Голос его зазвучал хрипло, глаза наполнились слезами.

– Чем я могу облегчить их? Как мне утешить тебя?

От его слов Аюна не выдержала и разрыдалась. Все только приказывали ей держаться, быть сильной, молчать и терпеть, но никто просто не пожалел ее. И только этот дикарь…

– Все гибнет! – причитала она. – Сегодня мне было видение в храме… Я видела конец мира! Исварха отвернулся от нас!

Аоранг нахмурился, подошел к постели и присел на ее край.

– Соблаговоли лечь, царевна, – попросил он.

Аюна, от удивления перестав плакать, выполнила его просьбу. Аоранг протянул руку и медленно провел ладонью над девушкой от макушки до пят.

– Никакие это не божественные видения. Исварха никогда не отворачивается от того, кто сам его не отверг. Это все козни дивов…

Взгляд его стал отрешенным. Широкая раскрытая ладонь скользила по воздуху, не касаясь царевны, но она чувствовала исходящее от нее сильное и ровное тепло, которое все ее существо впитывало, как морская губка – воду.

– …они ждут, пока человек ослабнет, заболеет или будет охвачен горем, и тогда насылают видения… Дивы смотрят прямо в душу и знают, чего он боится больше всего. Это-то они ему и покажут.

Рука мохнача остановилась над грудью царевны прямо напротив сердца. И Аюна с изумлением почувствовала, как тьма уходит. Словно в ее спальне стало светлее.

– Как ты это делаешь, Аоранг? – прошептала она, глядя на него почти с трепетом. – Дядя говорил, ты целитель, но не упоминал, что ты умеешь врачевать душу!

Аоранг смущенно улыбнулся:

– Я умею весьма мало… Если бы ты знала, на что способны шаманы моего народа, – не расхваливала бы меня! Лучше расскажи, чем тебя пугали дивы?

Аюна снова помрачнела:

– Я видела, как черная вода, разливаясь, поглощает тысячи звезд, как тонут в ней боги и люди… Не хочется вспоминать!

Аоранг неожиданно кивнул, словно в чем-то убеждаясь:

– Моя госпожа, я понял, что ты описываешь. Как я и думал – никакие это не видения. Это случилось в Ратхане лет десять назад прямо во время храмового праздника Ночи Тысячи Звезд. Прямо во время ночного шествия внезапно начался паводок, погибло множество людей… Как раз после него и было принято решение возводить ту печально известную плотину, строительство которой обернулось много худшими бедствиями…

– Праздник Ночи Тысячи Звезд? – в замешательстве повторила царевна. – Шествие во славу всех миров?

– Да, многодневный храмовый праздник во славу всех звезд вселенной, где предстоит вновь родиться нашим душам. На него собрались тысячи людей со всей Аратты. Там был весь двор, и государь, и его дети, в том числе и ваш старший брат, который потонул там…

– И я там была? – удивленно спросила царевна, вновь садясь в постели. – Но я ничего не помню! Только… Знаешь, я почему-то всегда боялась темной воды. Никогда не любила прогулки на лодках при луне.

– Страшные воспоминания остаются болью на всю жизнь. Но порой, если ужасы чрезмерны, память стирает их, – сказал Аоранг. – Как целитель, я сталкивался с этим не раз. Ты тогда была совсем дите, царевна. Ты там была, и я там был. А поскольку я постарше тебя, то все прекрасно запомнил. Прямо во время богослужения затряслась земля, и вскоре улицы наполнились быстро прибывающей водой. Хуже всего, что это было ночью. Я тоже помню, как плыли в темной воде плошки с горящими светильниками, золоченые раскрашенные статуи, цветочные венки и нарядные утопленники. А вода все прибывала, топила людей и глушила крики…

– Я, кажется, вспоминаю, – медленно произнесла царевна. – Черную, ревущую воду и свой ужас перед ней… А еще – невероятную силу, подобную ожившей скале, которая вынесла меня из воды, и голос… Твой голос? Неужели это был ты?!

Она потянулась к Аорангу и положила руки ему на плечи, пытаясь поймать его взгляд. Воспитанник Тулума ничего не ответил – у него перехватило дыхание. «Тебе ли бояться дивов? – пронеслось у него в голове, когда он взглянул в ее сияющие глаза. – Ты сама – воплощенный свет!»

Голова у него закружилась и колени ослабели, чего с ним прежде не бывало. «Хорош я буду, если не смогу встать», – подумал молодой мохнач, стараясь вернуть мыслям спокойствие.

