В ее глазах мелькнула искра надежды, тут же погасшая.

– Но… «Юность»… Такой солидный журнал? Это же невозможно! Меня там никто не знает.

– Знают ли там тебя не важно, – заверил я. – Важно какие у тебя стихи. А они гениальны. И у меня есть кое‑какие связи. Один мой знакомый, Андрей Олегович, там работает. Я поговорю с ним. Мы отправим твои стихи. Оформим все правильно, с сопроводительным письмом от редакции.

С Андреем Олеговичем я был знаком еще с детсадовского возраста, правда в прошлой жизни. Сейчас ему должно быть лет двадцать, но вроде уже в этом возрасте он работал в «Юности». Правда, на какой должности не вспомню… вряд ли большой. Но все равно напишу ему. Поможет.

– Правда? – окрыленно прошептала Гроза.

– Абсолютно, – широко улыбнулся я и подмигнул. – А Веснин пусть отправляется ко всем чертям. Его власть заканчивается за пределами Зареченска. А твои стихи… твои стихи должны лететь. Давай, выбери три самых сильных, самых мощных. Мы отправим их сегодня же.

Она выпрямилась, подбородок ее вздернулся. И я снова увидел ту самую Грозу, с которой впервые встретился в парке.

– Хорошо, я вернусь через час, – сказала она. – У меня дома есть то, что надо. И… спасибо вам, Александр. Вы не представляете, как это для меня важно.

– Это важно для поэзии, Вероника, – поправил я ее. – А таких, как Весна, рано или поздно смоет дождем. Помни это.

Она кивнула и вышла.

После ухода Грозы я планировал заняться статьей, но зашла Людмила Ивановна и сунула мне пачку писем.

– На вот, Николай Степанович сказал разобрать. Там много тебе адресовано.

Пришлось отложить все дела и сесть за письма. Решил рассортировать их на три стопки: «к исполнению», «в номер» и «в архив». Я распечатывал конверт за конвертом, а стопка «в архив» почти не росла.

«Уважаемый редактор! Пишет вам работник Завода приборов из Свердловска. Прочитал вашу статью и не могу не высказаться…»

Я поморщился. Статью об отцовском изобретении еще не публиковали, значит, читатель имел в виду один из моих футуристических очерков. Я уже хотел отложить письмо, но фраза дальше заставила замереть:

«…Вы описали принцип стыковки модулей на орбите с помощью электромагнитов. Я слесарь‑монтажник, и у меня есть идея, как упростить эту систему. Прилагаю схему…»

Схема была начерчена на листке в клетку, линии дрожали, но в расчетах чувствовалась уверенная рука практика. Идея и впрямь была гениальной в своей простоте. Это бы отцу передать, чтобы глянул своим наметанным взглядом. Я отложил письмо в сторону и вскрыл следующее.

«Здравствуйте! Пишет вам учительница из деревни Подгорное. После ваших статей наш кружок радиоэлектроники собрал макет „умного“ термоса, который поддерживает температуру чая…»

Термос? Серьезно? Я улыбнулся, но тут же поймал себя на том, что мои собственные статьи, написанные в жанре легкой фантастики, кто‑то воспринимает как руководство к действию. Эти люди не ждали указующего перста сверху. Они брали и делали, вдохновленные идеей.

Третье письмо было из Куйбышева от инженера‑строителя:

«…В связи с обсуждаемыми в вашей газете возможностями кооперативов, просим разъяснить: можем ли мы, группа инженеров, организовать частное проектное бюро для разработки типовых проектов гаражей и садовых домиков? Куда обращаться? Нужны ли разрешения от парткома по месту основной работы?»

А вот это уже было интересно. Письмо было пропитано не праздным любопытством, а деловой хваткой. Люди уже не просто размышляли о переменах, они прощупывали почву, искали лазейки в системе. Мой НЭПовский манифест, осторожный и завуалированный, они читали как прямое руководство.

Следующая пачка писем оказалась совсем иной. Конверт за конвертом, все с одинаковыми вопросами, отражающими разную бытовую конкретику.

