– Это было несложно. Отвечай, да или нет.
Илень долго мялся, будто думая, говорить или нет. Станимир молча ждал.
– Тут видишь какое дело… Учай, он парень непростой. Слыхал, как его величает Марас? «Учай, сын Шкая». А отца-то его на самом деле звали Толмай.
– Гм… А кто такой Шкай?
– Это у них бог грозы. Стало быть, Учай сам себя зовет сыном бога и другим велит. Оттого земными девками вроде как брезгует. Ходят слухи, что к нему благосклонна некая изорянская богиня. Ясное дело, после богини даже царевна, не говоря уже о жене, соломенным чучелом покажется…
– И что же за богиня? – с любопытством спросил Станимир. – Кто-то видел ее?
– Нет, но он носит ее лик на груди и после всякой битвы жертвует ей кровь врагов… – Илень, невольно оглянувшись, добавил шепотом: – Болтают, он и жену свою той богине отдал… – Он откашлялся и сказал громко: – А может, и ерунда все это. Да уже и не важно. Мина с Джеришем в битве за Мравец оба голову сложили…
– Ну да, конечно, – кивнул вождь лютвягов. – А теперь выслушай меня, друже. И если я вдруг околесицу какую понесу, ты, как в прежние времена, честно о том скажи.
– Давай, – удивленно ответил Илень.
– Стало быть, Учай завоевал для нас с тобой, для всех тех, кого арьяльцы именуют вендами, дривские земли. И теперь желает отдать их под мою руку…
– Верно.
– Погоди, я не закончил. Нынче там у вас, поди, уже снег лежит.
– Да, когда уезжали, вовсю мело.
– Пока холода да метели, арьяльцы к вам не сунутся. Да и не до того им сейчас, на них с юга накхи лезут… А вот представь – снег сойдет, половодье схлынет, дороги высохнут, и придут из столицы войска отбирать Мравец. И кого они там встретят?
Илень почесал в затылке:
– Нас?
– То-то и оно. Учая там уже нет, – рассуждал молодой вождь. – Вместо него – ты. Да может, и я, если соглашусь принять земли. Как дальше дело складываться будет?
– Понятно как – вновь сойдемся в сече.
– Во-от, – протянул Станимир. – Ясное дело, без боя родную землю не отдадим. Но одним управиться будет трудновато.
– Ну так у нас же Учай будет в союзниках, – возразил дривский воевода.
– И то верно. Но если б ты сказал, что союзником будет Изгара, я бы в тот же миг поверил. А Учай, как мы помним, хитрее седого лиса… Как придет с войском под Мравец да как ударит не по арьяльцам, а по нам! Ведь он все еще арьяльский наместник Затуманного края.
– Гм… Как-то оно все…
– А если мы еще и царевну ему отдадим, – продолжал Станимир, – так он явится под стены не один, а с Аюной. И будет рассказывать, как хитростью освободил ее из наших рук.
– Ох ты елки мохнатые, – пробормотал Илень, хватаясь за голову. – Как оно у тебя все скверно складывается! Как рыбья чешуя, одно к одному!
– Вот и мне так представляется. Я бы еще поверил, что Аюна изорянину сама по себе надобна. Может, он видел ее или слышал о ее небесной красоте от Джериша. Но только, как ты сам подтвердил, Учай на девок вовсе не глядит. А раз так – зачем она ему? Тут явно какой-то расчет…
– Расчет тоже имеется, – подумав, ответил воевода. – Учай на царевича Аюра ужас как зол. Тот вроде как его батюшку на охоте загубил. Думаю, месть он задумал.
– Мстить тоже по-всякому можно… Вот что тебе скажу. Как бы то ни было, царевну ему отдавать нельзя. Однако и от его предложения отказываться неразумно. Надо выждать – а тем временем разведать получше, что наш новый союзник затевает на самом деле… – Станимир наклонился в кресле и негромко сказал: – Поступим так. У Аюны есть служанка, смышленая и схожая с ней ликом, с красивой золотистой косой. Она хорошо знает порядки государева двора, сумеет прикинуться царевной…
– Но Марас уже видел царевну!
– Марасу скажем так: мы с радостью готовы выполнить условия Учая, но для столь высокой гостьи нужно устроить должный прием. А пока вперед самой царевны мы посылаем часть ее свиты. И намекни ему, что я пытаюсь одурачить вендских вождей. Марас на это пойдет – куда ему деваться? Сама Аюна до времени поживет у меня, в тайном месте. А мы устроим царевне пышные проводы в изорянские земли. Так мы выиграем время, чтобы разобраться, друг нам Учай или хитрый враг. Заодно успокоим родню Бурмилы.
