Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Белоцветов Николай НиколаевичРатгауз Даниил Максимович
Струве Михаил Александрович
Иванов Вячеслав Иванович
Цетлин (Амари) Михаил Осипович
Цветаева Марина Ивановна
Иванов Всеволод Никанорович
Бунин Иван Алексеевич
Северянин Игорь Васильевич
Бердяева Лидия Юдифовна
Ходасевич Владислав Фелицианович
Биск Александр Акимович
Евсеев Николай Николаевич
Кузьмина-Караваева Елизавета Юрьевна
Кондратьев Александр Алексеевич
Дон-Аминадо .
Вертинский Александр Николаевич
Гейнцельман Анатолий Соломонович
Голохвастов Георгий Владимирович
Гиппиус Зинаида Николаевна
Несмелов Арсений Иванович
Гарднер Вадим Данилович
Браиловский Александр Яковлевич
Терапиано Юрий Константинович
Мережковский Дмитрий Сергеевич "Д. М."
Корвин-Пиотровский Владимир Львович
Сумбатов Василий Александрович
Дубнова-Эрлих Софья
Кленовский Дмитрий Иосифович
Британ Илья Алексеевич
Потемкин Петр Петрович
Магула Дмитрий Антонович
Блох Григорий Анатольевич
Ильяшенко Владимир Степанович
Горянский Валентин Иванович
Форштетер Михаил Адольфович
Кантор Михаил Львович
Тэффи Надежда Александровна
Чёрный Саша
Адамович Георгий Викторович
Бальмонт Константин Дмитриевич "Гридинский"
Присманова Анна
Маковский Сергей Константинович
 > Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая > Стр.38
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
37
38
39
...
105

Бегство

Бежали…
Дул сырой морской
Ветер с такой тоской…
Стреляли.
Неслась картечь,
Как порывы сырого ветра,
И пушек извергали черные недра
Смерти смерч.
Чрез полыньи и крови лужи
Вел по Неве свой нестройный взвод
Бестужев.
Ядра ломали лед.
Рылеев,
В серой толпе затерявшись, бежал,
Звал, рукой безнадежно махал:
«Смелее!..»
И Кюхельбекер, бедная Кюхля,
Рыхлая рохля, шлепал по снегу
Ногами, обутыми в слишком широкие туфли,
И еще верил в победу.
Юный Одоевский
Тоже кричал и тоже бежал.
Боже, не праздник, не светлый бал…
Где скроешься?!
На перекрестке Булатов
Думал: «Не с ними ли светлая смерть,
Близкое небо, ясная твердь,
Твердая смерть солдата?..»
И слыша, как бухают пушки,
Князь Трубецкой
С смертной тоской
Зарылся лицом в подушки.
И ежась от боли
И нервно смеясь,
Бедный Князь,
Вождь поневоле,
Как будто попавши во фраке в грязь,
Морщился, корчился, весь виясь,
Брезгливо, бессильно и думал: «Доколе,
   доколе, доколе?..»
И серые, сирые,
Пошедшие вслед командирам,
Вслед офицерам,
С слепою верой
Солдаты
Бежали, как стадо,
Ибо не знали,
Что делать им надо,
За что умирать.
Они, прогнавшие Наполеона,
Бежали с воем, визгом и стоном,
Русской свободы бессильная рать.
«Эй, Фадеич,
Дай тебе подсоблю,
У тебя колено в крови!»
Нет, не избегнуть смерти иль плена…
Кто там, — враги иль свои?..

Прогулка Николая I

Пристегнувши шнурками полость,
Запахнувши крепче шинель,
Он летит — и в душе веселость,
Веет ветер, крепкий, как хмель.
Иногда от быстрого бега,
Из-под легких конских копыт,
Мягко белыми комьями снега
На мгновенье глаза слепит.
Мчатся сани стрелой прямою,
А вкруг них снежинок игра,
Опушающих белой каймою
Темно-серый город Петра.
Николай, изящный, высокий,
Неподвижно прямой сидит,
И любовно царское око
Созерцает знакомый вид:
Дали ровны, улицы прямы,
И мундиры застегнуты все,
Дальней крепости панорама
В величавой стынет красе.
Дали ровны, улицы прямы…
Что страшней, прекрасней, скучней.
Чем создание воли упрямой
Напряженных петровских дней?
Дали ровны, улицы прямы,
Снег блестит, простор серебря.
О какая прекрасная рама
К величавой фигуре царя!

Возвращенье

Басаргин возвращался из далекой Сибири,
Басаргин возвращался и прощался,
И мыслию к тем, кого в этом мире
Не увидит уж больше, — обращался:
«Там в Иркутске лежит Трубецкая Каташа
(Этим ласковым именем звать я
Смею Вас, утешенье и радость наша,
Мы ведь были Вам близки, как братья!),
Сколько милой, улыбчивой, ласковой силы,
Простоты, обаяния, воли…
Бог ей не дал спокойно дойти до могилы
И взыскал испытанием боли.
Кюхельбекер, увы, не дождался славы,
А желал ее с страстной тоскою.
Снег зимою, а летом высокие травы…
Не прочтешь, кто лежит под доскою!
И читатель тебя никогда не узнает,
Бедный рыцарь словесности русской.
Только друг с улыбкой порой вспоминает
Этот профиль нелепый и узкий.
И на том же кладбище, где спит Кюхельбекер,
Тоже немец и тоже — божий,
Фердинанд Богданович Вольф, штаб-лекарь,
Бедный прах твой покоится тоже.
А Ивашевы, близкие сердцу, родные,
Те в Туринске спят непробудно.
Оба милые, оба простые, земные,
Обреченные жизни трудной.
После родов в горячке скончалась Камилла,
И день в день через год мой Вася.
С ними все ушло, что мне было мило,
Холостяцкую жизнь мою крася».
Над могилами долгие, долгие ночи,
Над могилами белые зимы,
Над могилами летние зори короче,
Чем огнистые зимние дымы.
И, как птица, душа и реет, и вьется
Над гнездом, единственным в мире.
И быстрее, чем тройка на запад несется,
Мчится сердце к кладбищам Сибири.

Александр Биск

Русь

Вот Русь моя: в углу, киотом,
Две полки в книгах — вот и Русь.
Склонясь к знакомым переплетам,
Я каждый день на них молюсь.
Рублевый Пушкин; томик Блока;
Все спутники минувших дней —
Средь них не так мне одиноко
В стране чужих моих друзей.
Над ними — скромно, как лампада,
Гравюра старого Кремля,
Да ветвь из киевского сада —
Вот Русь моя.
38
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"575148","o":1}