Веду бедрами, кручу восьмерки. Чистая провокация. Но мне нравится. Еще пожалею об этом. Возможно, позже буду плакать в подушку и вспоминать того Олега, которого знала.

Музыка нам не нужна. Она лишний элемент в нашем поединке.

Его взгляд темный, его чернота объемная. Танцую для нее, вытягиваю грехи на поверхность. Сама хочу стать его грехом.

Олег скалится и смотрит на меня свысока. Стреляет насквозь. Я выворачиваю его наизнанку. Как и он меня.

— А ты хочешь оказаться на месте той, кого я трахаю?

Рука соскальзывает с шеста. Неудачная вышла крутка. Мой нелюбимый “тюльпанчик” теперь будет напоминать мне об этом еще долго.

— Увольте, господин Ольшанский.

Отворачиваюсь, давай обзор сзади. Нагибаюсь.

Саму трясет. Откровенный не только танец, но и наш разговор. Трогает какие-то струны души, что еще живы.

— Врешь. Я видел твое возбуждение, когда танцевала на мне. И белье твое мокрое видел.

Поворачиваться лицом не хочу. Он сможет прочесть ответы в моих глазах. И окажется ведь прав. Я жутко его хотела, до банальной дрожи.

И сейчас хочу. Меня заводят такие разговоры и слово “трахать”. Щеки горят и душно в этой маленькой комнате.

Маленькими шагами подхожу к нему и встаю между широко разведенных ног. Смотрю сверху вниз, но все равно чувствую себя проигравшей. Он умеет меня читать. Знает меня.

Присаживаюсь на колени и грудью опускаюсь на его пах. Он твердый. Руками вожу вдоль торса. Каждая мышца прощупывается.

Хочется большего. Трогать, ласкать, целовать. Мне горячо, сама горю. Кожа влажная.

Я чувствую его желание трогать меня. Такое дикое, первобытное — просто прикоснуться к женщине.

— Хм… запрещенный прием — тереться сиськами о мой член.

— Ты же все равно меня не тронешь. А я тебя могу, — пальчиком черчу линию вдоль его шеи, чувствую, как дергается его кадык, и он шумно сглатывает. Веду дальше, по напряженным мышцам пресса, и дохожу до паха. Останавливаюсь.

Я ощущаю какую-то безграничную власть. Упиваюсь ей, пусть и ненадолго.

Понимаю, это то, что должна делать стриптизерша каждый раз, находясь в такой комнатке: ласкать сквозь одежду, смотреть в глаза и наслаждаться такими вот мучениями. Пьяными. Здесь все становятся пьяными от витающего в воздухе возбуждения.

— Мне прекратить? — наигранно обижаюсь. И почему, спрашивается, в актрисы не пошла?

— Продолжай, — получаю разрешение, мать его, короля положения.

Встаю с колен, игнорируя недовольный вздох, и разворачиваюсь к нему спиной. Моя пятая точка перед ним. Чувствую взмах его руки. Вот-вот, и его ладонь коснется моей кожи. Будет жечь, знаю. Его касания всегда как ожоги. Я скоро начну их считать.

Нагибаюсь. Развратно и пошло. И боюсь даже посмотреть на себя со стороны. Мой образ стриптизерши Нинель как защитная броня.

Потому что я другая. Я хочу быть другой.

— Вернись и продолжай!

Слушаюсь. Боль под грудью от уголков купюр напоминают, кто я такая и кто в нашем положении может командовать.

Отвратное чувство, что я никто сейчас для него. Просто та, кто танцует голой, возбуждает. Ее хочется иметь взглядом, выпить до дна, а потом пойти и развлечься с другой.

Снова пальцем вывожу узоры на его рубашке, царапаю ноготками. И смотрю в глаза. Плавлюсь в его глазах восковой свечкой.

Олег наклоняется и вцепляется взглядом в губы. Его блядская мечта. Обводит их пальцем. Ожоги покрывают нежную кожу. Кончиком языка касаюсь грубоватой кожи. Разряд в двести двадцать вольт, не меньше. Искры стреляют, а мы под ними завороженно уничтожаем друг друга.

— Тебе нравится, — снова утверждение.

Коротко целую его палец и вглядываюсь в темноту его глаз.

Хочу прочитать, что ему тоже нравится. А еще жажду увидеть желание поцеловать меня. Трясет от этого желания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Олег достает еще несколько купюр. Не вижу сколько. Неважно. Неинтересно. Только пронзает обидой насквозь.

