1926 Георгий Иванов Во дни военно-школьничьих погон Уже он был двуликим и двуличным: Большим льстецом и другом невеличным, Коварный паж и верный эпигон. Что значит бессердечному закон Любви, пшютам несвойственный столичным, Кому в душе казался всеприличным Воспетый класса третьего вагон. А если так — все ясно остальное. Перо же, на котором вдосталь гноя, Обмокнуто не в собственную кровь. И жаждет чувств чужих, как рыбарь — клева; Он выглядит «вполне под Гумилева», Что попадает в глаз, минуя бровь… [67] 1926 Одоевцева Все у нее прелестно — даже «ну» Извозчичье, с чем несовместна прелесть… Нежданнее, чем листопад в апреле, Стих, в ней открывший жуткую жену… Серпом небрежности я не сожну Посевов, что взошли на акварели… Смущают иронические трели Насторожившуюся вышину. Прелестна дружба с жуткими котами [68], — Что изредка к лицу неглупой даме, — Кому в самом раю разрешено Прогуливаться запросто, в побывку Свою в раю вносящей тонкий привкус Острот, каких эдему не дано… 1926 Владимир Ильяшенко Обратный венок полусонетов Посвящается Г. В. Голохвастову и Д. А. Магула I. «Там смерть всевластно разлита…» Там смерть всевластно разлита, Где чаша поздняя допита И где не жаждут вновь уста. Где замыкается орбита — Обозначается черта, И беспредельна пустота, Где радость вешняя добита. II. «Где радость вешняя добита…» Где радость вешняя добита, Очей не радуют цвета Сапфиров и александрита… Отважен стойкий шаг гоплита [69], Но под ударами хлыста И шаг раба и шаг скота Ползет бессильно, как улита. III. «Ползет бессильно, как улита…» Ползет бессильно, как улита, За ночью день — одна чета: Так зерна падают из сита… А что была за острота В бескрайних грезах неофита! Как отблеск тусклого нефрита Теперь — последняя мечта. IV. «Теперь последняя мечта…»
Теперь последняя мечта Темнее тайн последних Крита И беспросветна темнота. Верна догадка Гераклита: Никем извечная тщета Была еще не понята, Как ею жизнь была повита. V. «Как ею жизнь была повита…» Как ею жизнь была повита, Как безгранична суета, Знал Соломон, а Суламита, Любви бездумной простота, Пленялась блеском хризолита И нежной гладью малахита: Везде — такая красота! VI. «Везде такая красота…» Везде такая красота, Что старцы мудрые синклита Движенье Божьего перста Провидят в трещине гранита: Закрыты к истине врата, Но краска с Божьего холста В моих полях была разлита! VII. «В моих полях была разлита…» В моих полях была разлита И благодать и пестрота Теплей отливов аксамита, Но яркость их теперь не та: Где жизнь, как полный день, отжита И где не разлита амрита, Там смерть всевластно разлита. [70] Магистрал В моих полях была разлита Везде такая красота… Как ею жизнь была повита! Теперь последняя мечта Ползет бессильно, как улита: Где радость вешняя добита, Там смерть всевластно разлита. 15 апреля 1945 Рио-де-Жанейро Малороссия Даль степная неоглядна! На пригорке — ветряки, У речонки сохнут рядна И цветные рушники. Неказиста хаты дверца. С огородных сорван гряд, Вон стручков зеленых перца Под кривой застрехой ряд. На дивчиноньке — намисто, Тяжелы в нем дукачи. Стол готов и прибран чисто: «Гречаныки у печи…» Вышиванье Черный индийский узор, Шорох шуршащего шелка. Тешит внимательный взор Черный индийский узор. Как наяву до сих пор: Нитки, наперсток, иголка, Черный индийский узор, Шорох шуршащего шелка. Равенна вернуться Г. Иванов начинал свою литературную деятельность как эгофутурист, в «лагере» Северянина, но вскоре покинул его и перешел в «Цех поэтов», что вызвало обиду Северянина, назвавшего даже Г. Иванова «иудой» в одном из стихотворений. Язвительный тон сонета объясняется также тем, что Г. Иванов представил Северянина в своих воспоминаниях почти в карикатурном виде (эти воспоминания вышли в 1928 г. отдельной книгой). вернуться Прелестна дружба с жуткими котами… — намек на балладу Одоевцевой «Роберт Пентегью», в которой упоминается о девяти черных котах. вернуться Гоплиты — тяжеловооруженные пешие воины в Древней Греции (VI–IV вв. до н. э.). вернуться Обратный венок полусонетов. — Форма, «изобретенная» Ильяшенко (или Голохвастовым), даже поэты эпохи Возрождения таких венков не писали. |
