И снова такой… ну очень неприятный прищур.

– И возьмите вот это для общего развития почитать, – со злой ухмылкой аспирант шлёпнул передо мной книжкой в потрёпанном переплёте. – Начнём с детского.

Я поднялась, не чуя ног.

– Герои Эллады, – прочла, скривив губы.

Надо же, какая ирония. Геракл повержен…

– Что вы сказали? Не расслышал.

Я встрепенулась, как зачарованная таращась на препода.

– Говорю, «Герои Эллады». Вы издеваетесь надо мной, что ли?

Аспирант улыбнулся. В магнетически-тёмном взгляде так и читалось: «Ну, разумеется, издеваюсь, глупая. Хотя нет… я лишь начал».

Я сердито сдвинула брови, глядя перед собой.

– Вы это серьёзно?

– Вполне.

– То есть, – я на пару сантиметров отодвинула от себя книжечку, и она податливо заскользила по отполированной поверхности стола, – вы правда считаете, что я этого не читала?

Бранов равнодушно вскинул брови.

– Рискну предположить. Но не тревожьтесь, если начнём уже сейчас, до Нового года я сумею вбить вам в голову хотя бы материал средней школы. А там, – он подцепил со стола книжечку в мягком переплёте, – глядишь, и до вашего рОмана доберёмся. И статью для конференции навояем.

Пиу! Контрольный в голову. И вот я лечу в пустоту. Поверженная, униженная и истекающая кровью.

Хотя нет, не кровью – стыдом и злостью.

– Я вам только что жизнь… нет, не жизнь, карьеру спасла! А вы издеваетесь? Отдайте.

Я рванулась вперёд и ухватила своего «Императора» за уголок.

– Спасла? – Бранов хохотнул, крепко удерживая трофей. – А что значит ваше: «Ой, ла-ла-ла, я совсем не разбираюсь в истории!» Кто вас за язык-то тянул? Какие дополнительные занятия? Не знаешь, что сказать, молчи! С меня зав чуть три шкуры не спустил за неоправданное доверие, некомпетентность и неумение излагать материал!

– И поделом! – упиралась я, чуя, как миллиметр за миллиметром книга выскальзывает из рук. – Отдайте!

– Не отдам. Это теперь моя вещь. Я её купил. А за нахальство я вам сейчас ещё пару рефератов накину. Век не разгребётесь!

Переплёт книги в эту секунду будто бы раскалился.

Опешив, но хватку не ослабив, я уставилась на руки аспиранта. Под его пальцами и впрямь разлилось золотистое свечение.

– С ума сошли? Сжечь её решили?! – завопила я и вцепилась в обложку, не давая ни малейшего шанса вырвать книгу у меня из рук. – Не позволю!

Навалившись на стол, я из последних сил держалась, чтобы на этот самый стол с ногами не залезть. Хотя, если нужда будет, и с ногами заберусь! И станцую! В состоянии аффекта и не такое делают. Простится.

– Отдай, глупая! – зверем рычал аспирант.

Перехватив томик поудобнее, он рывком выхватил его из моих рук и отшвырнул на пол. По обложке уже вовсю танцевали блики. Расползались пятнами и множились так, что вскоре лицо моего любимого «Императора» покрылось золотистой ржавчиной.

– Не позволю! – всхлипнула я, бросаясь к своему детищу.

Однако Бранов пулей рванул ко мне. Ухватил поперёк тела и без труда приподнял над полом.

Намерение в такой неприглядной позе вынести меня в коридор так и отражалось в его глазах, а всё крепче сжимающиеся объятия сей факт лишь подтверждали.

Да что это он себе позволяет? Я ему кто? Мебель, чтобы меня перемещать, куда вздумается?

Я раскорячилась, чтобы вынести меня было как можно сложнее. Цеплялась за столы и стулья, брыкалась и выгибалась, будто одичавшая кошка, но хватка у аспиранта оказалась железная.

Чудом подвернувшиеся мне под руку «Герои Эллады» послужили оружием: угодили Бранову прямо в лоб.

Аспирант, конечно, опешил, но книгу поймал. Одной рукой, правда, зато захват на долю секунды ослаб.

Я сумела вырваться. Но оказалось поздно.

Золотые вспышки, исходящие от моей книжки, как от лампочек на новогодней гирлянде, уже заполнили кафедру. Воздух сделался густым и остро запах озоном.

– Да вашу ж Машу, – обречённо выругался аспирант, таращась на книгу, объятую сиянием на полу.

