– Он в сумке остался, – я покрутилась на месте, но темнота вокруг хоть глаз коли. – А я не знаю, где сумка.

– Так, – Бранов пошарил по карманам. – Тогда держи мой.

Послушно взяв смартфон, я провела пальцем по сенсорному экрану. На заставке величественный еловый лес и дорога, уходящая за горизонт. Стандартненько, но хоть не обнажённая девушка или, что ещё хуже, фото подружки.

У Бранищи наверняка ведь есть подружка. Или нет? Странно, но мне вдруг стало жутко интересно.

Я осветила широкую мужскую спину, словно она могла прояснить ситуацию, как тут же ругнулась сквозь зубы.

О чём я думаю вообще? Вокруг какая-то чертовщина творится, а я как…Голубоватый луч, источаемый дисплеем, мигом послушно уткнулся мне в ноги.

Меж кочек шли мы совсем недолго. Покачнувшись и едва не оступившись, я выругалась, а звучный всплеск воды раздался совсем рядом. Божечки, пусть это будет рыба! Безобидная, глупая...

– Что... Что это было?!

Я заметалась, освещая всё вокруг, когда аспирант выхватил у меня свой гаджет и погасил экран.

Воцарилась тишина. Неестественная, жуткая. И если до сих про всё вокруг дышало, пусть и не совсем активной, но жизнью, то в эту секунду все обитатели этого странного места словно враз испарились.

Сказать, что страшно стало, значит, ничего не сказать.

– Тш-ш…тш-ш-ш…

– Да я и так молчу! – возмутилась я, гневно вглядываясь в черноту, в которой секунду назад пропал аспирант.

– Я ничего не говорил, – мгновенно отозвался он.

Тш-ш-ш…

– Эй! Вы почему меня лапаете?!

– Тихо!

– Ах, ты извращенец!

Вцепившись ногтями в схватившую меня руку, я сдавленно пискнула и мигом разжала хватку. Холодное, склизкое… Это что угодно, но не человек!

– Ян Викторови-ич, Ян… Йа-а-ан!

На секунду вспыхнувший огонёк мобильника осветил встающие одна за другой и торчащие теперь из воды, будто головки сушёных цветов, змеиные морды. Они разевали рты и поочерёдно издавали то самое «тшшшш… тшшшш». Кто погромче и понастойчивее, а кто будто бы сонно и чуть удивлённо.

Одна из конечностей существа, полагаю хвост, крепко-накрепко обвился вокруг моей талии и сжимал её похлеще, чем аспирантские ручищи запястья.

Мгновение, и я, цепляясь за клочья травы на болотных кочках, оказалась на земле. Как выяснилось, до сих пор я познала далеко не все возможности своего голоса. Визг вышел такой, что любая оперная дива от зависти удавилась бы.

Бранов отчаянно пытался вытянуть меня из змеиных объятий, но мне, находящейся на грани забвения, было ясно одно. Меня либо целиком сожрёт змеюка, либо я разорвусь пополам. Но тогда мои ноги всё равно сожрёт змеюка.

Как ни крути, а тварь голодной не останется. Ликуй, Гринпис!

– Йа-а-а-ан Ви-икторы-ы-ыч!

Аспирант рванулся и одним прыжком приземлился на змеиный хвост. Каблуки туфель смачно чавкнули, врезаясь в тело, и чудище зашипело с удвоенной силой. Всеми ртами разом.

Оскорблённая бесцеремонным поведением обеда одна из голов ринулась в атаку.

***

Я слышала, как тупой, покрытый чешуёй нос врезался в землю. Пасть клацнула, сомкнувшись на болотной кочке, но аспирант успел увернуться.

– Мика, держись!

Бранов с прежним упорством вцепился в мои запястья. Я же как ошалевшая молотила по воде ногами, орала как резаная и снова молотила болотную змею.

О чудо, но хвост ослабил хватку. Рывок, и я пробкой вылетела из вонючей воды. Хрипло визжа, вскочила с охающего от тяжести моего веса аспиранта и бросилась наутёк. Но снова оказалась поймана.

Бранов ухватил меня за лодыжку.

– Стой, ёлки-палки! – заорал он, повалив меня в густую траву и прижав к земле. – Утонешь в болоте, глупая!

Судя по чавкающим звукам под моими кулаками, лупящими воздух, аспиранта и всё подряд, под толстым слоем дернины и вправду вода, а значит, мы в ловушке. На единственно-безопасном островке.

