В ЛАВРЕ Сюда спешил я одиноко. Не знаю, что меня вело: Покой ли, глас веков иль рока, Иль пышный холод черт барокко, Иль шляхом сонным сердце шло. Там бился грач у амбразуры, С ведром в колодец падал луч, И вросший в землю камень бурый Скрывал — и хмуро, и понуро, Истлевших плевел тайный ключ. Там черные метались тени, И заскорузлые слова, В мозолистых буграх колени, И тайной стиснутые стены, И в светлом нимбе голова… И вновь я тут. Все тот же ряд Веками сглаженных оград, Ансамбль рисунков, пряча камень, В торжественной мерцает гамме, Свет льется сквозь ворота, арки — Пятнистый, золотистый, яркий, Здесь и узоров весь каскад. Свернула тропка лишь вон там: Она в другой спешила храм, Хоть в нем не слышен гул моления, Нет ни лампады, ни смирения. НАД МОГИЛОЮ Слышишь? Мы здесь собрались… Чтоб поведать тебе нынче снова,— Праздник великий грядет. Завтра — Пасха, день ясного света. Степь будет завтра в фату, как невеста для свадьбы, одета. Это ведь значит, вчера вновь «На страже поставлено Слово». Ветер в полях зеленя теребит, как весны гобелены, Чтоб на крыльях поднять в бесконечную высь кантилены. Шляха Великого луч вновь пронижет созревшие груди, Мрак темницы вскричит, вознесется в зенит, мир разбудит. Тайну извечной весны передаст нам ширь отчего поля. Славу Славута катить будет буйно от моря до моря. Лавой, лавою — глянь!.. Собрались вместе в место мы это: Праздник великий грядет. Завтра — Пасха, день ясного света. АСКАНИЯ-НОВА Все было — скиты, клобуки… И кимерийцы, роксоланы, Булгары, готы и аланы, И гунны, и берендюки, Киверцы, угры и маджары, Куманы, бастии, авары [9], Налеты турков и хазар, И злые полчища татар… А сколько пронеслось их мимо, Что шли сюда неутомимо. И канули в пучине лет — Их лики, голоса, их след… Край не лежал немым и диким, Один не стыл, печалью полн. Как океан, он был великим Простором с колыханьем волн. В его путях, в его равнине, В груди, могучей и доныне, Еще неистовство клокочет И буйством дней прорваться хочет, Чтоб над степями не затих Неугомонный оклик их. НОЧЬ Мираж? Иль сон?.. Копытный стук. И ржанье. Тень мелькнула вдруг, И гул шального бега прочь Умчал во тьму, прорезав ночь… Еще мгновение — и всюду Простор полночный отдан люду. Земля гудит, земля дрожит, И люд летит себе, спешит, И путь во все края лежит, И степь полна немых отар, Как облаков осенних вал, Они растут, как из земли, И — вдруг в немую тьму ушли… Минута, две, а может, пять — И я в степи один опять. «Лишь я, да степь, да ночь кругом…» Лишь я, да степь, да ночь кругом. Смотрю — тихонечко, тайком Вон двое напрямик идут. Куда, откуда, где их ждут? Дошли и встали у кургана, Поговорили как-то странно, И вдруг вдвоем исчезли с глаз, Как в яму провалились враз… Возникли вновь, на степь взглянули И снова в глубь земли нырнули. Час минул — вновь они уж тут: Предметы странные в руках, Оружье, цепи на плечах, Бокалы, амфоры несут… И, оглядев простор ночной, Позвали раз, потом другой, И — появились кони враз На этот оклик, этот глас… Затопало, загрохотало И — вновь, как прежде, тихо стало. «Горит звезда — зари сестра…» Горит звезда — зари сестра. А я иду… Давно б пора Мне отдохнуть хотя бы малость, Но где-то тело потерялось. Как будто гений давних лет Меня зазвал с собою вслед И, крылья дав на час единый, Мне подарил полет орлиный. И вижу я: передо мною Стоит лазурною стеною, Как бы прозрачный призрак света, Майдан в сиянии рассвета. Шлях серебрится. Чинно тут Стоит какой-то дивный люд. На поясах — сагайдаки [10]. На копьях — из цветов венки. И разом темная их сила Пошла плясать вокруг могилы. Неясны песни той гурьбы, Молитвы, тризны иль гульбы, И гам, и звон, и шум вокруг, И целый лес простертых рук Туда, где, каменным, великим, Бог обращен к востоку ликом. И сердце веки приподняло, И на чело рассвет лег ало: Весь пьедестал его в венках, А люд — у божества в ногах. Все разом поднялись толпой И канули в дали степной. вернуться Названия племен и народов, которых одолели древние славяне. |
