— А во вторых санях… — Тощий мальчишка тяжело вздохнул, не поднимая глаз. — Там — могучий Джериш, мой побратим Кежа и моя жена Мина. Они были подле великого арьяльского воина в его последний миг! Они стояли рядом с ним с оружием в руках — и пали от рук подлого врага… Я бы и сам, возможно, погиб, когда б Илень не пришел мне на помощь. Он тяжело ранен…

— Кто такой Илень, — наконец оправившись от неожиданности, перебил его Фарейн, — и кто таков ты сам?

— Илень в прошлом служил в вендской страже. Он из дривов, верных государю. Сегодня, пролив за тебя кровь, он вновь доказал свою храбрость и преданность. А меня, — он поднял на вельможу холодный, полный гордости взгляд, — зовут Учаем, сыном Толмая. Царевич Аюр провозгласил моего отца наместником земли Ингри-маа, которую вы зовете Затуманным краем. Я наследовал ему. Мой друг и наставник, благородный Джериш… — Он запнулся и провел рукой по лицу, будто смахивая слезы. — Прости, я не могу говорить. Они пали, как славнейшие из славных. Они выиграли эту битву и заслужили, чтобы все в этой земле помнили день их победы! Мы схороним наших героев, как велит обряд предков. А для Джериша следует развести такой костер, чтобы его увидели не только в землях дривов, но и в столице Аратты! Клянусь, так и будет!

— Ты складно говоришь, парень, но здесь я наместник, — недовольно напомнил Фарейн. — И мне решать…

— Что ж, если так, — тут же ощетинился Учай, — мы немедля уедем и я совершу обряд в своей земле! — Его голос из звучного и проникновенного вдруг стал резким, как удар бича. — Сколько у тебя сейчас войска, наместник? Пара десятков конных и та жалкая толпа ополченцев, которая еле добралась до рощи, когда там уже никого не было? Ты сможешь без нас отстоять город, когда дривы, разъяренные смертью Изгары, вернутся за твоей кровью?

— Постой, не обижайся, вождь изорян, или как тебя там, ты меня неверно понял, — заторопился Фарейн, со стыдом осознавая, что сейчас оправдывается перед этим беловолосым дикарем. — Я благодарен тебе за помощь в битве. Прошу тебя войти в Мравец. Мы поможем твоим раненым, дадим отдых войску, обсудим наши дела… Мы разведем погребальный костер, устроим тризну по местному обычаю и, конечно, отпразднуем нашу совместную победу!

— Благодарю за приглашение, благородный Фарейн, — с достоинством склонил голову Учай. — Я принимаю его.

Фарейн вошел в большой зал своего деревянного дворца, который он велел некогда приготовить для приемов, и направился к высокому резному креслу, стоящему на возвышении в красном углу. Конечно, вытесанное из дубового комля, пестро раскрашенное сиденье весьма мало напоминало настоящий Солнечный Престол. Но для вождей усмиренных племен, которых Фарейн намеревался тут принимать, этого дикарского великолепия казалось достаточно. Другое дело, что вождей наместник тут принимал, мягко говоря, нечасто.

Придав себе вид, полный гордого величия, он прошествовал к деревянному трону. Однако быстроногий Учай внезапно опередил его, вскочил на возвышение и как ни в чем не бывало уселся в резное кресло.

— Здесь больше не на чем сидеть, — обведя недоумевающим взглядом зал, объяснил он. — Распорядись принести себе что-нибудь, хотя бы шкуру!

Фарейн остолбенел от такой наглости. Он повернулся к дверям. Замершие в страхе слуги, придворные и утомленные схваткой воины молча глядели на обоих наместников, ожидая, чем все закончится.

Арий и сам осознал, что тянуть нельзя, — чем дольше он торчит пнем у ступеней собственного трона, занятого чужаком, тем нелепей выглядит.

— Пересядем на лавки, — наконец предложил он. — Нам будет удобнее разговаривать, сидя друг против друга.

Учай пожал плечами, будто желая показать, что ему и здесь неплохо.

