— Оки-доки. Освободить разум, да? Ладно. Великолепно. Нет проблем. — Джеймс отошёл подальше для разбега, опёрся на поверхность противоположного барьера, чтобы набраться решимости, и закрыл глаза. — Освободить разум. Нет проблем. Щас освобожу. Ну, вперёд![63]

Его щёки почувствовали мимолётное дуновение прохлады. Джеймс открыл глаза и обнаружил кирпичную кладку в дюйме перед своим носом. Ошалев, Джеймс развернулся и прижался к кладке спиной. Он совершенно точно не делал ни единого шага вперёд.

На путях рядом с ним пыхтел и плевался паром кислотно-оранжевый паровоз, к которому были прицеплены вагоны такого же вырвиглазного цвета. Машинист дал свисток к отправлению, толпы народа самого необычного вида начали смешиваться в дверях вагонов — провожающие стремились наружу, отъезжающие прорывались внутрь.

Над паровозом поднялось что-то, издалека похожее на перископ; Джеймс сощурился и прочитал на боку вагона надпись «Скорый поезд Лондон — Ванаку[64]».

— Три минуты до отправления! — заорал дородный мужик в малиновом мундире станционного смотрителя, потрясая колокольчиком, совершенно неслышимым за пыхтением локомотива. — А ты чего тут потерял, четырёхглазик? — обратил он внимание на Бонда, попытавшегося спрятаться за собственными очками. — Ты ведь едешь в «Хогвартс», да? — Толстая рука с сосископодобными пальцами выхватила из нагрудного кармашка золотой билет. — Точно, «Хогвартс Экспресс», 11:00.

— Да, дяденька, — проблеял Бонд, вежливо отнимая билет.

— Ты ошибся платформой, пацанёнок. Мы на «девять и четырнадцать двадцать седьмых», а тебе надо на «девять и три четверти». — Смотритель ткнул пальцем вверх, на знак с надписью «9 ¹⁴/₂₇». — Кыш отсюда, твой поезд отходит через семь минут!

Бонд обернулся в поисках выхода, попутно замечая другие готовящиеся к отбытию локомотивы. Волшебная половина станции Кингс-Кросс явно не исчерпывалась платформами 9¾ и 9¹⁴/₂₇.

— Но я не знаю, как туда попасть!

— Велика проблема, — отмахнулся смотритель. — Вон в тот люк, пересечёшь платформу «одиннадцать и шестнадцать двадцать первых», потом по лестнице над платформами «восемь точка сорок пять в периоде» и «двенадцать и семь восьмых», спустишься на той стороне. Поднимешься на этаж выше, за привокзальным маготравмпунктом повернёшь направо, пробежишь до конца перрона «2,3^-е — i·ln(π)» и там у кого-нибудь спросишь.

— Фигня делов, — потрясённо ответил Бонд, честно попытавшись запомнить всю эту информацию.

— Ну, или пройди через магловскую часть вокзала, вход туда как раз за твоей спиной, — сжалился смотритель. — Только осторожно, там могут быть маглы. Не попадись им. Говорят, они волшебников сжигают.

— Давно уже нет, — отмахнулся Джеймс, примериваясь к стене. — Последнего обвинённого в колдовстве сожгли в 1826-м году[65].

— А я помню, как дедушке бабушка рассказывала, что её обвинили в колдовстве, и сосед поставил её перед выбором: ночь любви или смерть, — нахмурился смотритель. — Она была очень гордой, и её убили. Неужто врала?!

Бонд не стал выяснять подробности семейной жизни словоохотливого смотрителя, вновь проваливаясь сквозь кирпичную кладку.

— Гарри! Ты где был?! — взвопила Молли, обнимая Джеймса.

— Мы о тебе так волновались! — добавила Гермиона, обнимая мальчика с другой стороны.

— Чуть с ума не сошли! — подтвердила Джинни, ревниво протискивая свои руки между телами суперагента и Гермионы.

— Давайте быстрее, поезд вот-вот отправится! — предупредил Аластор, пропихивая сквозь стену вереницу чемоданов.

Джеймс в третий раз прошёл сквозь стену и испытал чувство «дежа вю»: вновь на него пыхтел паровоз, на этот раз малиновый, вновь машинист просигналил о скором отправлении, вновь толпы отъезжающих и провожающих смешались в дверях вагонов.

