II. «Ты, милая, со мной вдвоем бежала…» Ты, милая, со мной вдвоем бежала В глухую ночь без света и тепла, Когда все время пушка грохотала, Когда резня на улицах была. Стихия распаленная кипела, В крови взвивались флаги над мостом, Но в темноте любовь моя горела В огромном мире страшном и пустом. Любовь моя! Меж рельс, под поездами Глубокий снег был так прекрасно-бел. Шли на Восток, на Юг. Повсюду с нами Суровый ветер верности летел. III. «Тевтонское полотнище алело…» Тевтонское полотнище алело Над Францией, придавленной пятой, И радио безумное хрипело, Фанфары выли в комнате пустой. А ты с узлом в дверях тюрьмы стояла, Ты мерзла в очереди под дождем, Но Родина перед тобой сияла Звездой рождественской в снегу чужом. Как в детстве, наклонялись мы с тобою Над картой — мы б не разлучались с ней! Спи, милая, с моею сединою, Спи, милая, с любовию моей! Ты можешь видеть чудные виденья, Как потонувший Китеж под водой: Пространства нет и нет разъединенья, Нет лишних лет на родине земной. Туман над затемненною Москвою, В кольце осады сжатый Ленинград, Мой древний Крым — они перед тобою, Они с тобой, как много лет назад. И Бог воздал мне щедростью своею: Цусимы знак — в пыли влачится он; Вот мой отец под Плевной: вместе с нею Опять народ ее освобожден. Мой друг, под Львовом в ту войну убитый — Он слышит гвардии победный шаг; Вот наш позор, отмщенный и омытый — Над Веной, над Берлином русский флаг. IV. «Любовь моя, за каменной стеною…» Любовь моя, за каменной стеною, За крепким частоколом — не пройти. Любить вот так, любовию одною В последний раз — и не иметь пути? Склонись опять над картой, с затрудненьем Ищи слова, знакомые слова; Ты, девочка моя, скажи с волненьем: «Владивосток». «Орел». «Казань». «Москва». Задумайся о славе, о свободе И, как предвестье будущей зари, О русской музе, о родном народе Поэтов русских строфы повтори. «С непостижимым постоянством…» С непостижимым постоянством, Чрез Формы призрачный налет, Геометрическим пространством Мне мир трехпланный предстает. Внутри параболы и дуги; Шары прозрачны, как хрусталь; Сближаясь на магнитном круге, В контактах вспыхивает сталь. Мир полый, четкий и блестящий! В нем различаю без труда Теченье воли настоящей, Колеса, рельсы, провода, — Но брызгами кипящей ртути Вдруг разлетаются тела — Там — подчиненные минуте, Здесь — взмаху точного угла. «Девятнадцатый год. «Вечера, посвященные Музе»…»
Девятнадцатый год. «Вечера, посвященные Музе». Огромный прокуренный зал, под названием «Хлам» [99] Вот Лившиц читает стихи о «Болотной Медузе» И строфы из «Камня» и «Tristia» — сам Мандельштам. Морозный февраль, тишина побежденной столицы. О, как мы умели тогда и желать и любить! Как верили мы и надеялись, что возвратится Былое величье, которого всем не забыть. А после — походы в холодной степи и раненье. Уже в Феодосии встреча: — «Вы, Осип Эмильевич, здесь?» — «А где Бенедикт?» — «Да, погиб Маккавейский в сраженье». — «А Петников [100] — жив, но куда он уехал?» — «Бог весть!» Тогда мы надеялись: будет недолгой разлука — Как много с тех пор стало горьких потерь и разлук! Летела стрела — и опять Аполлон Сребролукий На новую жертву свой тяжкий нацеливал лук. Успение Ну, а в комнате белой как прялка стоит тишина, Пахнет уксусом, краской и свежим, вином из подвала… О. Мандельштам Тяжелые груши уложены тесно в корзины, Блестит янтарем на столах виноград золотой, И воздух осенний и запах арбузный и дынный На каменной площади празднуют праздник святой. Я с радостью тихой гляжу на раздолье природы — Такое богатство, как было и в крае моем, Где волны кипели и тщетно искали свободы, И в погребе пахло полынью и новым вином. А тот, о котором сегодня я вновь вспоминаю, Как загнанный зверь, на дворе под дождем умирал. Как лебедь, безумный, он пел славословие раю И, музыкой полный, погибели не замечал. Орфей погребен. И наверно не будет рассвета. Треножник погас, и железный замок на вратах. И солнца не стало. И голос умолкший поэта Уже не тревожит истлевшего времени прах. «Летом душно, летом жарко…» Летом душно, летом жарко, Летом пуст Париж, а я Осчастливлен, как подарком, Продолженьем бытия. С мертвыми веду беседу, Говорю о жизни им, А весной опять уеду В милый довоенный Крым. И опять лучи, сияя, Утром в окна льются к нам, Море Черное гуляет, Припадает к берегам. И как будто время стало Занавесочкой такой, Что легко ее устало Отвести одной рукой. вернуться «Хлам» — «Художники, Литераторы, Артисты, Музыканты». (Примеч. Ю. Терапиано.) «Хлам» — ночной клуб художников, литераторов, артистов, музыкантов, существовавший в 1919 г. в Киеве. вернуться Петников Г. Н. (1894–1971) — поэт, близкий к Хлебникову, фольклорист, переводчик. |