«Уважаемая редакция! После вашей статьи о кооперативах мы с женой задумались…»

«…группа инженеров хочет организовать вычислительный центр…»

«…можно ли легально сдавать внаем свой личный автомобиль?..»

Я откинулся на спинку стула. Вопросов все больше. Нужна инструкция. Закон. Руководство, как поступать в том или ином случае, содержащее четкие и понятные формулировки, соответствующие закону, чтобы открываемый бизнес не загнулся на второй же день и люди, желающие дать стране качественный товар, не разочаровались, погрязнув в бюрократических ловушках. Одной журналистской статьи будет мало. Требуется официальный комментарий. Голос сверху. Авторитетный.

Мысль оформилась мгновенно. Серебренников.

Тот самый человек из обкома, который когда‑то похвалил мои «прогрессивные взгляды». Чиновник, курирующий идеологию. Для него подобный разъяснительный материал – возможность застолбить за собой образ партийного реформатора, идущего в ногу со временем. Нужно лишь преподнести это ему как его собственную инициативу.

Я взял блокнот и быстро набросал план:

«В редакцию поступают многочисленные обращения трудящихся, заинтересованных в развитии кооперативного движения и индивидуальной трудовой деятельности… В связи с отсутствием чётких разъяснений на местах… просим дать комментарий о перспективах… и разъяснить порядок действий…»

Вопросы к нему лежали на поверхности. Конечно же рассказать людям, какие первые шаги нужно сделать? Сохраняются ли за ними социальные гарантии? Как избежать нарушений законодательства?

К тому же под предлогом получения этих комментариев можно переговорить с Серебренников и по поводу кое‑чего другого. Например, Чернобыльской АЭС…

Только бы он был у себя и принял.

– Людмила Ивановна, – крикнул я. – Николай Семенович пришел?

– Пришел, – раздалось через стенку.

Отлично!

Я подошёл к телефону‑вертушке, снял трубку и набрал номер главного редактора.

– Николай Семенович, у меня созрела идея для одного стратегического материала. Потребует согласования на самом высоком уровне. Можно к вам?

Вечер. Я сидел дома, дописывал план статьи про кооперативы. Хоть и обещал не таскать работу домой, но плановый материал никто не отменял, да еще много времени ушло на согласование стихов Грозы, так что пришлось нарушить правило.

За дверью послышались шаги и звяканье ключей. Вошел отец, но как‑то медленно, рассеянно. Снял пальто, повесил его на крючок и замер на секунду, глядя в пустоту, с какой‑то странной, застывшей полуулыбкой.

– Пап? Ты как? – спросил я, откладывая ручку.

Сразу подумал, может опять сердце прихватило? Все‑таки после новогодних праздников, нагрузка была будь здоров! И жирного много, и спиртного… да еще на работе забот полон рот.

Отец вздрогнул, словно очнувшись, и посмотрел на меня.

– Саш… Да ничего, вроде, нормально. Просто устал.

– А чего такой задумчивый?

– Да вот, идиотский случай приключился…

Мама вышла из кухни, вытирая руки о фартук.

– Матвей, что случилось? У тебя вид какой‑то странный.

– Да ерунда, Надя, – он присел на табуретку и задумчиво начал свой рассказ. – Иду со смены. Как всегда, через ту стройку на Проспектной, срезал. И вот, понимаешь, остановился шнурок завязать. Присел, а над головой свист! И бух! Прямо передо мной, кирпич упал. Раскололся пополам.

В комнате повисла тишина. Мама безмолвно ахнула, схватившись за сердце.

– Господи! Матвей!

– Да говорю же ерунда! Просто неожиданно. Никогда ничего не падало, а тут…

У меня у самого похолодело внутри.

– Пап, ты уверен, что он сам упал?

– Ну конечно сам! – отец пожал плечами. – Или ветер, может. Или рабочие постарались, балбесы, оставили на краю лесов или стены, вот и приключилось такое. Ничего, пронесло. Главное, как вовремя шнурок развязался! А ты, Надь, еще упрекаешь меня постоянно что шнурки слабо завязываю! Видишь, спасло!

Он попытался хохотнуть, но смех вышел сухой, сиплый и совсем не веселый.