Кругом топь. Зыбкая, вонючая. И, возможно, полная такими вот чудищами.

Отчаявшись, я обмякла и прекратила сопротивляться. Прижалась к аспиранту, что навис надо мной в недвусмысленной позе, а тот уже вновь чудом отыскал мобильник и щёлкнул клавишей блокировки.

– Твою мать, – уже привычно выругался он.

Электрический свет от фотовспышки озарил поле битвы целиком.

Змея и впрямь имела с десяток, а может, и больше, голов. Они медленно поднимались из воды. К чему спешка? Даже столь крохотный мозг в каждой из черепушек зверюги явно соображал: бежать нам с аспирантом некуда, а значит, она сегодня-таки отобедает человечинкой.

– Давай же, – шептал Бранов, оглядываясь по сторонам, словно подзадоривая чудище. – Давай!

Первый бросок. Аспирант оттолкнул меня, и змеиная челюсть сомкнулась на пучке травы. Откинувшись, тварь снова принялась шипеть и раскачивать головами.

Расстелившись на земле и оцепенев от ужаса, я наблюдала, как головы устремляются то ко мне, то к преподу, но бросаться не решаются. Не то тварь просто развлекалась, не то ждала, когда каждую клеточку тела её жертв заполнит страх.

Может, мясо, пропитанное страхом, вкуснее?

Никогда об этом не думала.

– Маша, замри! Замри на месте!

Но тело напрочь отказалось меня слушаться. Я пятилась и пятилась, елозя задом по земле, а часть голов на длиннющих шеях угрожающе замерла, целясь.

Тварь выбирала жертву, а значит, и впрямь стоило замереть, чтобы не привлекать внимание. Вот только страх во мне драл глотку в разы громче голоса рассудка, едва шепчущего увещевания.

Жалобно скуля и толкаясь ногами, я сдавала назад до тех пор, пока рука, угодив меж кочек, не погрязла в жиже до самого плеча. Себя не помня, я с визгом вскочила и тут же под гневные ругательства препода застыла в полусогнутом положении.

Бесчисленное множество глаз, так похожих на теннисные шары, уставилось на меня. Змеиные рты больше не разевались. Лишь раздвоенные язычки трепетали все с тем же «тш-ш-ш» и пробовали воздух, пропитанный моим страхом, на вкус.

Аспирант рыкнул и вскочил следом.  Принялся орать и размахивать сияющим телефоном, чтобы дать мне время. Хоть немножечко времени, чтобы улизнуть!

Но тварь учуяла, что я наконец промариновалась, а значит… Bon Appetit!

Хотелось в обморок грохнуться, чтобы не знать, насколько это больно, когда в тебя вонзаются сотни зубов разом. Вот только провалами в сознании меня жизнь не баловала.

В обмороке я ни разу не была и, похоже, возможности попробовать подобное дамское развлечение больше и не представится.

– Нет, нет, – зажмурилась я, молясь всем богам, когда раздался пронзительный свист, а за ним и возмущённое шипение.

Я открыла глаза и уставилась на нервно дёргающуюся всем телом змею.

– Маша! – Бранов подскочил ко мне, ощупывая онемевшие руки-ноги. – Живая?

Живая ли? Сама не знала. Однако если раньше и были некоторые сомнения, что от страха можно концы отдать, то теперь…

Да у меня едва сердце в груди не встало!

Вновь свист, а за ним и сияющая, будто угли, лента пронеслась мимо и угодила в болото. Шипело это нечто в воде, издавая клубы пара, похлеще змеи.

– Ещё немного, Маша, – причитал аспирант, размахивая перед собой рукой. – Сейчас найду… Уже чуть-чуть!

Очередная порция огня и свиста, и змея зло завизжала, аки сирена. Взметнувшаяся волна окатила нас с аспирантом с головы до ног, а нехило разозлённая тварь уже устремилась прочь, готовясь напасть на обидчика куда серьёзнее, чем мы.

– Да ладно… – выпучилась я на огромного плечистого мужика поодаль. – Да ладно! Да быть такого…

Факельное пламя с лихвой освещало метателя светящихся стрел. Он был огромен и до того мускулист, что сравнение с греческим богом само собой пришло на ум. На плечах у «бога» расположилась львиная шкура.

Правда, образ мужчины то и дело словно в потоке горячего воздуха трепетал. Будто бы нас с ним разделяла едва осязаемая стена, похожая на целлофановую плёнку.