— Мне известно ваше задание, товарищ капитан, — отрезал майор. — Инспекция погранзастав входит в это задание. Так что поезжайте. Пропуск в зону вам выпишут. Желаю успеха.

— Он явно не в восторге от нашего приезда, — заметил Андреев, когда они вышли на площадь. — А это может означать лишь одно: он боится проверки и боится ее не без основания. Имей это в виду, товарищ старший лейтенант.

— Есть иметь в виду, товарищ капитан! — ответил Дудник, прикладывая руку к фуражке.

— Можно и без этого, — проворчал Андреев, но ему явно понравилось, что Дудник чувствует дистанцию, отделяющую их друг от друга.

В автобусе Артемий обнаружил пограничника старшего лейтенанта Гордейчева, с которым иногда курил в тамбуре вагона. Гордейчев три года служил в Карелии, теперь выпал ему Дальний Восток. Это был рослый белобрысый парень, ленинградец.

— Вот, догнали-таки мы тебя, старлей, — пошутил Артемий. — Думал от нас скрыться в тайге? От нас не скроешься.

— Да уж вижу, — в тон Дуднику отвечал Гордейчев, — что дело мое аховое. Разве что на ходу в окошко выпрыгнуть.

— Не выйдет, — рассмеялся Дудник. — Пока ты, со своей комплекцией, в окошко пролезешь, я уже с той стороны тебя ожидать буду.

— Сдаюсь, старлей! Сдаюсь! — поднял Гордейчев вверх обе руки. — Мыслимое ли дело сбежать от почетного чекиста да еще и краснознаменца. Лучше садись рядом и расскажи, куда подевались твои сослуживцы?

— О, это большая-пребольшая секретная тайна! — вытаращил глаза Дудник. — Секрет сей тайны не известен даже моему начальству.

— Андрееву, что ли? — кивнул Гордейчев в сторону капитана, устроившегося возле кабинки водителя.

— Андреев не начальник, — качнул головой Артемий. — Он страдалец, за какие-то прегрешения выгнанный из Москвы. Видел бы ты, с каким страхом он смотрел из окна вагона на тайгу. Ему, небось, кажется, что за каждой елкой если не медведь с тигром прячутся, то япошка с хунхузом — это уж как пить дать. Кстати, а куда направляется товарищ старший лейтенант?

— Товарища старшего лейтенанта направляют на границу. Куда же еще? Начальником заставы. Кем же еще? Пошли служить вместе, лейтенант.

— С удовольствием бы пошел, но уже определен заместителем капитана Андреева.

— Да, должность весьма удобная: быть заместителем и никем не командовать.

— А ты думаешь, что никем не командовать легко?

Автобус наконец наполнился командирами разных родов войск и тронулся, дребезжа своими железками и отчаянно скрипя фанерным кузовом на разбитой дороге. Говорить при такой тряске было совершенно невозможно без риска откусить собственный язык, и в автобусе установилось молчание, нарушаемое лишь всеобщим кашлем, когда автобус погружался в тучи пыли, поднимаемые собственными колесами и гонимые ветром в том же направлении. Иногда приходилось даже останавливаться и ждать, когда уляжется пыль. Потом осторожно двигаться дальше. Правда, через какое-то время то ли дорога повернула, то ли ветер, и пыль стало относить в сторону.

Больше недели Андреев с Дудником провели на границе, переезжая с одной заставы на другую. Везде было одно и то же: огромные пространства, которые практически невозможно перекрыть наличными силами застав. Отсюда и контрабанда, и шпионаж, и вредительство. Но когда Андреев уже в Благовещенске составлял отчет о проверке, получилось, что вина за эти недостатки целиком и полностью лежит на местных органах НКВД и начальниках пограничных округов. Конечно, вина имела место: хромали снабжение, обучение, воспитание личного состава погранзастав, дисциплина. Главное же — увеличение количества застав — зависело целиком от Центра.

— Ты не согласен? — спросил Андреев, когда Дудник закончил читать отчет.

— Люди на заставах делают все, что могут.

— Ты забываешь, что эти люди — большевики. Следовательно, должны делать в несколько раз больше, чем просто люди.

Дудник пожал плечами, ответил уклончиво:

— Сверху виднее.

Он знал, что спорить бесполезно — все равно, что плевать против ветра.

Отчет пошел в Хабаровск к Люшкову. Через несколько дней Андреева вызвали туда же. Когда он перед отъездом зашел в управление НКВД, в кабинете начальника управления сидел уже другой человек.

