Учай сжал пальцы на рукояти кинжала из небесного железа.

— Наступит день, — прошептал он. — Уже очень скоро наступит.

Учай уже собрался было уходить с торжища, когда его взгляд упал на тощего чумазого мальчонку, державшего в руках пяток ножей с простыми деревянными рукоятями. Парнишка неловко переминался с ноги на ногу с таким видом, будто сам не знал, хочет ли продать свои невзрачные ножи. Вот только клинки у них были явно не бронзовые. Холодным блеском они больше всего походили на два меча, которые на всю жизнь врезались в память Учая, — те, что носил за спиной убийца его брата, Ширам. И его собственный дареный кинжал был такой же.

— Что это у тебя? А ну дай! — Остановившись, он потянулся за ножом, но чумазый мальчишка отдернул руки.

— Не отдам! Отец на еду сменять велел!

Учай внимательней посмотрел на мальчишку. Тот совсем не напоминал ни ингри, ни дрива — худенький и гибкий, темноликий, будто подгоревшая лепешка. Угольно-черные волосы и глаза одним своим видом вызвали у молодого вождя непонятную глухую злобу. В кишках шевельнулось что-то мерзкое, холодное. «Да я боюсь, что ли?» — удивился Учай. Через миг он понял, в чем дело. Мальчишка был похож на накха.

— Ишь ты, на еду, — хмыкнул сын Толмая. — Я могу отослать твоему отцу столько еды, сколько ты сможешь унести! А теперь покажи… — Учай вновь протянул руку и взял один из ножей. — Откуда они у твоего отца?

— Сам делает! — гордо заявил мальчик.

— Твой отец кует оружие?

— Самое лучшее! А здешние ножи — просто рыжая болотная грязь!

Учай попробовал лезвие краем ногтя — оно без труда оставило засечку. Ни один бронзовый клинок не смог бы так. А еще этот нож был намного легче бронзового. Понятно теперь, почему мечи Ширама мелькали в воздухе, как стрекозиные крылья!

— Отведи меня к своему отцу, — приказал Учай. — Я желаю с ним побеседовать. Обещаю, что впредь он никогда не будет нуждаться в еде, да и вообще в чем-либо.

— Мой отец не жалует гостей.

— А я не терплю отказов. Ему нужна была еда — сейчас мои побратимы принесут тебе, какую пожелаешь. Бери ее и ступай домой. Ты ведь здешний?

— Да. — Мальчишка чуть замешкался с ответом. — Мы живем тут неподалеку.

— Ну ступай. Передай отцу мою волю. Поверь, это добрая воля. — Он дождался, когда мальчишка уйдет, затем поманил младшего из побратимов. — Вечка, проследи-ка за ним. Я хочу знать, где живет этот умелец.

Вечка прибежал к вечеру. Лицо его было одновременно удивленным и смущенным. Он отводил глаза от старшака, не решаясь заговорить.

— Что случилось? — выжидающе глядя на него, поинтересовался Учай. — Ты потерял мальчишку?

— Нет. Я шел за ним до Медвежьего ручья. Он меня не заметил.

— Хорошо. И что было дальше?

— Там, на берегу, я притаился, ожидая, покуда мальчишка не переправится. Вдруг кто-то рухнул на меня сзади, зажал рот… Глядь — а я уже лежу на земле с моим же ножом у горла!

— Вот как! — Вождь ингри оглядел собрата с ног до головы. — Но сейчас оружие снова у тебя на поясе. Ты что, убил кузнеца?

— Скажешь тоже! — засмеялся Вечка. — Да если бы вскрикнул, не то что дернулся, этот чужак заколол бы меня, как лосенка!

— Чужак? Ты его видел?

— А как же! Потом, когда он меня отпустил, я хорошо его разглядел. Ростом он не выше тебя, однако в плечах куда шире. Волосы черные как сажа, заплетены…

— Как у Ширама? — невольно подобрался Учай.

— Нет, иначе — много косиц, и борода тоже в косу заплетена. И говорит — вроде бы по-нашему, но слова точно выплевывает…

— Ладно, говори дальше, — махнул рукой Учай, мысленно выдыхая. — Что сталось с чужаком?

