1925 Бессарабия Пани Ирена Я безумно боюсь золотистого плена Ваших медно-змеиных волос, Я влюблен в Ваше тонкое имя «Ирена» И в следы Ваших слез. Я влюблен в Ваши гордые польские руки, В эту кровь голубых королей, В эту бледность лица, до восторга, до муки Обожженного песней моей. Разве можно забыть эти детские плечи, Этот горький заплаканный рот, И акцент Вашей польской изысканной речи, И ресниц утомленный полет? А крылатые брови? А лоб Беатриче? А весна в повороте лица?.. О, как трудно любить в этом мире приличии, О, как больно любить без конца! И бледнеть, и терпеть, и не сметь увлекаться, И, зажав свое сердце в руке, Осторожно уйти, навсегда отказаться И еще улыбаться в тоске. Не могу, не хочу, наконец — не желаю! И, приветствуя радостный плен, Я со сцены Вам сердце, как мячик, бросаю. Ну, ловите, принцесса Ирен! Сумасшедший шарманщик Каждый день под окошком он заводит шарманку. Монотонно и сонно поет об одном. Плачет старое небо, мочит дождь обезьянку, Пожилую актрису с утомленным лицом. Ты усталый паяц, ты смешной балаганщик С обнаженной душой, ты не знаешь стыда. Замолчи, замолчи, сумасшедший шарманщик, Мои песни мне надо забыть навсегда, навсегда. Мчится бешеный шар и летит в бесконечность, И смешные букашки облепили его, Бьются, вьются, жужжат и с расчетом на вечность Исчезают, как дым, не узнав ничего. А высоко вверху Время — старый обманщик, Как пылинки с цветов, с них сдувает года… Замолчи, замолчи, сумасшедший шарманщик, Этой песни нам лучше не знать никогда, никогда. Мы — осенние листья, нас бурей сорвало. Нас всё гонят и гонят ветров табуны. Кто же нас успокоит, бесконечно усталых, Кто укажет нам путь в это царство весны? Будет это — пророк или просто обманщик, И в какой только рай нас погонят тогда? Замолчи, замолчи, сумасшедший шарманщик, Эту песнь мы не можем забыть никогда, никогда! 1930 Желтый ангел В вечерних ресторанах, В парижских балаганах, В дешевом электрическом раю, Всю ночь ломаю руки От ярости и муки И людям что-то жалобно пою. Звенят, гудят джаз-баны, И злые обезьяны Мне скалят искалеченные рты. А я, кривой и пьяный, Зову их в океаны И сыплю им в шампанское цветы. А когда настанет утро, я бреду бульваром сонным, Где в испуге даже дети убегают от меня. Я усталый старый клоун, я машу мечом картонным, И в лучах моей короны умирает светоч дня. Звенят, гудят джаз-баны, Танцуют обезьяны И бешено встречают Рождество, А я, кривой и пьяный, Заснул у фортепиано Под этот дикий гул и торжество. На башне бьют куранты, Уходят музыканты, И елка догорает до конца. Лакеи тушат свечи, Давно замолкли речи, И я уж не могу поднять лица. И тогда с потухшей елки тихо спрыгнул желтый Ангел И сказал: «Маэстро, бедный, Вы устали, Вы больны. Говорят, что Вы в притонах по ночам поете танго, Даже в нашем добром небе были все удивлены». И, закрыв лицо руками, я внимал жестокой речи, Утирая фраком слезы, слезы боли и стыда. А высоко — в синем небе догорали Божьи свечи И печальный желтый Ангел тихо таял без следа. 1934
Париж «Dancing girl»[84] I. «Это бред. Это сон. Это снится…» Это бред. Это сон. Это снится… Это прошлого сладкий дурман. Это Юности Белая Птица, Улетевшая в серый туман. Вы в гимназии. Церковь. Суббота. Хор так звонко-весенне поет… Вы уже влюблены, и кого-то Ваше сердце взволнованно ждет. И когда золотые лампады Кто-то гасит усталой рукой, От высокой церковной ограды Он один провожает домой. И весной и любовью волнуем, Ваши руки холодные жмет. О как сладко отдать поцелуям Свой застенчивый девичий рот. А потом — у разлапистой ели, Убежав с бокового крыльца, С ним качаться в саду на качели Без конца, без конца, без конца… Это бред… Это сон… Это снится… Это юности сладкий обман, Это лучшая в книге страница, Начинавшая жизни роман. II. «Дни бегут все быстрей и короче…» Дни бегут все быстрей и короче, И уже в кабаках пятый год С иностранцами целые ночи Вы танцуете пьяный фокстрот. Беспокойные жадные руки И насмешка презрительных губ, А оркестром раздавлены — звуки Выползают, как змеи из труб… В барабан свое сердце засунуть!.. Пусть его растерзает фокстрот!.. О как бешено хочется плюнуть В этот нагло смеющийся рот!.. И под дикий напев людоедов, С деревянною маской лица, Вы качаетесь в ритме соседа Без конца, без конца, без конца… Это бред. Это сон. Это снится, Это чей-то жестокий обман. Это Вам подменили страницы И испортили нежный роман. |