ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Орест. Орест То Гермиона ли была передо мною? Кровопролития, выходит, я виною? Предатель гнусный я, убийца и злодей? Да впрямь — Орестом ли зовусь я средь людей? Как! Подавляю я все доводы рассудка И совершаю то, о чем помыслить жутко: Напав исподтишка, я расправляюсь с ним,— С царем, который был мной по заслугам чтим; Все попираю я своим насильем грубым,— Чтоб святотатцем стать, убийцей, душегубом. А для кого? Для той, чей нрав изменчив, крут, Для той, что, навязав мне недостойный труд, Неблагодарностью сейчас мне отплатила? Да ведь она сама мне строго воспретила Показываться ей, пока он будет жив! Теперь она ушла, за все вознаградив Меня поносными прозваньями без счета… Заслуженная мзда усердного илота! ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ Пилад, Орест. Пилад Скорей отсюда прочь! Нам всем грозит беда. И можем мы уйти сейчас иль никогда. Ворот не удержать и стойкой обороной; Нас мало для войны с толпою разъяренной. Лишь Андромаха здесь имеет нынче власть, Эпирцы за нее готовы жизни класть, Уничтожая нас, ее врагов исконных. Она же, хоть вчера ей был противен трон их, За мужа нового их побуждает мстить, Да и за прежнего попутно, может быть. Бежим, пока нам путь последний не отрезан, Чтоб не пришлось его прокладывать железом; Теснится все еще вкруг Гермионы люд, Но чуть промедлим мы — вкруг нас кольцо замкнут. Орест Нет, нет, мне долг велит быть подле Гермионы: Не в состоянье жить я, ею не прощенный. Я должен Пирра кровь своею искупить. Пилад О Гермионе вам, Орест, пора забыть. Вы, ярости ее и жертва и орудье, Себе и мертвую ее берете в судьи? В угоду ей должны вы умереть? За что? Орест Пилад Вам не сказал никто О том, что в этот час несчастный приключилось? Когда мы шли сюда, царевна появилась Простоволосая, с безумием в глазах, И к храму ринулась, откуда жалкий прах Всесильного царя солдаты выносили. И, словно некоей слепой подвластна силе, Свой извлекла кинжал, не разжимая губ, Пронзила грудь себе и рухнула на труп. Орест Примерно наказать меня решили боги… Хвала бессмертным вам за то, что вы столь строги, Столь непреклонны к тем, кто возбудил ваш гнев. Вы, в замысле своем жестоком преуспев, Добились длительным и неотступным мщеньем Того, что стал я сам несчастья воплощеньем. Для этой цели я и был на свет рожден. И цель достигнута. Я удовлетворен. Теперь, чтоб до конца исполнились все судьбы, В их и в своей крови мне надо утонуть бы… И смерть желанная положит пусть конец Непримиримому раздору трех сердец. Пилад
Орест Как, Пирр? Тебя я снова вижу? Мой враг, которого я страстно ненавижу! Ведь мною ты убит, кто ж мог тебя спасти? Еще один удар я должен нанести? Но что это? Его целует Гермиона, Смотря на милого умильно и влюбленно И гневно — на меня. Бессилен я пред ней… А что там позади? Я вижу клубы змей… Там злые демоны! О, преисподней дщери! Пришли меня терзать вы, как добычу — звери? Те змеи, что шипят на ваших головах, И те бичи, что вы сжимаете в руках, Не для меня ль они? Что ж, мучьте и влеките Меня во мрак… Но нет! Ей право уступите Замучить до смерти того, кто изнемог. Она хищнее вас. Вот лакомый кусок: Я сердце ей мое бросаю на съеденье! Пилад Смотрите, он без чувств! Утихло исступленье. Нам мешкать — смерть. Скорей страдальца унесем, Покуда ярость вновь не пробудилась в нем. СУТЯГИ Комедия Перевод Инны Шафаренко ПРЕДИСЛОВИЕ Когда я прочел комедию Аристофана «Осы», мне еще не приходило в голову, что с их помощью мной будут написаны «Сутяги». Правда, «Осы» меня весьма позабавили, и я нашел в них множество веселых шуток, которые мне захотелось передать нашей публике. Я решил сделать это через посредство итальянских актеров, в чьих устах смешное наиболее уместно. Судья, выпрыгивающий из окна, преступник-пес и слезы его детей — мотивы, которые казались мне достойными серьезности Скарамуша. Отъезд этого актера помешал исполнению моего замысла, и тогда кое у кого из моих друзей[132] родилась мысль, что неплохо бы представить в нашем театре пиесу в духе Аристофана. Я не сразу сдался на их уговоры, ссылаясь на то, что, хотя и я нахожу этого автора очень остроумным, мои личные вкусы не позволили бы мне именно его взять за образец, если бы я принялся писать комедию, и что я куда охотнее стал бы подражать сдержанности Менандра и Теренция, нежели вольной манере Аристофана и Плавта. Мне отвечали, что от меня вовсе и не требуют комедии, а просто хотят проверить, хорошо ли будут звучать на нашем языке острые словечки Аристофана. Так мои друзья, то подбадривая меня, то помогая мне советами, заставили меня приняться за работу над пиесой, которая в скором времени и была завершена. Большинство людей нисколько не задумывается ни о целях автора, ни о смысле его труда. К моему шутливому сочинению подошли так, словно это была трагедия. И даже те, кто забавлялся больше всех, боялись смеяться не по правилам и порицали меня за то, что я недостаточно серьезно обдумал способы рассмешить их. Другие решили, что им пристало скучать на моей комедии и что судопроизводство не может служить предметом развлечения для придворных. вернуться …кое у кого из моих друзей… — Замысел Расина написать «Сутяг» поддержали Буало и Фюретьер, нередко высмеивавшие в своих сочинениях судейские нравы. |
