— Первая магическая война? — перебил Таннер. — То есть до этого маги не воевали?

— Воевали, конечно, — Джеймс Бонд пожал плечами. — Между 1937-м и 1945-м вся Европа полыхала пламенем.

— Да, мы помним, — подтвердил Кью.

— Да ну, седая древность, — мисс Манипенни нетерпеливо передёрнула плечиками, — это так ску-у-учно. А какие именно практики он разрешил? Ой, я не вовремя, да?

— Вторая мировая война — это всего лишь отражение битв, бушевавших в магическом мире, — проигнорировал секретаршу Бонд. — Некто Геллерт Гриндевальд решил принести всем людям планеты добро, радость и счастье. А когда выяснил, что другие люди не согласны с его определениями добра, радости и счастья, учинил кровавую резню. Очевидно, чтобы всё-таки принести добро, радость и счастье.

— И как, успешно? — шевельнул кадыком Таннер.

— Маги Европы собрались и доступно объяснили Гриндевальду, что он морально неправ. Геллерт осознал, проникся, раскаялся, ушёл и заперся в тюрьме строгого режима, которую до этого построил. Ради общего блага.

— То есть он ушёл в тюрьму, выстроенную по его же собственным чертежам, — подытожила Эм. — Мило. Охраняли его, очевидно, слепоглухонемые инвалиды-коматозники?

— Да никто его не охранял, — пожал плечами Бонд. — Он понял, что проиграл подчистую, и добровольно удалился в камеру-одиночку, пафосно размазывая по себе слёзы и сопли.

— То есть Геллерт Гриндевальд, восемь лет терроризировавший Европу, проиграл, обиделся и ушёл переживать своё поражение в хорошо укреплённый загородный дом, снабжённый мощными защитными заклинаниями и всем необходимым для жизни. Бонд, вы сами-то понимаете, насколько это дурно пахнет?

— Мэм, это для нас такое поведение дурно пахнет, — по возможности мягко ответил Бонд. — А для магов это в порядке вещей. После окончания Первой Магической Войны сторонники проигравшей стороны были заперты в Азкабане, магической тюрьме строгого режима. Охрана Азкабана набрана из дементоров, магических существ, питающихся негативными эмоциями, преданными сторонниками Волан-де-Морта. То есть преступников охраняли их бывшие сообщники. И пока я на это не указал, никому даже в голову не пришло, что это не просто дурно пахнет, а прямо-таки воняет.

— Хорошо, Бонд, давайте вернёмся к Волан-де-Морту, — предложила Эм.

— Настоящее имя: Том Марволо Риддл, — без запинки оттарабанил Джеймс Бонд. — Самовлюблён, эгоистичен, тиран, не ценит своих помощников, без колебаний гонит их на смерть ради собственных идеалов. При этом сам довольно труслив и очень боится смерти. Характер скверный, не женат.

— Мы нашли несколько семей с фамилией Риддл, — ответил Билл Таннер, подавая Эм ещё одну тонкую папку. — Точнее, это потомки одного и того же рода, разросшиеся ветви генеалогического куста. Почему именно куста? Потому что центральная ветвь семьи пресеклась при загадочных обстоятельствах в 1943-м.

Эм открыла папку и подслеповато прищурилась в направлении мелкого машинописного шрифта.

— Семья из Литтл-Хэнглтона, вырождающиеся потомки богатых землевладельцев, — прочитала глава MI6, — обнаружены мёртвыми. Убиты Том Риддл, Томас Риддл и Мэри Риддл.

— Первый вывод — у них просто потрясающий полёт фантазии при выборе мужских имён, — заметил Кью.

— Никаких следов насилия, никаких следов борьбы, нет подозрения на ограбление, — продолжила Эм, сноровисто просматривая пожелтевшие страницы. — Это был 1943-й, у людей имелись всякие дела, связанные с защитой от нацистских бомбёжек, и никому не было дела до чужих трупов, потому что хватало своих. Вскрытие не проводилось; причину смерти установить не удалось, но в протоколе коронера упоминаются гримасы ужаса на лицах всех трёх жертв. Что-то копала контрразведка, подозревая тестирование немцами нового отравляющего газа, но гипотеза об атаке диверсионной группы нацистов в центре густонаселённого района Англии со столь малым числом жертв и без единого свидетеля показалась столь несостоятельной, что не проняла даже для этих дебилов из MI5.

