– Я-ян, – позвала я, в отчаянии сунув аспиранту под нос плитку с торчащей во все стороны фольгой. – Может, шоколадку?
Бранов не откликнулся. И как, позвольте спросить, мне разбираться? Уж лучше бы орал и сыпал обвинениями. Да что угодно лучше глухого молчания!
– Знаю, о чём ты думаешь, – решилась я вновь заговорить.
– Да неужели?
Я с облегчением выдохнула. Бранище не лишился дара речи.
– Да. Ты думаешь, что я глупая. И трусливая. И что ушла, потому что испугалась твоего...
Я замялась. Страх, покрытый стыдом от столь глупого побега, хлынул с прежней силой.
– Хаоса? – зло хохотнул Бранов. – Что ж ты. Не бойся называть вещи своими именами. Но нет, как ни странно, я думаю не об этом, – дыхание у него наконец выровнялось. Похоже, он бежал за мной со всех ног. – Я пытаюсь понять, что же там в твоей синичьей голове творится, раз ты бросилась в ночь, куда глаза глядят? Неужели решила, что сделаю больно? Но даже если и так, Марта или Роза позволили бы мне это сделать?
Ян встал как вкопанный. Развернулся ко мне, и я, сглотнув, тоже встала, ног не чуя. Благо в полутьме, разряженной лишь парой тусклых фонарей, не так хорошо видно его лицо. И моё лицо тоже.
– Это было опасно, − продолжал чеканить Бранов. − Ты не знаешь дороги. Ты могла заблудиться. Да с тобой могло случиться что угодно, в конце концов! Придурков везде полно!
Запах дымка и мяса на углях стелился и обволакивал окрестности. Глухие басы, вперемешку с развесёлыми криками звучали вдали ничуть не тише, чем моё сердце.
Всё вокруг на долю секунды рябью подёрнулось. Я сморгнула, затаив дыхание и навострив уши. Но нет. Тишина. А передо мной стоял всё тот же Ян, что и был.
Что же изменилось? Да ничего. Только мои суждения о нём, неподтверждённые фактами.
Тогда чего же я так испугалась?
– Я понимаю, Ян, − вглядывалась я в спрятанные полутьмой глаза аспиранта. − Прости. Прости, что заставила волноваться! Прости, что тебе пришлось…
– Не извиняйся, – обрубил Бранов и зашагал снова. – Как бы... насколько бы я ни злился, понимаю, что это нормальная реакция.
– Для меня? – нахмурилась я.
– Для человека, – отрезал Ян. – Человека, столкнувшегося с необъяснимым. Вот только тебе везёт. Ты можешь убежать, – аспирант, будто собой не владея, ускорился, и мне едва ли нестись за ним не приходилось. – А вот мне бежать некуда.
На это мне сказать было нечего. Я замолчала и отстала на пару шагов. Боб остаток пути бежал рядом, словно контролировал беглянку.
Окончательно распробовав вкус горечи внутри, я тяжело вздохнула, но лёгкие будто отказывались заполняться воздухом.
У дома Бранов остановился и отворил калитку. Я прошмыгнула мимо. Но вместо того, чтобы сигануть в дом, развернулась и упёрлась ладонью аспиранту в разгорячённую грудь.
Теперь ему ничего не оставалось, как выслушать меня. Правда, что сказать, я так до сих пор и не придумала. Пришлось импровизировать.
– Ян, ты прав. Я испугалась, потому что столкнулась с тем, о чём ничегошеньки не знаю. Для меня это ново, и для тебя тоже, – уточнила я под громкий хмык. – Твоя правда, не разобравшись, я рванула куда глаза глядят. Это было глупо. Ты не дал повода усомниться в себе. Ты помогал мне больше, чем кто-либо! А я обидела тебя. Прости. Ради бога, прости! И прости, что бросила в трудную минуту. Я должна была…
– Нет, не должна, – Ян взял меня за плечи и заставил посторониться. – Ты не обязана поддерживать меня. Ни сейчас, ни в будущем. Мы друг другу чужие люди.
Хруст снега под его ногами вбил в сердце ледяные осколки. Я зажмурилась, борясь с желанием наутёк пуститься. Но прав Бранов.
От себя бежать − башмаки переводить.
– Идём, – скрипнул дверью Ян. – Твои вещи наверху. Забирай, и поедем. Хватит терять время.
Глава 3. Закрой сердце… с той стороны
– Боже мой, где же вы... – Роза осеклась, увидев нас с Яном в дверях. – Где вас носило? Мы уже заволновались!
