25 августа 1922 «Одно лишь небо, светлое, ночное…» Одно лишь небо, светлое, ночное, Да ясный круг луны Глядит всю ночь в отверстие пустое, В руину сей стены. А по ночам тут жутко и тревожно, Ночные корабли Свой держат путь с молитвой осторожной Далеко от земли. Свежо тут дует ветер из простора Сарматских диких мест, И буйный шум, подобный шуму бора, Всю ночь стоит окрест: То Понт кипит, в песках могилы роет, Ярится при луне — И волосы утопленников моет, Влача их по волне. 1923 День памяти Петра «Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо, как Россия…» О, если б узы гробовые Хоть на единый миг земной Поэт и Царь расторгли ныне! Где Град Петра? И чьей рукой Его краса, его твердыни И алтари разорены? Хлябь, хаос, — царство Сатаны, Губящего слепой стихией. И вот дохнул он над Россией, Восстал на Божий строй и лад — И скрыл пучиной окаянной Великий и священный Град, Петром и Пушкиным созданный. И все ж придет, придет пора И воскресенья и деянья, Прозрения и покаянья, Россия! Помни же Петра. Петр значит Камень. Сын Господний На Камени созиждет храм И скажет: «Лишь Петру я дам Владычество над преисподней…» 1925 «Только камни, пески, да нагие холмы…» Только камни, пески, да нагие холмы, Да сквозь тучи летящая в небе луна, — Для кого эта ночь? Только ветер, да мы, Да крутая и злая морская волна. Но и ветер — зачем он так мечет ее? И она — отчего столько ярости в ней? Ты покрепче прижмись ко мне, сердце мое! Ты мне собственной жизни милей и родней. Я и нашей любви никогда не пойму: Для чего и куда увела она прочь Нас с тобой ото всех в эту буйную ночь? Но Господь так велел — и я верю ему. <1926> Nel mezzo del cammin di nostra vita [10] Дни близ Неаполя в апреле, Когда так холоден и сыр, Так сладок сердцу Божий мир… Сады в долинах розовели, В них голубой стоял туман, Селенья черные молчали, Ракиты серые торчали, Вдыхая в полусне дурман Земли разрытой и навоза… Таилась хмурая угроза В дымящемся густом руне, Каким в горах спускались тучи На их синеющие кручи… Дни, вечно памятные мне! 1947
Венки Был праздник в честь мою, и был увенчан я Венком лавровым, изумрудным: Он мне студил чело, холодный, как змея, В чертоге пирном, знойном, людном. Жду нового венка — и помню, что сплетен Из мирта темного он будет: В чертоге гробовом, где вечный мрак и сон, Он навсегда чело мое остудит. 1950(?) Ночь Ледяная ночь, мистраль (Он еще не стих). Вижу в окна блеск и даль Гор, холмов нагих. Золотой недвижный свет До постели лег. Никого в подлунной нет, Только я да Бог. Знает только Он мою Мертвую печаль, Ту, что я от всех таю… Холод, блеск, мистраль. 1952 Тэффи Перед картой России В чужой стране, в чужом старом доме На стене повешен ее портрет, Ее, умершей, как нищенка, на соломе, В муках, которым имени нет. Но здесь на портрете она вся, как прежде, Она богата, она молода, Она в своей пышной зеленой одежде, В какой рисовали ее всегда. На лик твой смотрю я, как на икону… «Да святится имя твое, убиенная Русь!» Одежду твою рукой тихо трону И этой рукою перекрещусь. «Красные верблюды — зори мои, зори…» Красные верблюды — зори мои, зори — По небу далекой чередой идут… Четками мелькают в вечернем моем взоре — За красным верблюдом красный верблюд… Ах, недолго ждать мне с тоскою покорной, Ждать, чтобы последний зарею потух. Палицей огромной, чрез все небо, черной Гонит их, торопит страшный пастух. На небо наплыли óблаки-утесы… Близок, близок отдых. Спешите скорей! Там, в садах Аллаха надзвездные росы, Там каждый получит по жажде своей. «Хочу, вечерняя аллея…» Хочу, вечерняя аллея, В твоих объятьях холодея, Шаги последние пройти, Но меж ветвей твоих сплетенных, Нездешней силою согбенных, Нет ни возврата, ни пути. Уже полнеба ночь объяла, Но чрез сквозное покрывало Твоей игольчатой хвои Зловеще огнь заката пышет И ветр не благостный колышет Вершины черные твои. вернуться Земную жизнь пройдя до половины (итал.) (Пер. М. Лозинского.) |