— Снимешь свои трусики? Для меня?

Всхлип вырывается из груди. Почему так мерзко стало? Почему больно?

Я не знаю, замечает ли он, как заблестели мои глаза или нет, но выражение его лица не меняется.

Собираю всю силу в кулак.

Он хочет видеть меня всю. Абсолютно голой.

Знал бы он, что уже видел, ласкал, имел глубоко. Мы кончали одновременно и получали от этого удовольствие.

Я вырываю у него эти деньги, просовываю через косточку корсета. Уголки впечатываются в кожу сильнее. След от них будет красным и уродливым. Метка стриптизерши.

Олег довольный откидывается на спинку, наблюдает. Смакует каждую секунду.

А я дарю.

Под музыку играю бедрами, зацепив края трусов. Глаза прикрыла. Хочу вспомнить того Олега, что обволакивал меня ореховым взглядом. Вижу сейчас его перед собой. Он тоже был наглым и упертым. Но … еще и несколько мягче, чувственней.

— Так? — трусы спускаю ниже, оголяя лобок.

— Блядь, идеальна!

Спускаю еще ниже, пока они не падают к моим ногам. Я отбрасываю их в сторону. И снова танцую. Теперь у шеста. Полностью обнаженная царевна-лебедь в колыбели разврата.

— Идеальна для тебя?

Ядовитый взгляд губит. Я спросила то, что не имеет права спрашивать стриптизерша.

Подхожу ближе мягкими шагами. Хочу скинуть еще и туфли.

Я снова между его ног, но на колени уже не опущусь. Его рука касается моего бедра, ведет вверх. Стою и не дышу. Мне нравится. Несмотря на мое унизительное положение, мне нравится то, что он сейчас со мной делает. Олег доводит до грани, когда наступаешь на свои принципы как на мерзкую и противную букашку — раздавить и забыть.

Олег дрожит, его руки дрожат. И он это знает. Возбуждение накатывает на нас обоих как в его кабинете. Горячо настолько, что просто опасно.

— Не могу не касаться, — он говорит тихо, себе под нос, но я все слышу. И голос, что стал настолько хриплым и низким, тоже слышу.

Тянет меня за руку, и я заваливаюсь на него. Воздух шумом вырывается из груди.

Олег гладит мою спину, доходит до ягодиц, сжимает. Мычу ему в шею. Совсем чуть-чуть, и мой стон разрежет пространство.

— Бархатная, как кукла.

Мне не нравится это сравнение, но я молчу. Кукла не разговаривает.

А потом я чувствую, его пальцы касаются складок. Там влажно, я ведь возбуждена. Олег это чувствует. И молчит. Только шумно вбирает воздух у моей шеи. Дышит часто. Становится страшно.

— Не могу понять… это феромоны такие?

Грубо отстраняет меня, только руку убирать не спешит. Водит ей вдоль складок, но не проникает. Хочется заскулить от бессилия. Я ведь хочу этого, хочу его, его руки, его пальцы, его язык. Это раздвоение внутри меня рвет на части с треском.

— Кто ты? Что как обезумевший хочу попробовать какая ты.

— На вкус?

Ты говорил, что как сок персика — сладкий нектар.

— Пиздец какой-то.

Отталкивает меня сильнее. Я неуклюже приземляюсь на пошлый красный диван. Он резко встает со своего места и измеряет комнату шагами. Нервно так, а я наблюдаю за ним.

Олег останавливается резко и уставился на меня. Оголяет меня взглядом теперь до души. Глубоко.

Обхватываю себя руками и подрагиваю в его глазах. Мне становится неуютно.

— Что? Снова нахер пошлешь?

— Хотелось бы. — Рубит слова топором.

Следующие его несколько шагов я считаю. Он подходит медленно, но уверенно. Мой взгляд опущен. Только вижу мысы его туфель, когда он оказывается снова рядом со мной.

— Встань.

Слушаюсь. Но взгляд так и не поднимаю. Мне кажется, он испепелит меня им, а губить душу так очень страшно.

Олег руками обводит мое тело начиная с бедер. Он касается лобка, задерживается там и ведет выше. Живот, грудь, сжимает ее слегка. Закатываю глаза, потому что приятно. Его сила приятная.

— Нравится?

— Да, — честно отвечаю. Врать уже сил нет. Он трогал меня там, где я вся влажная почти стонала от его поглаживаний пальцами.