«Когда на ладонь я склоняю чело…» Когда на ладонь я склоняю чело, Является в грезах родное село: И поле вдали, и за рощей мосточек, И старая хатка, и темный садочек, Где детство беспечно по тропке брело. Вон там на лугу мое счастье цвело,— Ольха над прозрачным ручьем наклонилась, Отара, пыля, с полонины спустилась, Сторожко журавль расправляет крыло… Лишь там мне в ненастье тепло и светло! УТРЕННЕЕ СОЛНЦЕ Солнце рассвета — сердце мое,— Зеркальная глубь тепла. С прозрачным утром оно встает… И смотрите, уходит мгла! Близка вам, понятна моя душа,— В ней плески и ваших волн… Радость, песком золотым шурша, Качает унынья челн. Я души убогие обогащу, Краскам восхода рад, Торбы нищие позлащу… Возьмите мой мир, мой клад! В пропасть низринь холодную тень, Мертвую тишь порушь! Буду играть я и ночь и день На арфах ваших душ. Я не встревожу спокойных дум Печалью души своей. Милы мне те, кто хмур и угрюм, И те, что весны звончей. Разве не солнце — сердце мое? Не кристальная глубь душа? Воздушные замки она снует, Счастье в груди верша. 1919 ПОСТ 440 Баллада I Бежит по железным тропам Поезд в огне и в дыму, Пронзая взглядом циклопа Слепую тьму. Бездумно он повторяет: — И-ду-уу!..— Летя по степи, теряет Искр снопы на ходу. В каждой теплушке теснятся Двести — триста штыков — Едут они сражаться За дело большевиков. Каждый в каждом вагоне — Ратник, а не холоп! Будут помнить бароны Красный Перекоп! II Пост — четыреста сорок, Будка на самом мосту. Еще часовому не скоро Сменяться на этом посту. «Два года — ни строчки из дома… Как там? Душа болит… Он для родных и знакомых Давно уж, наверно, убит…» Вспомнился текст из газеты, Что утром читали ему: «Погоны и эполеты Зашевелились в Крыму». Мчатся туда эшелоны, Пустив колеса в галоп — Будут помнить бароны Красный Перекоп! Ночью и зябко, и волгло, И к сердцу подходит страх… Минуты тянутся долго, Когда стоишь на часах… III Вдруг шорох… Два силуэта… Третий — прыжком под мост… «Стой! Ни с места!» — фальцетом Командует грозно пост. Вскинув ружье, незваных Гостей он идет встречать. «Там часовой…» — «Наганом Заставь его замолчать!..» Крики: «Назад! Стреляю! Долой с моста!» — «Что он, страха не знает, Красная сволота?!» Выстрел. Ни шагу по шпалам Сделать не смог бандит. Упал на рельсы устало — Мертвым лежит. Второй свинцом часовому В грудь попал и в плечо: «Не быть и ему живому! Пусть кровью, гад, истечет!..» IV Будто легли на роздых Под ветра степного свист: Бок о бок, глазами к звездам — Контра и коммунист. А в поезде рыцарей воли Ждет неминучая смерть — Вот-вот от взрывчатки в поле Вздрогнет земная твердь… «О боже, что за причина? Кто-то лежит на пути!..» Успел машинист. Машина Стала у моста почти. Даже искринки света Перед составом нет. «Эй, караульный, где ты?» Ночи безмолвье в ответ. Вышли. С буфером рядом Убитый беляк лежит. И вмиг командир отряда По склону под мост бежит. «Мина! — кричит он в яри.— Покамест никто не лезь!.. Иначе конец… Фонарик! Еще чье-то тело здесь…» То был часовой. Сажени Всего одолеть он не смог — К заряду полз на коленях И мертвым свалился с ног… V Гудок! По железным тропам Бежит паровоз в дыму, Пронзая взглядом циклопа Слепую тьму… Каждый в каждом вагоне — Ратник, а не холоп… Будут помнить бароны Красный Перекоп! На кумачовой ткани Поезд бойца везет, Что в мостовой охране Отбыл последний черед. 1924 ВЕЧЕРНЕЕ Миг на закате солнца. Монотонно шумит очерет, Уставшие травы сонно Никнут и клонятся, Спит степь. Зеленою ленью, Расплавленным оловом Полноводная Рось плывет. И хочется теплым словом Растрогать народ. Куда ты стремишься, Вечерняя дума моя? Грустишь почему-то — о чем? Не воротить минувшего дня И не догнать нипочем! Воспой пробужденные силы, Будь как широкая степь, В которой казаков Иль скифов могилы, А над ними — небесный склеп. Молчи о том, что минуло, Как вечно могилы молчат… В долине село Еще не уснуло,— А чутко слушает песни девчат. Пусть месяц — мечтатель банальный — Вспомнит на сте́рнях Татаро-монгол… Ты слышишь, как возле читальни Смеется над ним комсомол? Быстро очнется вечер, Не станет истории, дум… Начнутся веселые, Звонкие речи, Словно юной дубравы шум. Ох, знаю я, знаю, О чем ты страдаешь, Запоздалая песня моя! Прошлого голосом не наверстаешь, Все, что Комсомол, — то не я. Томительно долго Деянья вершатся… А времени ток не унять… Эх, если б мне было двадцать Или хотя б двадцать пять! Нет, не по мне сожаленья О давних и славных днях! Придет озаренье, Цветенье, горенье,— Довольно вздыхать впотьмах! Только бы сбросить мне эту Тяжесть вечерних туч, Горечь навета, Шум очерета И последний холодный луч. Силы еще довольно, И запал в душе еще есть! Не печальный я очерет, Сердце тоске не известь, Живой я еще поэт! 1925 |
