Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Белоцветов Николай НиколаевичРатгауз Даниил Максимович
Иванов Вячеслав Иванович
Цетлин (Амари) Михаил Осипович
Цветаева Марина Ивановна
Иванов Всеволод Никанорович
Бунин Иван Алексеевич
Северянин Игорь Васильевич
Бердяева Лидия Юдифовна
Ходасевич Владислав Фелицианович
Струве Михаил Александрович
Биск Александр Акимович
Кузьмина-Караваева Елизавета Юрьевна
Кондратьев Александр Алексеевич
Дон-Аминадо .
Вертинский Александр Николаевич
Евсеев Николай Николаевич
Гейнцельман Анатолий Соломонович
Голохвастов Георгий Владимирович
Гиппиус Зинаида Николаевна
Несмелов Арсений Иванович
Гарднер Вадим Данилович
Браиловский Александр Яковлевич
Терапиано Юрий Константинович
Мережковский Дмитрий Сергеевич "Д. М."
Корвин-Пиотровский Владимир Львович
Сумбатов Василий Александрович
Дубнова-Эрлих Софья
Кленовский Дмитрий Иосифович
Британ Илья Алексеевич
Потемкин Петр Петрович
Магула Дмитрий Антонович
Блох Григорий Анатольевич
Ильяшенко Владимир Степанович
Горянский Валентин Иванович
Форштетер Михаил Адольфович
Кантор Михаил Львович
Тэффи Надежда Александровна
Чёрный Саша
Адамович Георгий Викторович
Бальмонт Константин Дмитриевич "Гридинский"
Присманова Анна
Маковский Сергей Константинович
 > Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая > Стр.82
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
81
82
83
...
105

1933

Пламя

До пашни — дождевые облака,
до нас — дошли слова издалека:
   «речь — серебро, а золото — молчанье».
Но вставши от ночного столбняка,
производительница молока —
   корова издает свое мычанье.
И озирая бедный свой надел,
лесной ручей — о благостный удел! —
   в тиши журчит по мелкому песочку.
Рука моя скудеет не у дел:
уж верхний слой воды захолодел,
   но нижний пробивает оболочку.
Бьют влагой в пламя. В доме слышен плач.
Дрожит фитиль. И опытнейший врач
   к отчаянному прибегает средству.
Конец. Уже над дерном ходит грач.
Но, как твое занятие, палач,
   огонь передается по наследству.

1933

Карандаш

Марине Цветаевой

След истлевших древесных сил —
карандаш мой точу в ночи.
Нож с боков стеарин скосил
деревянной моей свечи.
Жизнь сказала: да будет так! —
заострила графитный взор.
Ты спустилась ко мне в кулак,
стружка, с окаменелых гор.
Передашь ли тех волн аккорд,
мох и эхо свинцовых скал,
лес, лазоревый злой фиорд,
ветр, что парусом челн таскал?
Чудо — горенья плод во мгле,
претворенные в пласт сукú…
бескорыстнейший на земле
друг, не оставь моей руки!

1934

«С ночных высот они не сводят глаз…»

Памяти Бориса Поплавского

С ночных высот они не сводят глаз,
под красным солнцем крадутся, как воры,
они во сне сопровождают нас —
его воркующие разговоры.
Чудесно колебались, что ни миг,
две чаши сердца: нежность и измена.
Ему друзьями черви были книг,
забор и звезды, пение и пена.
Любил он снежный падающий цвет,
ночное завыванье парохода…
Он видел то, чего на свете нет.
Он стал добро: прими его, природа.
Верни его зерном для голубей,
сырой сиренью, сонным сердцем мака…
Ты помнишь, как с узлом своих скорбей
влезал он в экипаж, покрытый лаком,
как в лес носил видения небес
он с бедными котлетами из риса…
Ты листьями верни, о желтый лес,
оставшимся — сияние Бориса.

1935

«Жаждет влаги обугленный бор…»

Жаждет влаги обугленный бор.
Изогнулись дерев поясницы.
Гробовой беспросветный укор
в кругляках остывающей птицы.
О, в жаровне над жаром оса!
Столкновенье зари с палачами!
Сиротинушки, чьи волоса
только солнце ласкает лучами.
Белый воздух, который висит
поутру над сырым листопадом.
Белый лекарь, который косит,
чтоб с предсмертным не встретиться взглядом…
Что дороже нам: розы иль рожь?
Днем — глаза мы за пазуху прячем.
(Теснота. Ослепление. Ложь.)
Ночь. И что ж? Мы от зрячести плачем.

1935

«Разве помнит садовник, откинувший окна к весне…»

Владиславу Ходасевичу

Разве помнит садовник, откинувший окна к весне,
как всю зиму блистали в них белые стебли мороза?
Разве видит слепой от рожденья, хотя бы во сне,
как, пылая над стеблем, весною красуется роза?
Проза в полночь стиху полагает нижайший поклон.
Слезы служат ему, как сапожнику в деле колодка.
На такой высоте замерзает воздушный баллон,
на такой глубине умирает подводная лодка.
Нас сквозь толщу воды не услышат: кричи — не кричи.
Не для зверя рожок, что трубит на осенней ловитве.
Ведь и храм не услышит, как падает тело свечи,
отдававшей по капле себя на съеденье молитве.

1936

Листья

Мне снился сон. Нам к счастью снятся сны.
Во сне без трости ходит и безглазый.
Он днем во тьме, но сны его ясны,
как фонари, в которых водолазы.
Явился мне осенний день во сне.
Он догорал, как юноша в чахотке.
Цвета его готовились к весне,
но смерть уже была в его походке.
Внизу, сияя, двигалась река.
Широкий луг спускался к ней полого,
и с дерева, дрожавшего слегка,
слетало в воду желтых листьев много.
Все было просто, будто наяву.
Белье отца висело на веревке,
и капельку, стекавшую в траву,
усердно пили божии коровки.
Но сам отец навек ушел в песок,
не ощутив минуты погруженья,
оставив нам высокий свой висок,
страсть к странствию и к «Ниве» приложенья.
Внизу текла в сиянии река.
Погост, с холма, спускался к ней полого.
Закат заметно красил облака,
и было в дерне желтых листьев много.
Четыре шишки рдели на сосне —
из них случайно крест образовался.
Отца с тех пор я видела во сне —
но мой отец уже не разувался:
шесть лет он держит кости в башмаках.
Уже не ходят школьники к нам в гости.
И мы уже не виснем в гамаках,
давно не увеличиваясь в росте.
Летите, листья! Вам пора лететь.
Ваш золотой уход мы почитаем.
И мы уйдем — лишь стоит захотеть.
Но все-таки мы жить предпочитаем.
82
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"575148","o":1}