И действительно, монсеньер, чему приписать изменение, всеми замечаемое в моих работах с тех пор, как я пользуюсь благосклонностью вашего преосвященства, как не воздействию высоких помыслов, которые исходят от вас, когда вы удостаиваете меня приема, и откуда все еще наблюдающиеся в моих произведениях несовершенства, как не от грубости красок, к которой я возвращаюсь, когда остаюсь наедине со своей слабостью? Необходимо, монсеньер, чтобы все, кто денно и нощно трудятся для театра, громко заявили вместе со мной, что мы обязаны вам двумя весьма существенными вещами: первая состоит в том, что вы поставили перед искусством благородную цель, вторая в том, что вы облегчили нам его разумение. Вы дали искусству благородную цель, ибо вместо того, чтобы угождать народу, что предписывали нам наши учителя и что, по словам Сципиона и Лелия,[45] двух достойнейших людей своего времени, их вполне удовлетворяло, вы предоставили нам возможность угождать вам и развлекать вас: таким образом, мы оказываем немалую услугу государству, ибо, содействуя вашему развлечению, содействуем сохранению вашего здоровья, столь ему драгоценного и необходимого. Вы облегчили нам разумение искусства, ибо для этого нам теперь не нужно никакой науки, — достаточно не спускать глаз с вашего высокопреосвященства, когда вы удостаиваете своим посещением и вниманием чтение наших произведений. На этих собраниях, угадывая по выражению лица вашего, что вам понравилось, а что нет, мы с уверенностью можем судить, что хорошо, а что плохо, и извлекаем непреложные правила того, чему надо следовать и чего надо избегать. Именно там я часто за какие-нибудь два часа научался тому, чего не преподали бы мне все мои книги и за десять лет; там черпал я то, чем заслуживал одобрения публики, и там надеюсь, пользуясь и в дальнейшем благосклонностью вашей, почерпнуть всё, что поможет мне создать, наконец, произведение, достойное быть вам врученным. Разрешите же мне, монсеньер, выражая вам благодарность за выпавшее мне на долю признание публики, коим я обязан исключительно вам, процитировать четыре стиха, принадлежащих иному Горацию,[46] чем тот, которого я вам подношу, и через их посредство выразить искреннейшие чувства моей души: Totum muneris hoc tui est, Quod monstror digito praetereuntium Scenae non levis artifex: Quod spiro et placeo, si placeo, tuum est. [47] К этой правде я добавлю еще только одну, моля вас не сомневаться в том, что я есмь и всю жизнь буду со всем пылом, монсеньер, вашего высокопреосвященства смиреннейшим, покорнейшим и вернейшим слугою. Корнель ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Тулл, римский царь.[48] Старый Гораций, благородный римлянин. Гораций, его сын. Куриаций, альбанский дворянин, возлюбленный Камиллы. Валерий, благородный римлянин, влюбленный в Камиллу. Сабина, жена Горация и сестра Куриация. Камилла, возлюбленная Куриация и сестра Горация. Юлия, благородная римлянка, наперсница Сабины и Камиллы. Флавиан, альбанский воин. Прокул, римский воин. Действие происходит в Риме, в одном из покоев дома Горация. ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ Сабина, Юлия. Сабина
Увы! Слабеет дух, и скорби я полна: Оправдана в таком несчастии она. Ведь нету мужества, которое без жалоб Под веяньем грозы подобной устояло б, И самый сильный дух, как бы он ни был строг, Непоколебленным остаться бы не смог. Измученной души не скроешь потрясенья; Но не хочу в слезах излить ее смятенье. Да, сердцу не унять глухой тоски своей, Но стойкость властвует: глаза покорны ей. Над женской слабостью поднявшись хоть немного, Мы жалобам предел наметим волей строгой. Довольно мужества обрел наш слабый пол, Когда мы слез не льем, сколь жребий ни тяжел. Юлия Довольно — для людей обыденных, быть может: В любой опасности их смертный страх тревожит. Но благородные не устают сердца — И сомневаясь — ждать успешного конца. Противники сошлись у городской твердыни, [49] Но поражения не ведал Рим доныне. О нет, мы за него страшиться не должны — К победе он готов, готовый для войны. Ты ныне римлянка, отбрось же страх напрасный, На доблесть римскую живя надеждой страстной. Сабина Гораций — римлянин. Увы, обычай прав. Я стала римлянкой, его женою став. Но мне б супружество жестоким рабством было, Когда бы в Риме я о родине забыла. О, Альба, [50] где очам блеснул впервые свет! Как нежно я ее любила с детских лет! Теперь мы с ней в войне, и тяжки наши беды; Но для меня разгром не тяжелей победы. Пусть на тебя, о Рим, восстанет вражий меч, Который ненависть во мне бы смог зажечь! Но рать альбанская с твоей сразится ратью, В одной из них мой муж, в другой родные братья,— Посмею ли богам бессмертным докучать, Преступно их моля тебе победу дать? Я знаю: молода еще твоя держава, И укрепит ее воинственная слава, И ей высокий рок переступить велел Латинской вотчины завещанный предел. [51] Судили боги нам: господство над вселенной Ты утвердишь войной и доблестью военной, И не скорбя, что твой богам послушный пыл Тебя на гордый путь отныне устремил. Хотела б видеть я, что вот непобедима За Пиренеями и власть и сила Рима. Пускай до Азии дойдут твои полки, Пускай увидит Рейн их славные значки, У скал Геракловых [52] поставь предел походам — Но город пощади, откуда Ромул родом: [53] Ты семени его царей обязан, Рим, И мощью стен своих, и именем своим. Рожденный Альбою, ужель не понимаешь, Что в сердце матери ты острый меч вонзаешь? Иди в чужой земле разить и побеждать, И счастью сыновей возрадуется мать; И если ты ее не оскорбишь враждою, Она тебя поймет родительской душою. вернуться Сципион и Лелий — эти два античных автора считались соавторами древнеримского комедиографа Теренция. вернуться …четыре стиха, принадлежащих иному Горацию… — то есть поэту Горацию, автору «Науки поэзии». Приведенные здесь стихи Гораций обращает к музе (книга IV, ода III). Третий стих: Scenae non levis artifex — сочинен самим Корнелем вместо горациевского: Romanae fidicen lyrae. вернуться Это твой только дар благой — Что прохожим знакóм я становлюсь теперь, Драмы мастер прославленный,— Что живу и любим, если любим я стал (лат.). вернуться Тулл, римский царь. — Тулл Гостилий, третий из семи царей Древнего Рима; правил с 672 по 640 г. до н. э. Царствование его отмечено рядом войн с соседними городами. вернуться Противники сошлись у городской твердыни… — По свидетельству Тита Ливия, армия альбанцев подошла очень близко к стенам Рима. вернуться Альба, или Альба-Лонга — древний город, располагавшийся к юго-востоку от Рима на склоне горы Альбано (ныне гора Монте Каво). Город был основан за 300 лет до возникновения Рима и занимал ведущее место в латинском союзе городов. Был разрушен римлянами в царствование Тулла Гостилия. вернуться …Латинской вотчины завещанный предел. — Именем легендарного царя Латина называлась средняя из трех западных областей центральной Италии. В нее входили несколько городов (в том числе Рим и Альба-Лонга). Латинская область была после уничтожения Альба-Лонги подчинена Римом, и уже к 314 г. до н. э. границы ее намного расширились за счет соседних областей. вернуться …у скал Геракловых… — то есть у Геркулесовых столбов. Так в древности назывался Гибралтарский пролив, на берегах которого возвышаются две скалы, поставленные здесь, по преданию, Гераклом. вернуться …город пощади, откуда Ромул родом… — Согласно легенде, основатель Рима, первый римский царь Ромул (753–716 гг. до н. э.) происходил из рода альбанских царей. |
