— Да-да! Скорее всего, так оно и есть, — поспешил согласиться Фейхтвангер. — Сталин, например, при нашем с ним разговоре высказался в том духе, что антисемитизм равнозначен каннибализму. Это сильно сказано, но в сущности своей очень верно. Однако главная причина таких обвинений, в том числе и со стороны Троцкого, кроется в последних процессах над еврейскими партайгеноссе: Каменевым, Зиновьевым, Радеком, Розенгольцем, Ягодой. Правда, среди них есть и русские…
В ровную речь писателя врезался высокий голос поэта Фефера:
— Люди, которых вы назвали, предали не только великую идею коммунизма, интернационализма, но и само еврейство! Мы решительно и единодушно вычеркнули их из списков нашего многострадального народа! Мы полностью поддерживаем приговор, вынесенный им за их мерзкую деятельность.
— Да-да-да! — снова закивал головой Фейхтвангер. — Я побывал на одном из таких процессов. И мне показалось, что они действительно заслужили своей участи. Более того, мне показалось, что ни на одного из подсудимых не оказывалось ни малейшего физического и иного воздействия. Правда, поначалу мне показалось странным, что все они объясняют свое участие в заговоре против существующей власти одними и теми же словами. Но потом я понял, что эти слова вообще в ходу среди граждан вашей страны, и, следовательно, подсудимые не могли не говорить понятными всем словами и даже фразами. Может быть, в речах прокурора Вышинского слишком много патетики и политики вообще, но в целом его обвинения мне показались вполне аргументированными. Именно этот вывод я и хочу предложить западноевропейским читателям. Именно поэтому я и попросил вас собраться, чтобы поговорить по душам, без всякого давления со стороны. Здесь, как я понимаю, все свои, и мы поймем друг друга. Я поставил перед собой цель опровергнуть измышления Андре Жида. И я постараюсь это сделать. Западное еврейство очень беспокоит судьба русских евреев. Особенно в свете того, что происходит в Германии…
— Передайте нашим друзьям во всем мире, — торжественно заговорил Фейербах, — кто бы они ни были, что евреи, живущие в СССР, вполне удовлетворены своим положением. Мы представлены во всех органах власти на самом высоком уровне, мы добились огромных успехов в революционном преобразовании страны, наши поэты, писатели, музыканты и шахматисты известны всему миру. Мы никому не позволим свернуть нас с этого пути. Тем более вернуться назад: к еврейским погромам, черте оседлости, процентным нормам и прочим дикостям прошлой российской действительности. А процесс, который происходит сейчас в нашей стране, это есть процесс очищения рядов строителей коммунизма от «пятой колонны», от предателей пролетарского дела. В этом нет никакого намека на антисемитизм. У нас в стране приняты законы, которые карают проявления антисемитизма смертной казнью. Нигде в мире нет таких справедливых законов, как в СССР. Все евреи должны поддерживать Советский Союз, потому что это есть еще и поддержка советских евреев…
— Да-да, именно так я и понимаю то, что сегодня происходит в СССР, — поспешно согласился Фейхтвангер. — Я скоро уезжаю. К сожалению, я не могу побыть в вашей стране дольше. Но то, что я увидел за этот короткий срок, меня потрясло. Вот некоторые мои наблюдения. Национализм советских евреев отличается, по моему мнению, от национализма в других странах некоторого рода трезвым воодушевлением. Единодушие, с которым евреи, встречавшиеся мне, подчеркивали полное согласие с новым государственным строем, было трогательным. Я рассчитываю дать в своей книге широкую панораму жизни страны, осветить такие вопросы, как то: первое — удовлетворенность евреев их положением среди гоев: второе — полное и окончательное разрешение еврейского вопроса; третье — еврейские крестьяне как некое новое сословие в советской и мировой действительности; четвертое — молодая еврейская интеллигенция, не знающая страхов и сомнений; и наконец, пятое — еврейский национализм в Советском Союзе исключительно как сохранение еврейской самобытности. Надеюсь, вы не станете возражать против освещения перечисленных проблем.