— Не трать время. Мы не будем говорить долго. Обсудим постой войск и грядущую тризну. А потом я тебя оставлю. Следует поторопиться и написать послания в столицу. Я намерен уже завтра послать гонцов…

Фарейн растерянно глядел на чужеземца. То, что сейчас происходило, было неслыханно! Изорянский мальчишка с деревянными оберегами на шее, едва обретший право сидеть в кругу мужчин, делает вид, будто они равны! Да, оба они — наместники Аратты в подвластных землях. Но разве Учай не знает, что Господь Солнце даровал арьям власть над всеми прочими племенами? А ему теперь приходится выкручиваться, чтобы не выглядеть полным недоумком перед своими же людьми. Как хорошо было бы попросту кликнуть слуг и выкинуть наглеца не только из дворца, но и вообще за стены города! Да как тут кликнешь, когда у этого недомерка с хорьей мордой под рукой сотни воинов? Он лишь кивнет — и самого Фарейна выбросят за ворота, причем ломтями — на сыть волчьей стае…

— К чему торопиться? — пытаясь улыбаться, произнес наместник. — Следует все осмыслить, унять душевную боль, чтобы чернила не мешались с кровью сердца…

— Мой доблестный друг и наставник Джериш, — резким голосом заговорил Учай, — говорил, что на войне своевременные вести порой значат больше, чем воинская твердость и отвага. Я намерен послать гонца в столицу в самое ближайшее время. Надвигается зима. Скоро путь в Аратту станет непроезжим. Придется ждать до весны, когда растает снег, схлынут воды и дороги высохнут…

Фарейн едва сдержался, чтобы не скорчиться от досады. Недомерок знал куда больше, чем ему следовало бы, и, похоже, читал его мысли! Наместник как раз и желал, чтобы весть о произошедшем сражении и гибели Джериша пришла бы в столицу как можно позже. В конце концов, разве не Киран в бытность свою правителем болотного края должен был строить постоялые дворы вдоль столичного тракта? Много ли он их построил? Ни единого! А уж потом стало поздно. Стоило послать лесорубов с охраной, как бесследно исчезали и те и другие. Прежде вдоль пути стояло несколько деревень, где можно было заночевать и обогреться, но с начала мятежа они обезлюдели. Да что там — и домов не осталось. Теперь и впрямь, когда ударят морозы, а дороги завалит снегом, далеко не уедешь…

— Я сам отошлю гонца, — нашелся наместник.

— Как пожелаешь, мой благородный собрат, — безразлично ответил Учай. — Я намерен выделить хорошую охрану, дабы проводить моего посланника до земель Аратты, и там оставлю ему достойную свиту. Полагаю, ты сделаешь то же самое? На дорогах сейчас неспокойно, гонец может не доехать. Конечно, Джериш убил Изгару. Но осталось еще много бунтовщиков… Кстати, ведь храбрейший Джериш велел твоему отряду преследовать их? Отчего же твои конники остались стоять на месте?

Фарейн прикусил губу. Да, он приказал своим воинам стоять и ждать. Ибо самому бросаться в схватку совершенно не хотелось, а оставаться одному, без надежной охраны, — тем более.

— Венды — любители засад, — неохотно проговорил он. — Мои всадники и так пострадали в первой сшибке, чтобы я мог вновь подвергать их опасности.

Холодный колючий взгляд Учая, казалось, впился ему в самое нутро. Фарейн понимал, что каждое его слово будет записано и передано в столицу. Проклятый изорянин! Если его послание доберется до Кирана первым, вендскому наместнику уже не оправдаться. Шутка ли — по его вине погиб родич престолоблюстителя! Может, и не по его, но кто станет разбираться?

— Да, ты прав, почтенный собрат, — со вздохом сказал он. — Может, твой гонец прихватит в столицу и мои письма?

Учай кивнул, поднялся с резного кресла и поглядел на топчущихся в дальнем конце зала знатных арьев из свиты Фарейна.

Ему вдруг отчетливо вспомнилось, как они с братом прятались в ельнике, следя за длинной цепочкой мамонтов, бредущих по берегу Вержи. Золотоволосый царевич Аюр на белом мамонте; великолепный Джериш со своими жезлоносцами в блистающей бронзовой скорлупе; подобный черной тени Ширам, чтоб его шишиги насмерть защекотали… Помнится, тогда он убеждал брата Урхо, что с арьями не стоит иметь дела, что они слишком сильны и опасны… И вот еще снег толком не лег — а он уже распоряжается этими самыми арьями, а они, замерев, слушают его слова. И ведь это только начало! Его Богиня, его небесная возлюбленная, обещала, что путь будет долгим и славным — и беда тому, кто перейдет ему дорогу!