Сам же заботливый хозяин лежал на диване, вытянувшись во весь свой немалый рост. Одну руку завёл аспирант за голову, а другая безвольно свисала и едва касалась пальцами пола.

Я подошла и поглубже уселась в кресло напротив. Читала где-то, что рискованная поза и глубокая посадка выдают уверенность собеседника. А уверенности мне, пусть и искусственно созданной, сейчас ох как не хватало.

– Ян Викторович, – начала я, поборов внутренние перекаты смущения. – Хотела сказать, что помню... всё. Помню, как в закулисье вы, то есть мы... В общем...

Мифические запасы пороха в не менее мифических пороховницах вдруг с треском выгорели. Я замолчала, а руки сами собой вцепились в плечи, защищая пляшущее сердце от холодной насмешки.

Однако Бранов на мой бессвязный лепет даже ухом не повёл. Блики ночных новостей танцевали по его бледным щекам, а под замершими ресницами затаились тени.

Замерев в кресле, я прищурилась и подалась вперёд. Неужели не дышит? Неужели, пока я, как глупая гусыня в ванне плескалась, Бранище тут...

Осторожно поднявшись, я на цыпочках подкралась ближе. Склонилась над аспирантом и дрожащими пальцами коснулась щёки. Волнение растеклось по телу кипятком и ударило в ноги. Но прежде чем я успела хоть звук из пересохшего горла выдавить, аспирант шумно вздохнул. Сурово свёл брови, а я так и шарахнулась и с размаху плюхнулась в кресло.

Ну и ну... Живой аспирант. Живее всех живых! Дрыхнет просто. Вон даже рот слегка приоткрыл.

Я с трудом сдержала смех облегчения. В носу защипало. Отчего-то перед глазами явственно предстала картина, как я могла бы убиваться над бездыханным Брановским телом, и сердце болезненно сжалось.

Спасаясь от глупых фантазий, я схватила бутерброд с толстыми кусками колбасы и сыра. К чаю не притронулась. Он давно остыл, покрылся будто бы масляной плёнкой, да и о сахаре аспирант позабыл.

Дожевав всухомятку бутерброд, я свернулась в кресле калачиком и бездумно уставилась в телевизор. Правда, взгляд сам собой то и дело возвращался к Бранову.

За всё время аспирант ни разу не шевельнулся! Бедняга... Досталось ему от Хаоса. Уже дважды!

Решив, что такая возможность раз в жизни выпадает, я отбросила смущение и осмотрела каждый сантиметр вытянувшегося на диване аспиранта. Ссадин или иных увечий не обнаружила. Но зато сделала прелюбопытнейший вывод: если не брать во внимание перемещенческие странности, Бранище вполне себе обычный парень.

Вон, даже носки у дивана лежат. Самые что ни на есть обыкновенные!

Несколько секунд я как заворожённая пялилась на аккуратно скрученный клубок, и улыбка сама родилась, заставив зажмуриться и прикрыть рот ладонью.

Странно, но мне казалось, будто в этот воскресный день умудрились уложиться годы жизни! Ещё вчера и помыслить не могла, что на пару с надменным аспирантом попаду в переделку. Но думать о том, что теперь Хаос как по расписанию будет отправлять по мою душу гончих из другого мира, сил не было. Ни на что сил не было. Моргать и то лень!

Но засыпать нельзя. Нужно дождаться, пока стирка закончится. Развешать одежду на батарее...

Как уснула всё в том же кресле, не вспомнила бы и под пытками Хаоса. Кажется, спустя вечность из темноты забытья пробился лишь с мягкой хрипотцой голос:

– Эй, синица, ты чего здесь?..

Затем тепло рук под лопатками, стук чужого сердца под щекой...

Но прежде чем голова коснулась подушки, а плечи накрыла прохлада одеяла, искры эмоций выбили вздох. Меж рёбер будто начиненная нежностью петарда рванула, и влюблённые бабочки в животе вдруг ожили. Забили крыльями и, обжигая огнём вены, устремились туда, откуда их не изгнать даже самой несокрушимой логике – к сердцу.

Прода сегодня разбита на два смысловых кусочка. 

Листаем дальше =>

***

Открыв глаза, я несколько секунд таращилась в потолок. Он был… незнакомый. Даже очертания люстры в полутьме неузнаваемые!

Сердце забилось, разгоняя кровь, а вместе с ней и сон.