— Да что с ним станется? Лежу я на берегу, а он так смотрит — лицо темное, брови как у сыча — и спрашивает: «Ты зачем за сыном моим идешь?» Ну я решил схитрить и говорю — мол, послали охранять от дикого зверя и злодеев. Он расхохотался — видно, не поверил — и спросил, кто послал. Тут я сознался, что ежели он тому пареньку отец, то, стало быть, ты его желаешь видеть. Что готов едой, одеждой и всем прочим с лихвой снабдить. Он меня выслушал, имя твое спросил и говорит: «Коли нужен, то поутру пусть приходит к этому же месту на Медвежьем ручье. Один, без охраны». Сказал, что зла он тебе не умышляет, но если ты придешь с людьми, то он не объявится.

— Вот, значит, как… — Учай задумчиво оглядел побратимов. — Условия мне ставит…

Соратники возмущенно загомонили, но сыну Толмая было не до них. Он глядел на Вечку, размышляя. Да, тот, пожалуй, боец не из лучших. И хотя усвоил многое рассказанное и показанное Джеришем, все еще с настоящим воином тягаться не может. Однако же парень — прирожденный охотник. Ходит тихо, прячется ловко, почем зря не шумит. Если отец мальчишки его так легко поймал и скрутил, значит опыт в этом деле у него немалый. И уж конечно, приглашая вождя ингри на встречу, он не шутил.

— А пойду, — выходя из задумчивости, произнес Учай.

— Что, если он тебя порешит? — с тревогой спросил Кежа.

— Хотел бы — так и порешил бы. Вот сам бы на торжище пришел и, когда я ножи глядел, одним меня ткнул. Кто бы помешать успел?

— Не ходи, старшак, — робко вмешался Вечка. — На торжище говорили, что отец этого парня — колдун.

— С чего бы это?

— Люди сказывают, что он водится с духами-болотниками и у себя избу не дровами, а землей топит. Прямо на куски ее режет и в печь бросает… А еще говорят, что ножи свои он заговоренной водой и человечьей кровью поит. Оттого они у него такие острые получаются…

— Говорят, что огромный волк луну съедает, — ехидно ответил Учай. — А затем она утробу ему прожигает и вновь выходит. Да только никто того волка не видел. Сам гляну, тогда и скажу, что там — духи ли злые умельцу помогают, или он знает такое, что нам неведомо.

— Может, Джериша с собой возьмешь? — предложил один из побратимов.

— Он земляка встретил. Они как с брагой засели, так еще и не вставали… Сам пойду. Я ему, чай, не враг. А каждого шороха бояться — лучше из дому не ходить. — Учай поправил на широком поясе подарок Ширама. — Если завтра к вечеру не вернусь, разыщите чужака и отомстите. Но я верю, Шкай защитит меня. Нынче за полночь и выйду.

Учай стоял на берегу, вглядываясь в утренний туман, ползущий над Медвежьим ручьем. Пожалуй, не многие бы решились в одиночку идти сюда под утро — ручей не зря носил свое имя. Медведи часто приходили половить тут рыбу и совсем не жаловали тех, в ком видели соперников. К тому же в округе было немало болот — часто уже совсем высохших, едва проминавшихся под ногами. Но местами и тут оставались затянутые травой оконца, один шаг в которое — и никто больше не увидит и не найдет неосторожного… Однако Учай стоял на берегу и ждал, кутаясь в подбитый мехом красивый арьяльский плащ.

Вдруг утренняя пичуга, которая радостно посвистывала на ветке над головой Учая, замолкла, не закончив трели. А затем, захлопав крыльями, и вовсе унеслась прочь.

— Кто тут?

Учай развернулся, кладя ладонь на рукоять кинжала.

— А ты кого ожидал здесь увидеть? — послышался рядом насмешливый голос.

Вечка говорил правду — слова звучали так, будто незнакомец пытался выплюнуть их через плотно сжатые губы.

— Я тот, кто сделал ножи, которые тебе так понравились. Спасибо, у меня был хороший ужин! Но ты ведь пришел не затем, чтобы узнать, хорошо ли я поел?

— Да уж точно не затем.

— Тогда говори, что тебе нужно.

Учай повернулся на голос, однако незнакомец тихо сместился и вновь оказался у него за спиной.

— Ты ходишь будто накх, — с подозрением проговорил сын Толмая.

— Они нам родня. У нас говорят: если сакон теряет разум, он становится накхом… Так чего же ты хочешь, человек, которого велено звать сыном бога грома?

— Я видел твои ножи. Они ведь из железа, так?

— Так.

— В Ладьве издавна продают железные ножи. Никудышные — сразу ломаются, когда пытаешься их согнуть. Но твои, когда их сгибаешь, снова выпрямляются. Они легче и острее лучшего бронзового клинка…