Присутствующие вдруг начали тревожно переглядываться, шептаться, пожимать плечами.
Опять подал голос Фейербах:
— Мы не против, хотя мне не очень понятно насчет еврейского национализма. Он, конечно, имеет место быть, но стоит ли его так выпячивать? Конечно, если речь идет об издании книги только на Западе, тогда возражений нет. Но у нас этого могут не понять. Мы вообще стараемся слово еврей употреблять как можно реже. Незачем лишний раз дразнить гусей. Все мы здесь русские писатели, артисты, художники и так далее. И если меня не тычут носом в мое еврейство, я вообще забываю, что я еврей и совершенно не отделяю себя от русских. Хотя, если честно признаться, с пониманием отношусь к тому, что когда-то Гейне писал о своем отношении ко всему немецкому. А он писал, смею вам напомнить, что все немецкое ему противно, что оно действует на него как рвотное, что его собственные стихи противны ему, потому что они написаны на немецком языке. Перенесите эти слова великого еврейского поэта на нашу почву, и вы поймете, в чем заключается, как вы выразились, трезвое воодушевление наших евреев… Но эта сторона еврейского национализма постепенно себя изживает под напором советской действительности, трансформируясь в советский патриотизм. Хочу, однако, заметить: этот вопрос, разумеется, не для вашей книги.
Ропот недоумения и явного неодобрения возник за столом и был прерван возбужденным голосом хозяина квартиры:
— Товарищ Фейербах имеет дурное свойство преувеличивать и даже искажать истину! — воскликнул Мейерхольд. — Его упоминание поэта Гейне в данном случае явно неуместно!
— Я только был искренним! — вскрикнул Фейербах, которому, похоже, наступили на ногу. — Могу же я быть вполне искренним среди своих!
— Товарищи! Товарищи! — замахал руками Мейерхольд, будто перед ним артисты, плохо выучившие свои роли. — Товарищ Бабель! — протянул режиссер руку к Бабелю, который должен был по сценарию разряжать сгущающуюся атмосферу в самом, так сказать, зачатке.
И все товарищи уставились на Бабеля. И гость в том числе.
И Бабель заговорил с той уверенностью в своей правоте, какая видна в каждой строчке его литературных произведений:
— Во-первых, Гейне жил и творил во времена реакции, охватившей Европу после наполеоновских войн, которая заставила величайшего поэта не только своего времени эмигрировать во Францию. Во-вторых, он был романтиком, хотя и с социалистическим уклоном. В-третьих, Советский Союз коренным образом отличается от всех государственных образований, когда либо существовавших на планете Земля. Здесь мы имеем самую развитую демократию, плодами которой пользуются все народы, проживающие в СССР. В-четвертых, евреев раньше объединяли их образ жизни, сложившийся в многочисленных гетто, религия, память о прошлых гонениях. Теперь же нас объединяет с другими народами, особенно с русским, общая цель — построение коммунистического общества, в котором не будет ни русских, ни евреев, ни украинцев, ни татар. А будет один народ, говорящий на одном языке, имеющий общую культуру и общие задачи. Мы, евреи Советского Союза, решили ассимилироваться. Тем более что, как доказано учеными, нации еврейской не существует в природе вообще, что ощущение этой нации среди евреев поддерживалось искусственно. У меня, например, жена русская. И у многих евреев, здесь присутствующих, жены не еврейки. А многие руководящие товарищи из русских имеют жен евреек. Не буду перечислять их имена: список слишком длинный. Конечно, этот процесс еще только в самом начале, но через два-три поколения кто-то из наших потомков вряд ли вспомнит, кем были его предки.
— О да! — согласился Фейхтвангер, точно он поставил перед собой задачу соглашаться со всем, что здесь будет сказано. — Я понимаю, что жизнь сложнее наших схем, что ничто новое не может не иметь привкуса старого. Но если заглядывать в далекую перспективу, мы должны согласиться: она весьма для нас с вами обнадеживающая.