Где я?

Тараканы на моей мыслительной фабрике лениво поднимались, потирали рыжие усы и после длительных перекуров-пересудов принимались за работу. Вскоре и первое воспоминание на конвейере прикатило.

Я у Бранова дома. Бог мой, у Бранова-Баранова! Так, а почему?

Вяло перебирая лапками, таракан приволок комок мыслей побольше. В нём, как в вязальном клубке тесно сплелись образы Мишки, его отца и нечеловечески серьёзной Анюты. Острыми углами серпантина втиснулись и слуги Хаоса, выпавшие из сияющей в пространстве дыры…

Я рывком села и прижала одеяло к груди. Зимой сложно угадать, который час. За окнами даже светать ещё не начало, и темнота лихо превращала предметы в жутких тварей. Даже шелест сотен голосов будто бы раздался вновь!

− Это лишь воспоминания, − пробормотала я, делая вдох за вдохом. − Воспоминания, Мика. Они не оживут, не навредят...

Я глубоко вдохнула ещё разок и потёрла глаза. Страх под напором логики отступил, и реальность охотно обретала очертания. Наконец, и последнее воспоминание в закоулках памяти отыскалось – досыта нажевавшись бутербродов, я скукожилась в Брановском кресле.

Неужто всё-таки уснула? Это аспирант меня сюда перенёс?

– Одежда! – едва не всплеснула я руками и рывком откинула одеяло.

Собиралась ведь дождаться конца стирки... а теперь что делать? В аспирантских шортах по морозу щеголять?

Опустив ноги на пол, я вскочила с разложенного дивана. Но едва толкнула дверь, меня обдало сладким ароматом жареного. Неужто Бранов ещё и завтраком меня накормит? Пусть только попробует! Я ведь в него тогда точно бесповоротно втрескаюсь.

Похихикав над своей же шуткой, я торопливо взбила пышную шевелюру пальцами. Оправила футболку, пощипала щёки, чтобы не казаться бледной поганкой, и робкими шажками двинулась к кухне. Оттуда и впрямь доносились певучие звуки чайника и ворчания масла на сковороде.

Оладьи? Блинчики? Какая разница! Более аппетитного запаха я отродясь не встречала.

Собравшись с духом и ещё разок поправив волосы, я подтянула шорты-парашюты и легонько толкнула кухонную дверь.

– Доброе... – да так и замерла в проходе. Та самая бестия-блондинка с туго закрученными в фигу волосами колдовала у плиты!

Выходит, либо я неправильно поняла фразу "живу один", либо аспирант не в курсе, что на его жилплощади завелась девушка.

Как ни крути, а ситуация патовая. Моё приветствие застало бестию врасплох. Она уронила в кипящее масло готовую оладью. Горячие брызги ринулись в разные стороны.

– Да чтоб тебя!.. – зашипела незнакомка не хуже сковороды на огне.

Прыжком развернулась ко мне и теперь с неприкрытой неприязнью сканировала с головы до ног. А отметив одежду с чужого плеча, и в обратном порядке прошлась, сверкая аккуратно подведёнными голубыми глазами.

– Так вот ты какая, – со смешком выдала бестия, сжимая кулинарную лопатку.

И уж не знаю как, но запах оладий вмиг из полного предвкушения и уюта превратился в отвратительно тягучий. Садящийся жиром в лёгких и не вызывающий ничего, кроме тошноты.

Глава 6. Бестия обретает Имя

Перестрелку взглядов оборвал хлопок входной дверью.

Бежать поздно. Бранов уже скинул верхнюю одежду и направился прямиком к месту апокалипсиса.

– Уже проснулась? – вместо приветствия бросил он, едва завидел меня. – Почему босиком? Пол ведь холодный.

Тёмный, как омут, взгляд скользнул от торчащих волосков на моей макушке до голых ног и перекинулся на бестию.

– Марта, я же просил приглядеть за гостьей, – с укоризной поглядел Бранов на блондинку, проворно погасившую огонь и водрузившую на стол блюдо с внушительной стопкой пышных лепёшек.

– С тапочками в зубах за твоей гостьей бегать прикажешь? – фыркнула она и, скрестив руки, опёрлась пятой точкой на кухонную тумбу.

– Это Марта, – устало констатировал Бранов, усаживаясь за стол. – Знакомьтесь.