На улице стоит жара. Середина лета. И я мечтаю оказаться где-нибудь на море, чтобы нырнуть с головой и проплыть несколько метров. Так мысли ненужные и вредные утекут. Надеюсь.
А сейчас только кондиционер делаю посильнее в салоне и чуть давлю на газ, чтобы побыстрее доехать до Куколки. Она что-то говорила про бассейн, шезлонги безалкогольные коктейли с клубникой и лаймом.
М-м-м, запотевший бокал уже кажется миражом в пустыне.
Нас без вопросов пропускают на территорию поселка, и мы проезжаем до конца улицы. Дом обнесен высоким забором, по периметру камеры и высокие туи. Боишься дотрагиваться даже до лежащего камушка. Пахнет богатством. И это, черт возьми, вкусно.
— Нинелька! — Куколка выходит из дома уже при параде. Длинное летящее платье, широкая шляпа и много-много выбивающихся кудряшек.
— Привет, — обнимаемся. Сейчас кажется, что мы стоим на разных ступенях. Она — за охраняемым забором и я — ищущая деньги на лечение и отдых дочери.
— Гриша уже приготовил нам перекусы. И лимонад. В обморок упадешь от того, какой он вкусный.
— Я думала, у вас повар, — смущенно произношу. Сейчас все кажется для меня диким и чуждым. Я вообще первый раз оказываюсь в такой богатой обстановке. Теперь переживаю, как бы лишнего чего не сказать.
— Да, есть. Но Грише нравится готовить. Вот он и балуется.
Григорий выходит как истинный хозяин. Аленка бросается ему на шею. Вот кого не смущает, что находится вокруг нее. Всегда искренняя и открытая.
У бассейна и правда накрыт большой обеденный стол. Тушуюсь. Там каких только закусок нет. И все такое аппетитное.
Утром выпила лишь кофе, и желудок зазывно заурчал.
— Вы хорошо добрались, Нина? — спрашивает Григорий.
— Все замечательно. Спасибо за приглашение, — стесняюсь. — У Вас очень красивый дом.
— Ой, ты еще внутри не была. Я тебе все покажу потом.
Куколка говорит на правах хозяйки. Это… странно. Я помню ее немного другой.
Как-то после тяжелой смены — танцевали без перерыва три часа — решили выпить по коктейлю. На голодный желудок эта была убийственная доза.
Мы смеялись, шутили, рассказывали какие-то глупые истории, которые с нами происходили. А потом плакали. В тот вечер наше общение переросло на другой уровень. Мы стали ближе.
Сейчас я вижу ту же Куколку. Вон как суетится, Аленку обжимает, тараторит без остановки. Но в этой одежде, в этой обстановке… я словно лишний элемент. Немного бракованный.
Позвякиваю браслетом с кулонами. Я внушила себе, что он придает мне уверенности и смелости.
— Что, и гардеробная есть?
После глубокого вдоха-выдоха произношу. Если бы Куколка не хотела со мной больше общаться, то не позвала бы, не была бы такой открытой. А Григорий не играл бы сейчас с Аленкой.
— Идем, — берет меня за руку и шустро перебирает ногами в сторону дома.
Я успела захватить только пару канапе с креветками. Боже, они восхитительны. Если это просто увлечение Григория, то боюсь представить, какие шедевры он творит, если разбирается в вопросе.
Кажется, Куколка не ошиблась, выбрав Григория.
Дом снаружи кажется больше. Внутри все уютно и мило, а еще до рези в глазах светло.
Куколка ведет меня на второй этаж. Ориентируется прекрасно, хотя дверей там достаточно. Я так понимаю, большинство нужных комнат находится именно там.
— Ты давно переехала, Куколка?
— Не совсем, — говорит бодро. — Гриша звал давно, — резко оборачивается и немного понижает голос, хотя мы с ней здесь одни, — Я так переживала, что для него это просто игра… Девчонка из клуба, которая танцует на сцене. Развлечение, не больше.
У самой душа скукоживается. Не хочется и мысли допустить, что для Ольшанского я тоже могу быть очередной стриптизершей, с которой классно трахаться. Я ведь верю ему, по-настоящему открываю свое сердце, после того, что между нами случилось.
— Вот, смотри, переводит тему.
Мы заходим в большую спальню. Здесь тоже светло и до невозможности нежно. Не стиль Куколки. Та любит яркость и неординарность.
