Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Сумбатов Василий АлександровичГарднер Вадим Данилович
Присманова Анна
Терапиано Юрий Константинович
Ходасевич Владислав Фелицианович
Иванов Вячеслав Иванович
Кондратьев Александр Алексеевич
Бальмонт Константин Дмитриевич "Гридинский"
Потемкин Петр Петрович
Вертинский Александр Николаевич
Чёрный Саша
Маковский Сергей Константинович
Дон-Аминадо .
Кленовский Дмитрий Иосифович
Адамович Георгий Викторович
Бердяева Лидия Юдифовна
Дубнова-Эрлих Софья
Биск Александр Акимович
Горянский Валентин Иванович
Тэффи Надежда Александровна
Кузьмина-Караваева Елизавета Юрьевна
Цетлин (Амари) Михаил Осипович
Несмелов Арсений Иванович
Гейнцельман Анатолий Соломонович
Белоцветов Николай Николаевич
Блох Григорий Анатольевич
Струве Михаил Александрович
Британ Илья Алексеевич
Ратгауз Даниил Максимович
Магула Дмитрий Антонович
Евсеев Николай Николаевич
Форштетер Михаил Адольфович
Ильяшенко Владимир Степанович
Кантор Михаил Львович
Браиловский Александр Яковлевич
Голохвастов Георгий Владимирович
Бунин Иван Алексеевич
Цветаева Марина Ивановна
Иванов Всеволод Никанорович
Мережковский Дмитрий Сергеевич "Д. М."
Северянин Игорь Васильевич
Корвин-Пиотровский Владимир Львович
Гиппиус Зинаида Николаевна
 > Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая > Стр.40
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
39
40
41
...
105

2. «Где б ни был я, куда б ни шел…»

Где б ни был я, куда б ни шел,
За мной — селеньем, лесом, полем —
Ползет, послушен и тяжел,
Мой страшный раб, мой бледный голем[59],
Неуязвимый для людей,
Слепой, безгласный и ужасный,
Он волей вспыхнувшей моей
Воспламенится в час опасный.
Но не по прихоти велит
Ему душа за мной влачиться,
И не по прихоти казнит
Его гранитная десница.
Когда душа обожжена
Негодованьем, — в хилом теле
Трепещет и зовет она:
«Ты мне покорен был доселе!»
И он, огромный и немой,
Встает — и никнет сила злая,
И крики радости волной
За нами плещут, не смолкая…
И дальше в доблестный поход
По очарованным долинам
Змеистый путь меня ведет
С моим послушным исполином.

Баллада о Черном Вороне

Безумью нашему укор,
Над Русью мертвенно-покорной
Кругами вьется Черный Вор,
Кругами вьется Ворон Черный.
Скользя по улицам ночным,
Кого-то ищут злые фары,
И всё, что дышит, перед ним
Как будто оковали чары.
В тоске притихли города,
И ни одно окно не светит,
И горе тем, кого тогда
Железным клювом он отметит.
Над кем кружится Ворон злой?
Чье нынче сердце выпить хочет?
Кого в несытый замок свой
Сегодня Черный Вор волочит?
Проснулись. Ждут. У чьих дверей
Встревожат ночь глухие стуки?
И кто в клещах стальных когтей
Исчезнет в ночь на смерть иль муки?..
Скользнув в проулок, словно тать,
Замедлит быстрый ход машина,
И не одна седая мать
Сегодня потеряет сына.
И хмурых жертв его не счесть,
И всех вороний коготь давит,
В ком Человечность или Честь
Тирана, падши, не восславит.
Безумью нашему укор,
Над Русью, мертвенно-покорной,
Кругами вьется Черный Вор,
Кругами вьется Ворон Черный.
Страна молчит, молчит народ,
Оцепенев в железах ночи,
И Черный Ворон им клюет,
Клюет еще живые очи.

Иноходец

Я был еще мальчик. Остывала
Степь от дневного зноя. Серый, вплавь
Шел иноходец по холодеющему шляху.
Ковыли кивали, и ковылем взметали
Бег и ветер и серебряную гриву.
В траве кричали, встречая вечер, цикады,
А за черным курганом, красное, садилось солнце.
Низко припадал мой конь к тропе знакомой,
Крепкой грудью ветер рассекая,
Он вольным бегом себя и хозяина тешил.
Я был еще мальчик, и моя душа
Была ясна и не отравлена презреньем.
Мой конь меня любил. Он послушно морду
Наклонял под ласкающую руку.
Издох он рано. Резвясь над оврагом,
Он споткнулся и сломал себе позвоночник.
Моего коня увезли на дрогах скорняки драть шкуру,
А седло украл и пропил работник.
Длинною с тех пор змеею годы
Проползли. За океаном, далекая и чужая,
Лежит наша степь, и новые по ней протоптаны тропы.
Иноходец, мы оба в жизни шли необычным аллюром!
И я, как конь мой, тяжело расшибался,
Только уцелел.
Лишь душа, дышавшая ветром и прохладой,
Захлебнулась горьким и страшным презреньем.

Илия Британ

«В полях изгнания горит моя звезда…»

В полях изгнания горит моя звезда;
Летят мгновения в капризно-жутком танце,
И мчатся черные большие поезда
Меж светлых призраков почти ненужных станций.
Кому поведаю тоску моей тоски?
Когда все кончится? Конца не видно прозе!..
Хохочут злобные кошмарные свистки,
Вагоны — кладбища; а кто на паровозе?
Держу бессмысленно навязанный билет:
Какая станция? увы, названье стёрто…
Молиться Господу? Его как будто нет…
Куда торопимся? не все ль равно: хоть к черту!
Вся жизнь — изгнание… Мелькают фонари…
Устал от грохота, от призраков, от свиста;
Не видно месяца, не будет и зари, —
И Смерть курносая торчит за машиниста…

«Колода старых карт, знакомая до муки…»

Колода старых карт, знакомая до муки:
По ним я ворожил в плену больных минут;
Держали часто их твои родные руки, —
Давно ты умерла, они еще живут.
Вот черный мрачный туз, суливший мне потерю,
А вот девятка пик, с оторванным углом;
От Бога я ушел, но в них, как прежде, верю
В цепях своей тоски, в печали по былом.
Как свято я храню заветную колоду!
Она еще жива, а ты — давно в гробу…
Предскажет, может быть, последнюю свободу
Узор старинных карт усталому рабу.
вернуться

59

Голем — искусственный человек, выведенный путем кабалистического алхимического опыта — герой одноименного романа Г. Мейринка (1915).

40
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"575148","o":1}