«Сизый голубь вечерний…» Сизый голубь вечерний, Ой же ты, сизый голубь мой! Слети в гнездо свое, В гнездо свое темное, Слети же ты издалека Из моего ясеневого края. Сизый голубь вечерний! Звезды ли не опечалены, Тихие воды не вспенены? Цветет ли солнце, тюльпан-солнце, Раздвигая дуги-ветки На полянах и на опушках? Сизый голубь вечерний! Брызни на меня сон-травой: Вблизи тюльпан-солнца робость, Злобу-тоску избыть, Вблизи тюльпан-солнца, сиз-вечер, На земле моей шум-ясеневой. 1932 ОГОНЬ Уложил на стены крыла опаленные И, как на листке мотылек, Замер. Пишу в тишине, а он Наставил ушко свое, слушает, Как друг, как сподвижник, он любит мой труд. Со мною дышит, думает со мною И — только разволнуюсь — содрогается. Давно минула полночь. Тьма кромешная Скребет дверной косяк когтями жадными. Изнемогаю. Друг не знает устали. Я приближаюсь. Добрый и доверчивый, Он смерти не подвластен. Я дышу еще. Земля качнулась. Мгла внезапно грянула. Упала, словно каменная глыбина. Погиб он или быстро крылья выпростал Из-под навалов — и исчез в безвестности? 1932 «Такая красивая хата…» Такая красивая хата. Две яблони рядом с нею. На правой — цвет-первоцвет, На левой плоды краснеют. Над хатою — стрелкою дым, От хаты к стрелке — дорожка. Утро залито голубым, Солнце льется в окошко. Внезапно ребячий крик: «Ой жук огромный, какие крылья» Дым — в печь, стежка — в кусты, Яблони под стрехою скрылись. Распласталась быстрая тень, Загудело, как гром из бездны. Страх! А яблони — в смех: «Да он же не настоящий — железный!» 1931 «Выбегает в море челн…» Выбегает в море челн С выгнутою грудью. Шапка на челне, как сито, А под тою шапкой — люди. Немного — один китаец. В руках удочка из тростника. Веют пальмы, снуют бакланы, На горах голубые снега. Почему-то невесел китаец. От удочки мысли его отвлекали. Выплыл дельфин из моря: — Китаец, не надо печали. — Ну как же, не надо печали! Полосат мой кораблик — мое достоянье, Сам я молод, и ус мой тонок, И красно на мне одеянье. А посмотреть — я невольник, Хоть с такою статью завидною Нарисованный на фаянсе Чьей-то рукою зловредною. 14. III. 1931 «Ты в сонных покоях мещанки…» Ты в сонных покоях мещанки За низким трухлявым окном Дни свои губишь нещадно, Склоняясь над низким столом. Стертый образ, цветы из воска, Тарелка прозрачная на стене, Из лоскутьев линялый коврик — Всегда в темноте, в тишине. А во дворе, за садами Белый дымок, а на нем, Как шмель над черемухой влажной, Тяжело развалился гром. И тянется — тянется к полю — На запах земель, яровых, Над медуницей качается, Не мнет, не шатает их. В бузиновой гуще ночует, Чуть свет — на холмы бредет. Весь день свободно кочует Среди голубых широт. У мещанки бронзовый ангел Трубит, как перед Судом, Чья жизнь выцветает, как вышивка Цветочная за стеклом. ОКТЯБРЬ О воин осени, октябрь наш вихревой, Как радостна твоя о нас забота! Ведь это ты провел нас сквозь ворота Новейшей жизни и мечты живой. И буря пролетарского восстанья С твоими бурями в одном строю. И вот оно — твое завоеванье — Страна Советов здесь, в родном краю. От мертвых листьев отделив живые, Себя нашел в свободе этот век. И только власть труда признав впервые, Впервые стал собою человек. Цветущей осени октябрь наш золотой, Как радостна твоя о нас забота! Ведь это ты провел нас сквозь ворота Новейшей жизни и мечты живой. 1939 «Забыв о прошлом, Тясьмин тихо спит…» Забыв о прошлом, Тясьмин тихо спит Меж берегов, пристанищем удачи. Высокий цвет над островом маячит, Как сонный лев, гора полулежит. Вблизи от ветряков и от могил Неведомая предкам мчит машина; Конь прядает ушами, и картинно Ступает древний вол, лишенный сил. Как пашня разливается, звеня! Подсолнух тянется навстречу лету; Как девушка, в кругу большого дня Артачится веселый ветер лета. Дни неприметно встали в ряд один, В века соединясь во всем величье. В цвету благоухает пограничье И новизну лелеет Чигирин. 1937 |
