САЛОМЕЯ Там левантийский месяц сеет чары, Волнуя в сердце теплой крови ток, Там яростно цветет любви цветок, Там все в крови — и шлемы, и тиары… Там с высей горных, предвещая кару, Гремит речей неистовый поток — Иоканаан! Как взор его жесток! В его словах — пустыня и пожары! А Саломея — девочка, дитя,— Отравою и лезвием шутя, Хохочет, смерть и мщенье накликая… Беги от них! Беги туда, поэт, Где у прибрежных скал, чиста, как свет, Стройна, как луч, — мечтает Навзикая! 18/VI. 1922 НАВЗИКАЯ Ты — солнца луч, царевна Навзикая, Цветок феаков на песке морском! Тебе убогий странник не знаком, А море блещет — без конца и края. Ты властным жестом собираешь стаю Прислужниц, — в послушании немом Они стоят, а над твоим челом Лучистый ореол блестит, играя. От стрельчатых бровей и белых шей Уж сам не свой безмолвный Одиссей, Готов забыть пучину мук и горя. Чиста, как животворная роса, Целебным плеском Эллинского моря Ему смеется светлая Краса. 15/IX. 1922 АЛЕКСАНДРИЯ Когда мне говорят: Александрия… М. Кузмин Завечерела водная стихия, Пассатный ветер в парусах ревет, И темный наш корабль, кренясь, идет В знакомый порт, к огням Александрии. Он раздвигает сумерки густые, Он, как живой, желанной встречи ждет: Здесь милых Муз веселый хор поет! О сердце мира! Наша Пиэрия! Мы знали и степей сарматских зов, И Фидиевых мраморных богов, Печаль Сафо и клич сирен призывный,— Но нас ничто не волновало так, Как Фарос твой, твой Гептастадий дивный, Из мрака черного вознесшийся маяк! 12/III.1922 ВЕРГИЛИЙ Мужик из Мантуи, задумчивый, кудрявый, Он с отроческих лет стихи слагать умел, Пастуший посох, плуг и медный шлем воспел, И был вознагражден неслыханною славой. Он сквозь огонь и дым усобицы кровавой Увидел пышный век, когда от черных дел Почил покорный мир, приемля свой удел Под царственным ярмом божественной державы. Но все прошло. И Рим, и цезарей дела Рука истории в гробы поволокла, Где спят иллюзии, порфиры и короны, А он доселе жив. И звон его поэм Нам отзывается рыданьями Дидоны, Бряцаньем панцирей и всплесками трирем. 12/III.1933 САД В ГОГОЛЕВЕ Столетние над молодым бурьяном Облокотились вербы на плетень, Под сенью слив — соломенный курень, Чудесен мир в дыханье трав медвяном. Здесь нарастает буйным ураганом Веселый праздник сел и деревень, Здесь сельских муз еще витает тень С прославленной свирелью и тимпаном. Здесь посылают дружеский привет Прохожим Сон-трава и Огнецвет, Красивое прекрасно без прикрасы: В разгуле светлой радостной игры Тропинка с Лысой сказочной горы Ведет к вершинам самого Парнаса. 14/XII. 1921 ЧИТАЯ ПОЭТА «Есть добрые сердца, есть светлые умы, Они сияют нам, как утра блеск багряный, В хаосе шумных дел, среди житейской тьмы, Их голоса звучат торжественной осанной. Уносит вечность всех под мрачный свод гробов, Но непорочных душ и мысли, и стремленья Выбрасывает вал сурового забвенья На берег бытия, как зерна жемчугов…» Романтика мечты живет в сердцах поэтов: Чтоб столько накропать элегий и сонетов И свято веровать в предизбранность свою! И точно: что таким хор знатоков убогий? Холодный суд ума не победит в бою Романсов сладостных и пышных антологий! 27/II.1932 САМООПРЕДЕЛЕНИЕ Я знаю — имя нам «библиофаги»: Как шкаф, набита наша голова, Как резчики, шлифуем мы слова, Нещадно много изводя бумаги. Никто не скажет нам: «Жрецы и маги! Вы создаете чудо мастерства!» Душа у нас сурова и черства И чужда юной жажде и отваге. Что в тонком слове? Нас чарует звук Актерской реплики, поддельных мук, Горючих слез искусной истерии. А критик нам диктует: «Шапки прочь! Вот пред тобой прославленный вития: Горит, как светоч, озаряя ночь!» 29/XII. 1929 КЛАССИКИ Вы уж давно ступили за порог Земной судьбы — творцы и полубоги, Рапсодии, элегии, эклоги Звучат из тьмы аидовых дорог. Туман печали нам на сердце лег, Усилья наши жалки и убоги: Ужель назад вам больше нет дороги? Ужели рок так безнадежно строг? Где ваших слов могучее звучанье? Напрасны все мечты и заклинанья — Невозвратим навек умолкший глас! Одна отрада есть душе поэта, Одно для мира возрождает вас — Прекрасная законченность сонета. 15/XII.1921 |
