Владимир Корвин-Пиотровский Воздушный змей Змей уходил под облака (Так в высоте душа летала), Нить гнулась, дергала слегка (Как бы звала издалека), Воздушной жизнью трепетала. Я небо осязал рукой, Его упругое теченье, — Постиг лазури назначенье, Ее двусмысленный покой. Вдруг что-то лопнуло. Беда Открылась разуму не сразу — Еще бумажная звезда, Катясь, взлетала иногда — Лгала неопытному глазу. Змей падал, падал — меж домов, Меж разных вычурных строений, — Нравоучение без слов Для праздных городских умов, Для внеслужебных настроений. Я горестно смотрел туда, Привычно строил наблюденья, И вся воздушная среда Как бы ждала его паденья. Не закрепленный бечевой, Он странным телом инородным (Каким-то пьяницей свободным) Скитался в синеве живой, — Быть может, ангелом безродным Летел по ломаной кривой. «Зверь обрастает шерстью для тепла…» Зверь обрастает шерстью для тепла, А человек — любовным заблужденьем, — Лишь ты, душа, как мохом поросла Насильственным и беглым наслажденьем. Меня томит мой неизбежный день, Ни счастья в нем, ни даже возмущенья — Есть голода высокая ступень, Похожая на муки пресыщенья. «Дырявый зонт перекосился ниже…» Дырявый зонт перекосился ниже, Плащ отсырел, намокли башмаки. Бурлит фонтан. Весенний дождь в Париже, — И девушке не избежать руки Еще чужой, еще немного страшной, — Она грустит и отступает прочь, — И с лесенкой фонарщик бесшабашный Их обогнал, и наступила ночь. Сгущая мрак над улочкой старинной, Бесцветные, как рыбьи пузыри, Висят цепочкой тонкой и недлинной Ненужные влюбленным фонари. Всю ночь шумят деревья в Тюльери [85], Всю ночь вздыхают где-то на Неглинной. «Заря уже над кровлями взошла. Пора…» Заря уже над кровлями взошла. Пора. Пестрит узорами страница. И синева усталости ложится На влажный блеск оконного стекла. Но жаль уснуть. Смущенная душа Так непривычно вдруг помолодела, Так просто рифма легкая задела Медлительный клинок карандаша. Я не творю. С улыбкой, в полусне, Набрасываю на бумагу строки, И свежий ветер трогает мне щеки Сквозь занавес, раздутый на окне. Как я люблю непрочный этот час Полусознания, полудремоты, — Как пуст мой дом. Как дружелюбно кто-то Касается моих усталых глаз. О, это ты, последняя отрада, — В квадратном небе зреет синева, Чуть-чуть шуршит незримая листва, И никого, и никого не надо. 1931
«Играл оркестр в общественном саду…» Играл оркестр в общественном саду, Рвалась ракета с треском и горела, И девушка с цветком в руке смотрела Поверх меня на первую звезду. Из глубины взволнованного сада На освещенный фонарями круг Ночь темной бабочкой спустилась вдруг, И медленно нахлынула прохлада. Что помнишь ты, о сердце, в полной мере Из тех годов, из тех высоких лет? Любовный плач о выдуманной Мэри, Два-три стиха и тайный пистолет. Шумит земля в размерах уменьшенных, Как вырос я для зла и для добра, — Предчувствий светлых робкая пора Сменилась бурей чувств опустошенных. Сухой грозы невыносимый треск, Бесплодных туч гремучее движенье, Но нет дождя. Лишь молния и блеск, Один огонь, одно самосожженье. 1943 «Решеткой сдавлено окно…» Решеткой сдавлено окно (Так душат жертву ночью черной), В стене угрюмой и упорной Полупрозрачное пятно. Там жмется мир белесоватый, Одетый в сумерки и мшу. В нем солнце желто-бурой ватой Прилипло к мутному стеклу. Деревья, облака и поле, Все, что шумит в свободном сне, Обезъязычено в неволе В замазанном моем окне. Но, рабством длительным наскуча, Я углем на стене тайком Рисую море, лес и тучу, Ладью на берегу морском. Я долго дую в парус белый, И вот — бежит моя ладья, — Счастливый путь, кораблик смелый, За счастьем отправляюсь я. И снова мир прозрачный дышит В текучих водах и песках, И ветер радугу колышет В живых, гремучих облаках. Морской лазурью воздух тронут, Кипит веселая корма, И в белой пене тонут, тонут Окно, решетка и тюрьма. вернуться Тюльери — правильно: Тюильри — дворец в Париже, построенный в 1564–1670 гг., одна из резиденций королей Франции. |