Когда Зверь из Бездны спустился к торфянику, Янди была уже далеко. Она перелетала с кочки на кочку, будто мотылек, избегая ровных полянок и мест, откуда сочился дым, стараясь нутром чувствовать идущий из-под земли жар. Глаза Янди были закрыты, лицо безмятежно – зрение только помешало бы ей сейчас… Иногда она, замирая, ощущала, как земля с тихим хрустом начинает проседать под ступней, но внутреннее чувство подхватывало ее и несло вперед, словно на крыльях. Главное – не останавливаться!

Порыв ветра сдул большое облако дыма. Янди жадно вдохнула чистый воздух. «Прошла?» Она открыла глаза и увидела прямо перед собой – даже ближе, чем ожидала, – опушку леса.

Под деревьями стояли люди и что-то кричали, махая ей руками. Кто они? «Даргаш», – скорее догадалась, чем узнала она. А рядом…

– Шаркан! – закричала Янди и сразу закашлялась от дыма.

Рычание чудища раздалось прямо за спиной. Близко. Слишком близко.

«Догнал!»

Янди развернулась, вскидывая меч. Она понимала, что этот бой будет последним. «Ну хоть с собой заберу. Надо попасть в горло… в глаз…»

Вдруг рычание Зверя заглушил другой, глухой, заполонивший все пространство звук. Янди почудилось, будто утробно заворчала сама земля. Торфяное болото зашевелилось, земля вспучилась горбами. Потом один из горбов раскрылся. На миг Янди увидела перед собой раскосые глаза идола Ячура: такого же, как в храме, только исполинского. И не рукотворного, а огненно-живого. Бог-Змей раскрыл пасть – и все исчезло в пламени.

– Где она?!

Даргаш моргал, но перед глазами лишь плавали пятна. Вот он только что видел, как маленькая фигурка скачет по болоту, а потом рядом с ней из-под земли вырывается столп огня…

– Ого, в храме-то что делается! – раздался рядом голос Варлыги. – Глядите, крыша провалилась! Народ по дороге бежит…

– Где Янди?

Ветер уже сдувал облако бурого дыма, но на том месте, где только что находилась Янди, никого заметно не было.

– Шаркан… – донесся далекий крик.

Даргаш, ни мгновения не сомневаясь, устремился на голос.

– Стой, опасно! – закричал ему вслед Варлыга.

Накх даже не обернулся.

– Я с тобой! – сорвался с места Шаркан. – Покажу, как пройти!

– Эх, пропали ни за что! – махнул рукой Варлыга, глядя, как двое исчезают в окутавшем болото дыму.

Однако спустя недолгое время он снова увидел их, идущих через торфяник в сторону леса. Впереди шел Шаркан. Мальчик петлял, тщательно выбирая дорогу. За ним шагал Даргаш, неся на руках Янди.

– Поистине лишь милостью богов вы уцелели! – выдохнул Варлыга, когда двое ступили на твердую почву.

– Мы с отцом часто ходили за горючей землей, – дрожащим от волнения голосом ответил Шаркан. – Он меня научил, как ходить через болотный пожар…

Одного взгляда на Янди Варлыге хватило, чтобы понять – дело плохо. Почерневшее, обожженное тело, сгоревшие волосы – все, что осталось от прежде прекрасной женщины. Глаза Янди были распахнуты – неподвижные, слепые…

– Не выживет, – мрачно сказал дрив.

– Выживет, – возразил Даргаш. – Правда, Шаркан?

– Правда, – кивнул мальчик. – Мы ее выходим, и она выживет.

Следующим утром, когда догорели остатки храма Ячура и люди вернулись на пепелище, то обнаружилось, что Учай исчез бесследно. Даже костей не нашли. Только искореженный, погнутый меч…

Ширам сидел на крыльце уцелевшей избы внутри Мравецкого крома и смотрел на звезды. Хотя на дворе была глубокая ночь, ему не спалось. Он видел безмолвную стражу, ходящую вдоль остатков стен. Он знал, что ворота тоже под охраной. Можно было, конечно, обойти кром, проверить посты, но Ширам доверял сородичам, как самому себе. Если какие-нибудь особенно отчаянные дривы вздумают забраться ночью в накхский стан, они сильно об этом пожалеют…

Так что Ширам просто смотрел, как медленно двигаются в небе звездные дороги, и думал об Аюне. Вспоминал, как обнял ее на прощание и как холодно было ее ответное объятие. Или ему показалось? Ширам частенько раздумывал об этом и в конце концов признался сам себе: он не слишком хорошо понимал, что у женщин на уме. А уж собственная жена-царевна и вовсе была для него загадкой.