Затем перевёл взгляд с неё на «Героев» в своих руках, и глаза его засветились решимостью и будто бы теми же золотыми бликами.

– Не подходите, – частила я, отступая от хищно ринувшегося на меня аспиранта. – Не вздумайте… Нет!

Бранов кинулся и рывком прижал меня к себе. Я вскрикнула, но ещё одна вспышка – в сто крат ярче, предыдущих, – и я, объятая пламенем, с визгом ухнула в сияющую бездну.

Глава 3. Одна голова хорошо, но десять – жуют быстрее

Пока летела, орала я до того пронзительно, что горло теперь сотни когтистых кошачьих лапок драло.

Плюхнувшись на что-то мягкое, я хрипло пискнула. И только наметилась дать волю остаткам голоса, как настойчивый горячий шёпот, а вместе с ним и ладонь прочно запечатали рот.

– Молчи! Тихо!

Что происходит? Тараканы в голове пустились в пляс. Сновали туда-сюда, лихо подкидывая догадки одну невероятнее другой.

Я замерла, пытаясь разобраться, что к чему.

Мягко. Очень мягко. Тишина и темнота. Вот только запах… Смрадный дух доставлял такой дискомфорт, что даже приятное тепло, расползающееся по спине от прижавшегося ко мне мужчины, не в силах было его компенсировать.

– Тише, Маша, – повторил некто, и я во вспышке прозрения осознала – аспирант! – Я тебя сейчас отпущу, но ты пообещаешь слушаться, идёт?

Ещё чего! Но безопасности ради, покивала. Пусть думает, что я буду паинькой, а едва представится момент…

Думаю, удар в пах любого обезоружить способен.

– Что за фигня? – выдохнула, едва обрела относительную свободу. – Где я? Куда вы меня?..

Руки своей жизнью зажили. Я пыталась ощупать всё вокруг, чтобы понять хоть что-то, но неизменно натыкалась то на пучки влажной, острой по краям травы, то на препода.

– Да прекрати ты! – возмутился тот, когда я в сотый раз ухватила его не то за руку, не то за ногу. – И замолчи. Тихо!

Я послушно замерла, прислушиваясь и таращась в темноту. Вдалеке раздалось не то кваканье, не то птичья песня. Едва слышное журчание воды, шелест, всплеск и ещё бог знает что.

Боязливо задрав голову, я с удивлением отметила, что тёмное небо вкривь и вкось пересекали корявые линии ветвей.

Постойте. Мы в лесу, что ли?

– Ян Викторыч…

Аспирант возился неподалёку. Я позвала снова. Затем снова и ещё разок. Но с каждой новой попыткой мой голос становился всё тише и тоньше да так и сошёл на нет. Словно у меня батарейки сели.

Я встала на четвереньки, пытаясь подняться.

Уму непостижимо! Как такое могло произойти? Ещё секунду назад были почти в центре города-миллионника, а теперь здесь, в непролазной темноте среди травы, воды и смрада!

Может, это был террористический акт? Помню лишь вспышку света. Лежит моё тело по кусочкам теперь где-то там…

Всхлипнув и осознав, что даже холода как такого не чувствую, я забеспокоилась ещё пуще. За окном, вообще-то, почти зима была. Снег! Середина ноября, етить-колотить! А тут мхи-лишайники повсюду.

– Ян Викторович, мы с вами что… умерли?

Аспирант недовольно засопел, завозился. Если и впрямь умерли, то его это, похоже, ни капли не огорчало.

Зато я безмолвно затряслась. Слёзы хлынули из глаз, а повторить страшное слово, знаменующее конец жизни, конец всего и вся, даже в мыслях не выходило.

– Тише, тише, – аккуратно взял меня под локоть Бранов, хотя в голосе его скользило ясно различимое раздражение. – Живы мы. Не паникуй, Маша. Успокойся.

От сердца отлегло, а холод, сковавший тело и ошибочно принятый за холод загробного мира, вмиг отступил.

– Мика, – поправила я, умудрившись вставить слово в перерывах между теперь уже слезами облегчения. – Не Маша. Мика.

– Хорошо, – беспрекословно согласился Бранов. – Всё будет хорошо, Мика. Ты только слушай меня и делай, что скажу, окей?

Я потрясла головой в знак согласия.

– Вот и отлично. Тогда давай, шагай за мной и свети под ноги. У тебя же мобильник есть?