш обучал его войско.

– Так и мне рассказали, – пробормотал Станимир. – А еще говорят, будто этот Учай поныне называет себя наместником Затуманного края. И будто бы Джериш был к нему приставлен из столицы, дабы присматривать и наставлять…

– Это уловка, – отмахнулся Илень. – Она помогла нам взять Мравец. Тамошние арьи были уверены, будто мы идем к ним на помощь.

– Хитро… А еще мне поведали, будто жена Учая открыто жила с тем самым Джеришем. А Учай, зная о том, даже вида не подавал…

– Ишь… – буркнул Илень. – И о том прознал!