— Идём скорее! — потребовала Джинни, потянув Джеймса к вагонам. Аластор, сдвинувший фуражку носильщика на затылок, заканчивал укладывать багаж; его волшебный глаз, неистово вращаясь в искусственной глазнице, пытался следить за всеми вокруг одновременно.

— Мы с Роном назначены старостами школы, — помахала ему на прощание Гермиона, — поэтому поедем в вагоне для старост. Не переживай, увидимся на пиру!

Джеймс, чья голова пухла от новых впечатлений, поцеловал в щёчку старушку Тонкс, вежливо кивнул миссис Уизли, пожал лапу Сириусу и погладил по голове мистера Уизли, после чего позволил Джинни увлечь себя в поезд.

Перрон за стеклом купе дёрнулся, уплывая вбок. Тонкс, Артур, Молли, Аластор, Стерждис и Римус быстро исчезли за краем окна, и только Сириус какое-то время бежал рядом с вагоном, умильно высунув язык и взбивая сильными лапами облачка пыли.

— Ну, наконец-то мы одни! — воскликнула Джинни, закрывая дверь купе.

Джеймс Бонд, безошибочно дистиллировав из этой фразы декларацию о намерениях, судорожно схватился за пуговицы рубашки, собираясь бороться за них до последнего.

— Кхм, — послышалось с соседнего диванчика. Девочка, сидевшая у окна, шумно перелистнула страницу. Светлые волосы, довольно грязные и спутанные, доходили ей до пояса. У неё были очень бледные, почти прозрачные брови и глаза навыкате, которые придавали ей удивлённый вид. Волшебная палочка торчала у неё из-за левого уха, на шее висело ожерелье из бутылочных пробок. В её руках был сжат журнал «Придира», который она читала, перевернув вверх ногами.

— О, привет, Полумна, — кисло поздоровалась Джинни с заметным отсутствием энтузиазма.

— Привет, — ответила девочка, бросив на них короткий взгляд. — Здравствуй, Гарри. Вижу, ты сумел вылечить свой шрам.

Джинни потрясённо уставилась на Бонда — поскольку изменения происходили постепенно, она ничего не замечала. Джеймс провёл рукой по лбу.

— Он как-то сам растворился.

— Ну да, — Полумна перевернула ещё одну страницу, — конечно. Нисколько в этом не сомневалась. Для неизлечимых шрамов от тёмномагических заклинаний это вообще совершенно естественно — они сами внезапно исчезают без видимых причин. Разумеется. Я верю.

Джеймс беспомощно посмотрел на Джинни. Джинни развела руками и скорчила гримасу.

— Полумна учится со мной в одной параллели, но в «Когтевране».

— В твоих устах это звучит как порицание, — шёпотом заметил Джеймс.

— Ну, когтевранцы считают, что ума палата дороже злата, — пожала плечами Джинни. — Странные, правда? Что может быть дороже злата?

Джеймс Бонд живо вспомнил груды бриллиантов, колющих его спину[66]. В те моменты он отдал бы все эти бриллианты за нормальную постель, не задумываясь[67].

Дверь открылась, в купе сунулся высокий пухлый мальчик с жабой в одной руке, с чемоданом в другой и с сумкой под мышкой.

— О, привет, Гарри, привет, Джинни, — устало выдохнул мальчик, отпуская чемодан. — Здравствуй, Полумна. Можно к вам присоединиться? А то все остальные купе уже заняты.

— Нет проблем, — махнул рукой Джеймс, — ещё одно место свободно.

— Да, присоединяйся, — кисло кивнула Джинни. — Гарри, это Невилл, Невилл Долгопупс. Вы с ним учитесь вместе и живёте в одной комнате.

Джеймс протянул свежеобретённому соседу руку, тот, забывшись, протянул в ответ свою. Спецагент отстраннёно подумал, что он раньше никогда не пожимал жабу.

— Тревор, вернись! — взвопил Невилл, падая на колени и выпуская из-под мышки сумку.

— У нас в «Гриффиндоре» всегда так шумно? — поднял бровь Джеймс.

— Часто, — согласилась Джинни. — И нам ещё повезло, что Джордж и Фред едут в другом вагоне. Кстати, ты заметил, Рон заколосился? Похоже, они накормили-таки его своим чинительным батончиком.

Невилл поймал жабу и засунул её в сумку, вынув взамен растение, похожее на прыщавый кактус.