«Взволнованная» Марта с недовольным видом принялась стягивать куртку. Неужто тоже собиралась в погоню пуститься?
– Вечерний моцион, – буркнул Бранов, протиснувшись мимо меня. – Шоколада Маше страсть как захотелось.
Светлые глаза Розы округлились. Я же за малым на корню не зарубила научные труды, отрицающие возможность человеческого самовозгорания.
– Могли бы сказать… у меня что-нибудь обязательно нашлось бы, − протянула Роза. − Милая, да ты совсем продрогла!
Тёплые руки обняли лицо. Меня и впрямь била дрожь, но не от холода. Нервная. А в мыслях вращалось одно: мы чужие друг другу люди. Чужие люди. Чужие.
Так и есть. На что я надеялась? И... неужто продолжаю надеяться? Вот ведь ядрёна...
– Идём, – вынудив стащить пуховик, Роза поволокла меня под руку в гостиную. – Присаживайся, сейчас принесу чай... Ян!
Бранов, шумно топая, скрылся наверху. Роза всплеснула руками, огорчённо скривилась и, набросив мне на плечи плед, ринулась за сыном.
Марта же осталась со мной. Хотя я с большей радостью побыла бы в одиночестве.
– Так ты сладкоежка, выходит? – прищурилась бестия, едва шаги матери стихли.
Я отрывисто качнула головой. Нужно отдать Бранову должное, трубить о том, что я отправилась в самоволку по снегам, он не стал. Или, быть может, не успел.
– Надо же, – Марта продолжала изображать удивление. – А я всегда думала, братик не умеет врать.
Я промолчала, кутаясь в плед. Далёкие переливы голоса Розы наверху едва были слышны. Ни слова не разобрать!
– Слушай, давай поговорим начистоту, – вполголоса заговорила Марта, подавшись вперёд и то и дело зло раздувая узкие ноздри.
Я же постаралась говорить как можно спокойнее.
– Ну, давай попробуем.
– Думаешь, мы тут все идиоты? Поверим в историю с прогулкой? Нужно было уходить, раз уж решилась. Зачем вернулась?
– Я не....
– Яну и без тебя хреново, а он должен носиться за какой-то дурой в ночи! Ты понимаешь, что любой эмоциональный всплеск может дать толчок к прогрессированию его состояния? Хотя, сомневаюсь, что ты вообще что-либо понимаешь, – насмешливо уставилась на меня Марта. – Судя по тому, что он рассказывал о тебе.
Слова о том, мол Бранов что-то гадкое мог обо мне рассказать, казались маловероятными, но… Да кто же его теперь знает?
– Ты так говоришь, словно Ян болен, – нахмурилась я.
– Разумеется, болен! – фыркнула Марта. − Если Хаос захватит его, я его потеряю. Мама его потеряет. Он всё равно что умрёт! А виновата будешь ты. Вся эта круговерть на твоей совести!
Я распрямилась. До этой секунды каждое слово блондинки вколачивало меня в землю, вернее, а диван. Но сейчас…
– Не понимаю, почему ты винишь меня. Хаос лишь обратился ко мне, а остальное, не моих рук дело!
– Говорю же, – ещё пуще разозлилась Марта, – ты ни на что не способна. Ни понять, ни… да ты даже уйти нормально не смогла!
– А кто тебе сказал, что я собиралась уйти? – вскинула я бровь. – Мы приехали сюда с Яном. Вместе и уедем обратно. Вдвоём.
– Ну, а это, моя дорогая, – шепотком выдала Марта, – мы еще посмотрим.
Я меряла бестию ответным злобным взглядом до тех пор, пока Роза не заявилась с горячим чаем. Едва мать семейства уселась напротив меня в кресло, Марту как ветром сдуло.
Наверняка побежала утешать братца.
– Пей, Маша, – Роза озабоченно сложила руки на коленях. Оправила платье. – Ты совсем замёрзла. А Ян отказался спуститься, – вдруг выдала она, рассеянно глядя в потолок.
– Ничего, – пыталась я бесшумно отпить едва вскипевший чай. – Ему нужно побыть одному. Пусть побудет.
– Наверное, – согласилась Роза и выдавила слабую улыбку. – А он ведь сразу понял, что я ему не мать. Ещё кроха был, едва говорить начал, а уже чуял. Я хотела, чтобы он совсем не знал, даже фамилию свою дать хотела. Но Лилия написала, пусть будет, как есть...
Я только помычала в ответ на неожиданное откровение. Что сказать?
Странно, но от понимания, что Роза не знает о моём побеге, становилось легче. Стыд жёг не так остро.