– Лучше бы мне уйти, – пробормотал он, усилием воли пытаясь отстраниться, но царевна только крепче сжала его плечи.

– Не уходи, Аоранг!

– Как пожелаешь, солнцеликая.

Ширам пришел в себя оттого, что чьи-то твердые пальцы ощупывали его спину. Он дернулся, пытаясь откатиться и изготовиться к бою, но тело отозвалось резкой болью.

– Не надо, не надо крутиться! – послышался над головой знакомый голос.

Хаста, понял накх. Что он делает? Что вообще происходит?

Он попытался осознать, где находится. Покачивающийся деревянный настил, жесткие тюфяки… «Значит, я на спине мамонта. Но почему лежу на животе? Где одежда и где… – его обдало волною ужаса, – где оружие?!»

Ширам вдруг понял, что совершенно гол и едва может пошевелиться.

– Не надо крутиться, – повторил жрец. В его голосе слышалась просьба. Если бы саарсану довелось попасть в плен, над головой бы прозвучал приказ.

– Побился ты изрядно, маханвир, – продолжал жрец. – Много ушибов и ссадин. Но переломов вроде нет. А это пройдет быстро. Ты сильный и крепкий, как доска из железного дерева.

– Как я тут очутился? – пробормотал воин.

– Ты что же, ничего не помнишь?

Ширам прикрыл глаза, стараясь возродить в памяти все, что происходило до того, как он очнулся на спине мамонта. Смутно, как будто через туман, ему увиделось святилище, куда они с последним из охотников насилу дотащили чуть живого Аюра. Тот безостановочно стонал, шептал какие-то имена и просьбы. Ширам не слушал какие. Ему было не до того. То, что Хаста именовал «великаньим домом», отлично подходило для обороны. И в тот миг Ширама интересовало лишь это. Положив потерявшего сознание царевича внутри святилища, он сделал знак охотнику, и они поспешили в горловину меж двух вросших в землю глыб, присмотренную накхом еще во время утренней разведки.

Упрямые ингри вскоре появились снова. И полезли вверх так нагло, как будто ночная схватка их ничему не научила. Но и вдвоем Ширам был готов сражаться. Он как раз собирался спуститься со скалы и обойти дикарей, когда вдруг тряхнуло… Вернее, нет… Не так… Мысли накха замедлили бег.

Было не так. Он только начал спуск, как вдруг почувствовал, что его накрывает волна крутящей, будто смерч, боли. Лоб мгновенно покрылся холодной испариной, дыхание перехватило. Ширам попытался прилипнуть к скале, но руки его схватили только пустоту. Все дальнейшее превратилось в пляску неясных образов. Летящий, будто птица, огромный валун, какие-то удары… Должно быть, он падал вниз…

– Мало помню, – прошептал саарсан.

– Ничего, главное – жив. А там и на ноги встанешь. Я сейчас тебя намажу, средство проверенное – заразу убьет, раны затянет…

– Где Аюр?

– Жив и цел. А рана его… – Хаста запнулся. – Расскажу потом. Это просто поразительно… Словом, ему гораздо лучше. Скажу ему, что ты очнулся, – тотчас придет. И ты все увидишь сам.

– А что наш ловчий?

– Увы, он погиб у меня на глазах.

– Ты сам-то как?

Ширам попытался немного приподняться, но тотчас волной накатила тошнота, мир перевернулся у него перед глазами, и он рухнул лицом в травяной тюфяк.

– Ничего, ничего, – сочувственно проговорил Хаста. – Это пройдет. Ударился ты сильно, а так упал хорошо. Кто б другой с этакой высоты рухнул, точно бы насмерть разбился. Твое счастье, что на спине клинки были закреплены, – они приняли и смягчили удар.

Ширам застонал, вспоминая о своем оружии.

– Не тревожься, все цело.

Хаста ткнул в угол, где лежала свернутая в тюк изодранная одежда накха и увязанное в ней оружие.

– Никогда не видал, – посмеиваясь, покачал головой жрец, – чтобы на одном человеке было столько всяких смертоносных диковин!

Ширам сделал вид, что снова впал в беспамятство и не услышал последние слова от незадачливого служителя божественной мудрости. Всякий, кто жил бок о бок с накхами, знал, что себе дороже интересоваться их священным и неприкосновенным вооружением. То была тайна, о котором каждый из этого племени молчал даже среди ближайших друзей, даже в пылу страсти или тумане опьянения.