— Мёртвое тело без внешних повреждений характерно для умерщвления непростительным заклинанием «Авада Кедавра», — высказался Бонд. — Рабочая версия: Том Марволо Риддл попытался воссоединиться со своими родственниками со стороны отца, те по какой-то причине дали ему от ворот поворот, мальчик обиделся и убил родных, после чего вернулся обратно в магический мир.

— Том Марволо Риддл, — зачитала мисс Манипенни, — сирота, родился 31 декабря 1926 года, мать умерла вскоре после родов, назвав мальчика в честь его отца. До 1937 года жил в приюте Вула для детей-сирот в Лондоне, летом поступил в частную школу-интернат, которую продолжал посещать до совершеннолетия. Несколько приводов в полицию за мелкое хулиганство, воровство, пироманию, жестокость и издевательства над животными. Характеристика из приюта резко отрицательная. Подтверждённые энурез и энкопрез до девятилетнего возраста. После совершеннолетия его следы теряются.

— Пиромания, зоосадизм и энурез, — многозначительно вздёрнула бровь Эм. — Где-то я уже встречала это перечисление[53].

— Очередная школа-интернат, о которой никто ничего не слышал, — глубокомысленно заметил Билл и похлопал по заполняющим его край стола папкам. — Я нашёл несколько сотен семей, в которых произошла такая же история.

— Мальчик знал, что его отца зовут Том Риддл, — подытожила Эм, — и мог попытаться его найти. Видимо, в сорок третьем он его всё-таки нашёл. Билл, что было дальше?

— Дом оставался в запустении, за ним следил старый садовник семьи Риддл, некто Фрэнк Брайс, — прочла мисс Манипенни из очередной папки.

— Родился 18 августа 1917 года, — подхватил эстафету Билл Таннер, читая из своей папки. — Всю свою жизнь прожил в деревеньке Литтл-Хэнглтон. Его родители работали прислугой у семьи Риддл, его мать была весьма хороша собой, поэтому неудивительно, что люди находили у Фрэнка семейные черты Риддлей. С шестнадцати лет работал садовником в этом доме. Во время Второй мировой войны Фрэнк был призван на фронт, ранен и декомиссован, получил пенсию по инвалидности. В 1943 году, незадолго до смерти Риддлей, он вернулся в Литтл-Хэнглтон. После их смерти полиция арестовала его, но никаких зацепок не было, и он почти сразу вышел на свободу. В дальнейшем он по собственному желанию снова стал следить за садом и домом Риддлей. Фрэнк единственный, кто не боялся подолгу находиться в доме, в котором произошли зверские убийства. Несмотря на это, спал он в сторожке в саду.

— Убийства? — встрепенулась Эм.

— Ну да, убийства, — перечитал Билл Таннер. — А что такого? Мы же согласились, что это были убийства.

— Мы — да, — Эм потёрла подбородок, — но полиция классифицировала эти события как «смерть при невыясненных обстоятельствах», потому что не было никаких признаков насилия. Если бы кто-нибудь произнёс слово «убийство», полиции пришлось бы взять на себя очередного «глухаря», потому что распутывать это дело совершенно неоткуда. И я прекрасно понимаю полицейских, не желающих искать человека, который может совершить убийство, не оставляя никаких следов.

— То ли дело — искать человека, который может причинить смерть при невыясненных обстоятельствах, не оставляя никаких следов! — воодушевлённо воскликнула мисс Манипенни. Джеймс Бонд скривился. — Ой, я опять не вовремя, да?

— Фрэнк Брайс был найден мёртвым в этом доме 16 августа прошлого года, — добавил Билл Таннер. — Двух лет и двух дней не дожил до своего семидесятисемилетия. Очередной «несчастный случай», «смерть при невыясненных обстоятельствах». Интересно, что спал-то он в сторожке, но нашли его — с обязательной гримасой ужаса на лице — в доме, на третьем этаже. Вопрос, зачем его в середине ночи понесло в дом, да ещё на верхний этаж, при больной-то ноге, остался открытым, потому что его никто не посмел задать. Полицейские эксперты обыскали дом, даже вызывали кинологов, но никаких следов, объясняющих странное поведение Фрэнка, не обнаружили, а собаки просто отказались заходить в дом, несмотря на все усилия кинологов.