А справа дверь в гардеробную. Вот где рай для женщины.
— Куколка, — восклицаю.
Дышу часто от переизбытка эмоция. Руки потряхивает, когда касаюсь дерева, ткани, пальцами обвожу жемчужины на ожерелье.
— Гриша сам заказывал, чтобы переделали тут все. До этого была типичная мужская гардеробная. Скучно и скупо.
Прыскаем обе. А потом начинаем смеяться.
— Я хочу, чтобы ты тоже почувствовала, что значит, когда мужчина тебя любит. А Гриша меня любит. Я знаю. Каким-то хреном я это чувствую. Это… — замолкает, подыскивает слова. А меня такое чуткое тепло в сердце расцветает. За Куколку, — это как кнопка вот здесь, — показывает на область сердца. Он на нее нажимает, и я чувствую это давление.
У меня от ее слов мурашки вдоль позвоночника разбредаются. Куколка так четко объяснила все, что я испытываю.
И правда, кнопка в груди.
Нажимаешь на нее и влипаешь в человека.
“Я влип в тебя, Нинель” — твердит голос в голове.
— Гриша мне предложение сделал.
Мы сидим на полу гардеробной в полной тишине.
— Это же чудесно, Куколка!
— Да, с карьерой танцовщицы покончено окончательно, — отряхивает ладони друг о друга.
— Но ты не грустишь, я смотрю, — подталкиваю ее в плечо.
— Мне будет не хватать девчонок. Мы же и правда как семья там были. Музыка, ты знаешь, как я люблю ее.
А я вот мечтаю никогда не переступать порог таких клубов. Вчера, когда Олег ушел после завтрака, я отчетливо осознала, словно поставила долгожданную точку в последнем предложении книги. Осознала и приняла.
Я не вернусь в клуб. Ни под каким предлогом.
— Пригласишь на свадьбу-то?
— Конечно. Я уже все придумала. Аленка будет кольца нам выносить.
Киваю. Дочке точно понравится эта идея. Предвкушаю ее восторг, когда дойдет очередь выбирать платье, прическу.
А Олег… он пойдет со мной?
Мне хочется их познакомить. Куколка единственная, кто была на его стороне, даже после того, что произошло.
Мы просидели еще какое-то время в тишине. Я разглядывала ее наряды — их значительно прибавилось — Куколка о чем-то думала. Немного грустной она стала, что-то ее тревожит.
— Эй, ты чего? У тебя свадьба на носу, а ты надумала грустить?
Помогаю ей подняться, и мы выходим из спальни. В воздухе пахнет чем-то вкусным. Яблочным пирогом.
Мой любимый.
Надо сфоткать и отправить фотку Олегу. Интересно, что он ответит. И ответит ли вообще?
— Мы хотим забрать ребенка из детского дома, Нинель, — сознается. Торможу на первой ступени лестнице, чуть не падаю от резкого движения.
Это неожиданно. Настолько, что язык прирос к небу, а глаза мечутся из стороны в сторону, изучаю лицо Куколки. Не могла же она так пошутить? Если это так, то шутка глупая и мерзкая.
— П-почему? — слегка заикаюсь. Все еще думаю над словами. Тема очень острой кажется. От нее такая тяжесть в солнечном сплетении, пополам сгибает и сдавливает.
— Я люблю детей, Нина.
Куколка первый раз обращается ко мне настоящим именем. В горле какой-то ком образуется и с каждой секундой обрастает слоями.
— Но вы же можете сами, — скользко так между нами. Любое движение и сорвемся, ломая кости.
— Не можем, Нина. Я не могу иметь детей.
Вижу, как слезы заполняют ее глаза. Подбородок подрагивает, и Куколка закусывает губу. Силится сдержаться.
Тема настолько болючая для нее, что лучше прокусить до крови губу, нежели показать свою беззащитность и уязвимость.
— Почему? — приглушенно спрашиваю.
— Издержки молодости.
Куколка медленно спускается по лестнице и заламывает пальцы так, чтобы это оказалось незамеченным.
Бесполезно. Я вижу все. Ее горе ясное и отчетливое, сидело внутри долго, росло, множилось.
— А Григорий?
— Он все знает, конечно. Я долго решалась ему это сказать. Ты не представляешь, какого это признаваться своему мужчине в том, что не сможешь родить ему ребенка. Это… хуже только потерять этого мужчину.