Григорий Блох (Тюрсев) Два голоса Скажи мне, вечный часовой, Зачем, откуда ты? — «Я искра Силы мировой, Зарница девственно живой Любви средь темноты». Кругом лишь мрак, и нет любви, И смертью живы мы! — «В морях пролившейся крови Мечту далекую лови, Как свет в окне тюрьмы». Мечта — обман, погаснет свет, И все, что живо, прах! — «Кто знает счет предвечных лет? Что было, будет или нет В кружащихся мирах?» Миры — бесцельная игра Слепых, ненужных сил! — «Пройдет земных ночей пора, Безумец тот, кто до утра Свой факел погасил». Скажи, куда же голос твой Ведет из темноты? — «Не кончен час сторожевой, Я только вечный часовой И смены жду, как ты». Песочные часы Достались мне от деда по наследью Старинные песочные часы… Сатурн унылый, размахнувшись медью Наполовину сломанной косы, Стоит над потускневшею оправой Пред девушкой, держащею весы… Что хочет он скосить? Какой забавой Потешить ненасытный голод свой? А девушка с улыбкою лукавой Что хочет взвесить слабою рукой? Застыли оба в вечном напряженьи, Вперив незрячий взор перед собой, А времени бесшумное движенье, Пересыпая струйкою песок — Бездушный прах минувшего мгновенья! — Спешит распутать скомканный моток Всей нашей жизни, странной и бесцельной, Спешащей, как стремительный поток, В туман морей, густой и беспредельный… Встреча В садах одной из городских окраин, Где в час заката легче дышит грудь, Мне встретился гулявший мирно Каин. Он сел со мной немного отдохнуть И говорил, поникнув головою: «Так жить нельзя! Зовет нас новый путь, Мы вслед пойдем за новою звездою, Мы цепи зла, как нити, разорвем, И, окропив весь мир водой живою, Мы будем жить заботой лишь о нем! Пред нами светлый океан свободы, Любовь нам будет кормчим и рулем, И близок час! Пусть тяжки будут роды, — Грозой желанной сохнущей земле Несут расцвет бушующие воды, Я чую день, видна заря во мгле!..» Но я исполнен был тоски и скуки И видел лишь помету на челе И кровью брата облитые руки… Счастье
Собрав обеда барского объедки, Напялив шубу с барского плеча, Иной готов поверить сгоряча, Что случаи такой удачи редки! Судьба, подол брезгливо засуча, Швыряет часто стертые монетки, И, лишь остыв, мы видим напоследки, Что светит нам не солнце, а свеча… Объедки мысли, чувства, настроенья, Поношенных восторгов умиленья — Не все ль равно? Ты мог или хотел Добиться счастья лишь такого сорта, — Благодари скорей за свой удел Иль ангела-хранителя, иль черта!.. Даниил Ратгауз «Пусть мгла теперь висит вокруг…» Пусть мгла теперь висит вокруг, Пускай вся жизнь иная ныне, Пускай моих напевов звук — Глас вопиющего в пустыне. Пускай страстей безумных шквал Грозит нам всем девятым валом, — Я снова в руки лиру взял В моем скитаньи запоздалом. И будет близок голос мой, Моя печаль, моя тревога, Всем чутким сердцем и душой, Не потерявшим в жизни Бога. «Мелькает жизнь туманами, неясными и странными…» Мелькает жизнь туманами, неясными и странными, Жизнь тщетного искания, страдания и зла. Был миг далекой юности, — я жил фатаморганами, Я верил в свет ликующий, — теперь повсюду мгла. Во что так страстно верилось, что с прошлым было связано — Всему было приказано угаснуть, умереть… Как много недодумано, как много недосказано, Как много песен начатых я не успел пропеть! «Ранним утром ты заснула…» Ранним утром ты заснула И тебе приснился сон: Много шороха и гула, Много мглы со всех сторон. Ты вздыхаешь, слезы льются, Орошают бледный лик… Но я знаю, ты проснешься, Ты воспрянешь через миг, — Юность вешняя с тобою, Много солнца впереди, Много яркой, светлой веры В молодой твоей груди. Мне не спится. В ночь глухую Не сомкну усталых глаз, Я без сна во мгле тоскую В этот поздний, страшный час… Явь — мне сон, моя родная! Старость темная со мной — Нет уж больше пробужденья Для души моей больной. Мгновения в вечности Междупланетные пространства, И сонм неисчислимых лет, И нашей жизни миг короткий — Мы не живем, нас в мире нет! Напрасны слезы и тревога, И ужас бледного лица, — Мы только сон минутный Бога [7], А снам Господним нет конца! вернуться Мы только сон минутный Бога… — Здесь прослеживаются мотивы философии епископа Беркли (1685–1753), утверждавшего, что, даже если бы мир вещей исчез, он все равно сохранился бы в виде суммы идей в Божественном разуме: в виде сна Бога. |