Порой Ширам с какой-то странной тоской вспоминал их совместное бегство через горы зимнего Накхарана. Карабкаясь на заснеженный перевал, убегая от погони, они были много ближе друг к другу, чем потом, в Лазурном дворце. Да, теперь Аюна – его жена, она носит его ребенка… Но она как будто закрыта от него, всегда насторожена и печальна. И чем круглее становится ее живот, тем явственнее эта совершенно непонятная тревога. Иногда Шираму даже мерещился страх в глазах царевны – не перед родами, а перед ним… «Жена боится меня? Чушь!» – убеждал он себя, сам не признаваясь, как его это ранит.

Ширам слыхал, что порой женщины во время беременности становятся плаксивы и с причудами. Но ни одна из его жен в Накхаране такого себе не позволяла. Всякая из них и на сносях взялась бы за лунную косу, подойди враги к ее башне. Ширам был в этом уверен – по крайней мере ни разу бабьих жалоб не слышал…

Что же делать с Аюной? Ширам понятия не имел, поэтому не делал ничего. И вообще старался не смущать ее своим присутствием, пореже попадаться на глаза. Хотя иной раз мечтал: вот бы супруга хоть иногда улыбалась ему! И была бы с ним так же весела, как со своими служанками, и так откровенна, как со своим братом Аюром… Порой, лежа с ней рядом в постели, Ширам чувствовал себя так, словно находился на другом конце света…

И вот теперь Ширам сидел на крыльце, глядя на звезды, и думал о разбудившем его тревожном сне. Ему приснилась Аюна – и поток, уносящий его супругу прочь, словно сорванную весенним разливом ветку… Воды заливали низины, реки выходили из берегов. Где была степь, стало море – от края до края земли…

«Хвала господу Исвархе и Отцу-Змею, это всего лишь сон! – размышлял Ширам. – Моя супруга в полной безопасности в Лазурном дворце. Даже если Ратха, не приведи боги, выйдет из берегов и затопит нижний город, обитателям дворцового холма ничего не грозит…»

За раздумьями Ширам и сам не заметил, как вновь задремал на крыльце. И ему приснился еще один сон – хуже прежнего.

Он стоит среди степи, перед невысоким холмом, увенчанным странным изваянием. Господь Исварха? Или нет? Приземистый, тяжелый, грубо вырубленный из камня идол. Широко расставленные ноги, угрожающе воздетые короткие руки. Из головы, словно острые прямые рога, торчат во все стороны короткие лучи. Зубы оскалены, красные глаза без зрачков смотрят перед собой с бессмысленной злобой. Неведомый бог – или див? – весь, от ног до растущей прямо из плеч головы, вымазан чем-то красным. Ширам очень хорошо знает, что это за краска… Он опускает взгляд и видит, что холм, на котором стоит жутковатый бог, окружен глубоким рвом, доверху полным человеческих тел. Смуглая кожа, длинные золотистые волосы – это мертвые арьи…

«Тигна Кара, – всплывает вдруг в памяти имя. – Гневное Солнце».

Ширам дернулся и вновь проснулся. Он по-прежнему сидел на крыльце и даже замерзнуть не успел – его сон длился не дольше мгновения.

«Что за имя такое – Тигна… как его там? – хмурясь, задумался он. – Откуда я его знаю? Клянусь Змеем, никогда прежде не слышал! И этот коротышка, алчущий мяса и крови арьев, – что это за бог? Какое племя ему поклоняется?»

Тень отдалилась от края избы и шагнула вперед, подставляя себя лунному свету. Ширам одним движением вскочил на ноги и выхватил меч. Как он мог подпустить врага так близко?!

Перед ним стоял Учай. Вождь ингри сильно изменился с тех пор, как Ширам видел его в последний раз. Тогда это был яростный мальчишка-охотник – теперь же при одном взгляде на повелителя ингри брала оторопь. Учай выглядел много старше своих лет. Забрызганный грязью и кровью, он словно явился прямиком с поля битвы. Длинные белые волосы свисали вдоль страшного лица, покрытого то ли бугристой маской, то ли коркой ожога. Он жадно глядел на Ширама, скаля зубы в довольной ухмылке.