Юния Нерон Ужель Октавия одна Достойна вас ценить и видеть вас вольна? Юния К кому же, государь, прибегну, умоляя? Кто может мне раскрыть, за что осуждена я? Вы, кто караете, проступок знать должны: Молю вас, государь, назвать мои вины! Нерон Вины! Да разве вы уж тем не виноваты, Что от меня, от всех, ушли в свои палаты? Иль образ красоты, небесный дар харит, Ниспослан вам затем, чтоб в землю был зарыт? Ужели одному Британнику возможно Свой пыл и ваш расцвет лелеять бестревожно? Зачем таких щедрот великих до сих пор Безжалостно — увы! — лишали вы мой двор? Но более того, — не чуя поруганья, Вы переносите болтливые признанья! Меж тем я ожидал, что в дни своих побед Захочет Юния услышать мой совет И не посмеет быть любимой и влюбленной, Пока не разрешит ей цезарь благосклонный. Юния Не скрою, государь, к тоске моей порой Британник снисходил почтительной мольбой. Он глаз не отвратил от девушки печальной, Последней из семьи высокой и опальной: Быть может, не забыл он давних тех времен, Как был своим отцом в мужья мне наречен. Он полюбил меня, послушен отчей воле И вашей матери, и я б сказала боле: Вам, государь, — ведь вы согласны с ней во всем! Нерон Принцесса, каждый прав, идя своим путем. Забудем Клавдия, оставим Агриппину,— С неправдами отцов нельзя мириться сыну. За вас лишь я один ответственен богам, И сам я положил супруга выбрать вам. Юния Увы, мой государь! Любая связь иная Унизит цезарей, их лоно оскорбляя. Нерон Нет, Юния! Супруг, вам присужденный мной, Достоин две семьи соединить в одной. Честь сватовства его признаете вы сами. Юния Нерон Юния Нерон Я бы мог назвать немало вам имен, Когда б не выше всех был именем Нерон! Да, прежде чем изречь свой выбор громогласно, Двор, Рим, империю я оглядел бесстрастно. Чем больше я искал, сомненьями томим, Кто б с честью мог владеть сокровищем таким, Тем очевидней мне, что цезарь сам лишь вправе Бесценный этот клад хранить к его же славе! Я не могу его отдать руке иной, Чем та, которой Рим дал власть над всей землей. Но вдумайтесь и вы в свершенное когда-то: Вас Клавдий полюбил и сыну вверил свято; Но было это в дни, когда ребенок-сын Готовился всю власть наследовать один. Так боги изрекли. Их вышним произволом Еще в младенчестве вы связаны с престолом. И тщетно был бы мне небесный дар вручен, Когда бы сердцем к вам я не был приобщен, Когда б моих тревог вы лаской не смягчали, Когда б средь бурных дней, завещанных печали, Средь дней оплаканных, погибших, я не мог Забыться иногда, вздохнув у ваших ног. Пускай Октавия ваш взор не кроет тенью; Весь Рим стоит за вас и предал осужденью Мой ненавистный брак, который, может быть, И небо ради вас все медлило скрепить. Принцесса, вот завет: с неспешностью спокойной Судите выбор мой, властителя достойный, Достойный ваших глаз, томящихся в плену, Достойный тех высот, куда я вас верну! Юния
По праву, государь, теперь изумлена я! Давно ль, ни жалобам, ни стонам не внимая, Меня, как пленницу, сорвали с ложа сна? И не успела я, испугом смятена, Спросить у цезаря причину тех страданий,— Вдруг узнаю, что я Октавии желанней! Меж тем не заслужил смиренный жребий мой Ни почестей таких, ни дерзости такой. И можно ль девушку, узнавшую с рожденья Позор своей семьи и горечь заточенья,— Кто, темную печаль храня из года в год, Училась доблести у собственных невзгод,— Внезапно перенесть из ночи безысходной На высшую ступень той славы всенародной, Чей шум ей и вдали казался нестерпим, Чьим блеском, наконец, одел другую Рим? Нерон Я вам уже сказал, что с ней я кончил счеты: Умерьте же свой страх, оставьте все заботы. Что выбор мой не слеп, узнаете тотчас: Ответьте за себя; согласья жду от вас! Исполните завет, вам данный вашей кровью; Не приносите в дар людскому суесловью Одежду почестей, что цезарь вам сулит. Как ни высок отказ, он счастья не дарит! Юния От неба, государь, таиться я не стану, Я сердца не предам тщеславному обману: Нет, ваших милостей понятна мне цена! Но тем мучительней была б моя вина, Чем лучезарней блеск, раскрывший неподкупно Несчастье женщины, мной изгнанной преступно. Нерон Нельзя ж так бережно хранить чужую честь, Принцесса… И предел для самой дружбы есть! Но бросим скрытничать, — нас двое здесь в палате: Печетесь о сестре вы больше, чем о брате. Что ж до Британника… |
