1923 Верблюды Прошли караваном верблюды, качая своими тюками. Нога на широком копыте в суставе сгибалась слегка. Изящна походка верблюда. Красивы верблюды с горбами. И смотрят глаза их далеко. Глядят на людей свысока. Когда же достигнут до цели, мгновенно сгибают колени. Как будто свершают молитву с сыновьим почтеньем к земле. Недвижны в песках изваянья. На золоте красные тени. Вот выбрызнут звезды по небу, ожившие угли в золе. 1923 Обруч Опрокинутый в глубокую воронку Преисподней, Устремляя вверх из бездны напряженное лицо, Знаю, мучимый всечасно, что вольней и благородней Быть не в счастье, а в несчастье, но хранить свое кольцо. То, единое, златое, ободочек обручальный, Знак обета нерушимый, связь души моей с мечтой, Обещание немое, что не вечность — мгле печальной, Я вкруг пальца обращаю путь до Неба золотой. Я тихонько повторяю имя нежное Единой, Той, с кем слит я до рожденья, изменить кому нельзя, И прикованный к терзаньям, и застигнутый лавиной, Видя тонкий светлый обруч, знаю, к выси есть стезя. Так. Не Адом я захвачен, не отчаяньем палимый. Капли с неба упадают в глубь Чистилища до дна. И, пройдя круги мучений, минув пламени и дымы, Я приду на праздник Солнца, просветленный, как весна. [6] 1923 Ресницы На глаза, утомленные зреньем, опусти затененьем ресницы. Разве день пред дремотой не стелет над землею по небу зарю? Разве год пред зимой не бросает по деревьям пролет огневицы? Разве долго не кличут к раздумью — журавлей, в высоте, вереницы? Разве совесть в свой час не приникнет с восковою свечой к алтарю? Мы прошли тиховейные рощи. Мы прочли золотые страницы. Мы рассыпали нитку жемчужин. Мы сорвали цветок медуницы. Усмирись, беспокойное сердце. Я костром до утра догорю. 1923 Вестник Один осенний первый желтый лист Овалом малым своего объема Пропел глазам, что кончен праздник грома, Что Молнецвет уж больше не огнист. Отцвел цветок небесный. Воздух чист. И ласточки, садясь на кровлю дома, Поют, что им и Африка знакома, И Океан, и в крыльях бури — свист. Конец всему, что кратко в жизни вольной, Что любит, что целуется, поет, А длинному как мгла ночей — черед. Опустошенный мир — тоске раздольной. Вожак-журавль, свой клюв стремя вперед, Повел сквозь синь свой табор треугольный. 1923
Под солнцем Под Солнцем пламенным, над влагой темно-синей, Небесным золотом согрет и озарен, Я слышу Океан как сонмы веретен, Я вижу пряжу волн с игрой внезапных линий. Тоска изгнания, весь крестный путь пустыней, Вдруг превращается в цветущий гудом лен, Мгновенный снег валов — как белизна знамен, Мечта — лампада мне непозабытых скиний. Морские пропасти глубинней всех земных. Непобедимый смерч — вся ярость духа злого. Здесь Хаос в реве мнит, что он всему основа. Но миг спокойствия, благоговейно-тих, Мне четко говорит: «В начале было Слово». Земля есть Солнечный, пропетый Морем стих. 1923 Здесь и там Здесь гулкий Париж и повторны погудки, Хотя и на новый, но ведомый лад. А там на черте бочагов — незабудки, И в чаще — давнишний алкаемый клад. Здесь вихри и рокоты слова и славы, Но душами правит летучая мышь. Там в пряном цветенье болотные травы, Безбрежное поле, бездонная тишь. Здесь в близком и в точном — расчисленный разум, Чуть глянут провалы, он шепчет: «Засыпь». Там стебли дурмана с их ядом и сглазом, И стонет в болотах зловещая выпь. Здесь вежливо холодны к Бесу и к Богу, И путь по земным направляют звездам. Молю тебя, Вышний, построй мне дорогу, Чтоб быть мне хоть мертвым в желаемом там. 1929 Судьба Судьба мне даровала в детстве Счастливых ясных десять лет И долю в солнечном наследстве, Внушив: «Гори!» — и свет пропет. Судьба мне повелела, юным, Влюбляться, мыслить и грустить. «Звени!» — шепнула, и по струнам Мечу я звуковую нить. Судьба, старинной брызнув сагой, Взманила в тающий предел, И птицей, ветром и бродягой Весь мир земной я облетел. Судьба мне развернула страны, Но в каждой слышал я: «Спеши!» С душою миг познав медвяный, Еще другой ищу души. Судьба мне показала горы И в океанах острова. Но в зорях тают все узоры, И только жажда зорь жива. Судьба дала мне, в бурях страсти, Вскричать, шепнуть, пропеть: «Люблю!» Но я, на зыби сопричастий, Брал ветер кормчим к кораблю. Судьба, сквозь рад десятилетий, Огонь струит мне злато-ал. Но я, узнав, как мудры дети, Ребенком быть не перестал. Судьба дала мне ведать пытки, На бездорожье нищету. Но в песне — золотые слитки, И мой подсолнечник — в цвету. вернуться Стихотворение изобилует реминисценциями из «Божественной комедии» Данте. |