– Ну а когда Учай узнает, что вместо царевны ему отправили челядинку? – нахмурился Илень. – Ох, не завидую я девке… Что он с ней сделает?
– А нам какое дело? Куда важнее, чтобы он не разгадал нашу игру.
* * *
Власко кипел от ярости и какого-то нового жгучего чувства, которому не мог найти названия. Вот уже несколько лет, как он пошел под руку Станимира и вполне заслуженно считал себя ближником князя. Как же мог Станимир, почитаемый им как отец, так поступить?!
Когда тот призвал Власко к себе, потребовал доставить к нему Суви и объяснил зачем, у толмача аж волосы на загривке зашевелились. Заметив, насколько ошарашен соратник, Станимир удивленно смерил его взглядом:
– Что происходит?
– Не губи, владче!
– Да вроде и не думал.
– Не отдавай в изорянскую землю Суви! Любую другую возьми из свиты. Вон их сколько…
– Ты, Власко, все ж не заговаривайся, – недовольно ответил вождь. – Накх тебя по руке полоснул, а не по голове. Я что, совет с тобой держать буду, как мне надлежит поступить? Если я сказал, что поедет Суви, то перед тем всяко подумал.
– Ясное дело, подумал! Но мне она дороже жизни!
– Похоже, по голове все же прилетело, – вздохнул Станимир. – Власко, ты что, с умом поврозь? Как она может быть тебе дороже жизни? Она пленница. Наша добыча, как и все они. Вот эта золотая пряжка – тоже добыча, пояс твой – добыча… И Суви ничем не лучше.
– Ясное дело, что добыча. Мне ее Шерех еще там, в лесу, отдал. Я иного себе и не спросил…
– Э, нет, так не пойдет, – нахмурился Станимир. – Царевна и все, что при ней – платья, гребни, зеркала или девки, – это моя добыча. Уже я от щедрот могу ими наделять.
– Разве плохо я тебе служил, разве прогневал чем? – Толмач устремил молящий взгляд на князя. – Прошу, не отнимай Суви. Люба она мне.
– Ты, брат, не дури. Нынче эта люба, завтра иная. Вот скоро пойдем в земли арьев, хоть десяток себе наловишь…
– Мне эта нужна.
– Уйди с глаз моих, не зли! Сказано – поедет к Учаю, стало быть, поедет. Ступай, умишко проветри. Экую блажь себе забрал! Ни одна девка жизни твоей не стоит. Запомни это. Не для того я тебя в прежние годы от казни в столице спас, чтобы нынче ты мне такой навозной кучей расплылся… – Станимир вдруг оборвал себя. – Как же я сразу-то не сообразил! – Он вплотную подошел к воину. – Мне ли не знать, как могут увлекать арьяльские девы! Неужели тебя совсем лишила разума златовласая чаровница?
– Разум при мне, – буркнул Власко.
– А лучше бы ты сказал – да, лишила… – В голосе вождя лютвягов больше не слышалось сочувствия. – Стало быть, разум был при тебе в ту ночь, когда ты потерял вверенную тебе царевну? – Станимир вонзил взгляд между бровями соратника; тот невольно попятился. – Вчера, перед тем как уйти из города, не поручил ли я тебе сопровождать Аюну и ни на шаг от нее не отходить?
– Я был с ней, – пробормотал Власко. – Мы ходили на торжище, царевна и ее девушки веселились там, отведали медовых пряников…
– И как, понравились ли ей пряники? – зловеще спросил Станимир.
– Понравились…
Князь сгреб Власко за ворот рубахи, синие глаза стали ледяными.
– А мне не нравится, когда мой приказ забывается ради прекрасных глаз столичной девчонки! Вчера ночью – ты слышишь, ночью! – Аюна оказалась в лесу. И не просто в лесу, где на нее мог наткнуться какой-нибудь упившийся стражник или задрать кабан. Она видела обряд – ты понимаешь?
Власко явно услышал, поскольку побледнел как мертвец.
– К счастью, не весь, – добавил Станимир. – Где ты был в это время? А точнее – с кем? Ну да, глупый вопрос! Ты ведь проводил ночь с этой самой Суви?
– Да, – выдавил толмач.
– И ты хочешь, чтобы после этого я оставил ее здесь? Ее стоило бы казнить, и тебя вместе с ней!