Старшего лейтенанта Дудника прикрепили к штабу погранзоны, в котором поменялось начальство, в качестве инспектора. Через несколько дней он выехал на одну из застав в новеньком, недавно полученном бронеавтомобиле. Автомобиль был смонтирован на базе эмки, только мотор был посильнее да колеса покрупнее и шины пошире — для большей проходимости. В двадцати верстах от поселка с названием Свободный бронеавтомобиль сел по самое днище в глинистый плывун, сползший на дорогу после недавних дождей, с виду вполне засохший.

Пять человек, ехавшие в бронеавтомобиле, выбились из сил, но машину вызволить из плена не смогли. Нужны были лошади. За ними отправили одного из пограничников. Через два часа он прискакал верхом на вислоухом мерине и сообщил, что через Амур переправилась крупная банда и движется в их направлении, что он узнал об этом от лесника, который давно сотрудничает с пограничниками, что велел леснику скакать в райцентр и сообщить о банде на погранзаставу и в округ.

К пяти человеческим силам добавили одну лошадиную, но броневичок от всех этих усилий лишь погружался в плывун все глубже и глубже, помаленьку смещаясь в сторону обрыва, так что вскоре его колеса засосала глина почти полностью. Стало ясно, что вытащить машину невозможно, можно только выкопать, но неизвестно, сколько понадобится на это времени, а банда может нагрянуть с минуты на минуту… если она действительно существует.

Дудник, бывший за старшего, приказал снять с бронеавтомобиля пулемет и занять оборону по сю сторону плывуна. Пулемет, две винтовки и два нагана против банды неизвестной численности. Оставалось надеяться на подмогу.

Оборону заняли на небольшом возвышении над дорогой метрах в тридцати от плывуна, посреди которого мертвой железкой кособочился горбатый силуэт броневичка.

Со всех сторон их окружала густая, непроницаемая для глаза тайга, остроконечные ели и лиственницы тянулись к белесому небу по обе стороны узкой дороги, скрывая ее от солнца, лишь в том месте, где темнела башня броневичка, справа от дороги карабкалась вверх черными пеньками изъеденная дождями гарь, с глинистыми промоинами, мертвыми скелетами опаленных огнем деревьев и удивительно веселыми мхами, зеленеющими на скальных выступах.

Куда идет банда, никто не знал и даже не мог предположить. Она могла пойти в любую сторону, и вовсе не обязательно по дороге: в тайге много звериных, охотничьих и контрабандистских троп. Но выбора у группы Дудника не было: дорога на поселок Свободный представлялась наиболее вероятным маршрутом банды, и они должны были этот маршрут перекрыть.

Лейтенанта Хороброго и сержанта Сивуху Дудник послал вперед, в сторону границы, на разведку. Велел пройти километра два-три, не более, выбрать наиболее глубоко просматриваемый участок дороги и там залечь. В случае появления банды, вернуться назад, но не по дороге, а по тропе, идущей напрямик, срезающей широкую петлю, которая делает дорога, огибающая скат сопки.

В ожидании банды замаскировали броневичок ветками, вырыли окопчик для пулемета, прикрыли его массивной корягой. Остальные выбирали себе огневые позиции по вкусу: между стволами деревьев, за валежиной или за валуном. Договорились о взаимодействии, о пресечении возможных выходов противника в тыл, о том, кто возьмет на себя командование группой в случае ранения или смерти старшего, кто заменит выбывшего пулеметчика и в какой последовательности.

Время тянулось медленно. Дуднику иногда казалось, что их ожидание закончится впустую, банда пройдет стороной, а он, вместо того чтобы откапывать машину, занимается перестраховкой и ожиданием у моря погоды.

В двенадцать часов перекусили тушенкой и сухарями, составлявшими НЗ броневичка, попили студеной воды из ручья. Зудели комары и слепни, мошка лезла в нос, глаза, уши. От земли шел терпкий запах гниющего дерева и прошлогодней хвои, ветерок наносил ароматы смолы. Где-то выше по скату сопки стучал дятел, иногда хрипло вскрикивала рысь, булькал в узком ложе ручей, прыгая с одной замшелой каменной плиты на другую, высоко в небе кружили коршуны. Все эти звуки были частью тишины, а тишина стояла такая, что трудно было поверить, чтобы она могла быть нарушена кем бы то ни было, чтобы кто-то на нее поднял неблагодарную руку.