Вот! А я все думал, как свести двух промышленно‑электронных гениев, отца и этого Колю. Наитие пришло сразу же, как только я увидел изобретателя у витрины с блеснами и рыболовными крючками.

Рыбалка! Самое то, что надо. Общая точка соприкосновения, разговоры…

И ведь сработало! На рыбалку уговорились…

Осталось только уговорить дядю Витю… Впрочем, это труда не составляло: насколько я помнил из своей «прошлой» жизни, дядюшка был заядлый рыбак и частенько звал отца на рыбалку. Ну, и меня тоже, но я… Я не рыбак был, это уж точно.

Дяде Вите я позвонил вечером, и, конечно же уговорил. Правда, попросил перезвонить отцу, но не говорить, что это моя идея.

– Просто вот, захотелось вытащить отца на природу, – пояснил я. – А то заработался совсем.

– Это уж точно, – согласился дядя Витя. – Заработался.

Дядюшка рассмеялся в трубку и тотчас же перезвонил.

– Тебя! – я позвал отца в коридор. – Дядя Витя.

– Ага… Ага… Ага! Ну‑у… спрошу у супруги… – не кладя трубку, родитель крикнул в комнату. – Надь! Тут это… Виктор… На рыбалку в воскресенье зовет. Я, наверное, поеду…

– И я с вами прокачусь, – тут же сообщил я. – Видовые фотки для редакции поснимаю… Ну и порыбачу заодно, а что?

– О! – положив трубку, обрадовано воскликнул отец. – Вот это другое дело. Теперь уж точно поедем.

– Со мной еще приятель будет, с завода, инженер… Рыбак заядлый! Я дядю Витю предупрежу.

– Инженер? С завода? – родитель вскинул глаза. – Ну, поговорить хоть будет о чем. А то слушай Витькины байки! Щуку он на двадцать кило выловил, ага, как же…

Занимаясь всеми делами, я прекрасно понимал, что не следовало забывать о Метели! Точнее, об ее высокопоставленном папаше, Викторе Сергеевиче, шпионе. Нужно было стать для этой семьи своим… Но тут появлялся весьма серьезный вопрос: насколько далеко я готов был зайти? Вопрос отнюдь не праздный, Метель девушка взбалмошная и непредсказуемая. Если что… как потом смотреть в глаза Наташе? Однако, дилемма.

Тем не менее, с Мариной следовало периодически встречаться, иначе ее отец, наверняка, заподозрил бы что‑то неладное. Памятуя об этом, в субботу, сразу после работы, я заглянул в заброшенный сквер на Пролетарской… на тусовку…

Ничего не изменилось. Все так же горел костер, ходила по кругу бутылка портвейна, и Виталик – Леннон слабым своим голоском напевал что‑то отдаленно рок‑н‑рольное:

– Девочка сегодня в баре, девочке пятнадцать ле‑ет…

Метели не было. Ну, она как та кошка, которая гуляет сама по себе…

– О, Саня! – оборвав песню, Леннон протянул руку. – Давненько не заглядывал.

– Так соскучился! Что‑то Метели не видать…

Поздоровавшись со всеми, я сделал глоток из горлышка.

– Вкусное вино!

– А у Метели вторая днюха скоро, – Леннон хмыкнул и тоже хлебнул портвешка. – Видно, готовится.

– Вторая днюха? – удивленно переспросил я. – Это как это?

– Ну, она там чуть не угорела в детстве, в бане, – пояснил Виталик. – Едва откачали. Вот и отмечает иногда… Не со всеми, и не для всех. Но, подарки принимает. Мы вот думаем, что ей от всех нас подарить? У нее же все есть!

– Так песню хором спойте, – я усмехнулся. – Ее любимую, ежели таковая есть.

– У нее, вообще‑то, много любимых, – протянул кто‑то из парней. – Тот же «Пинк Флойд»…

– А из русских?

– Из русских… Не знаю. «Динамик», кажется. «Капюшон» или что‑то такое… Хотя, вру! Что‑то новое, из последних… Какая‑то «Коломбина», что ли. В общем, этой песни еще нигде нет!

«Коломбина»… Я постарался запомнить. Коли уж с Метелью, так или иначе, придется общаться.

В тот день Метель таки не появилась, и вечером я заглянул к соседу, Сереге Гребенюку. Правда, сразу предупредил, что ненадолго.

– Вот, ты всегда так! – Серега махнул рукой и потопал на кухню, за наливкой. На этот раз оказалась вишневая.

– Только пару рюмочек! – предупредил я. – Максимум три.

– Да ла‑а‑адно!

Вообще‑то, я нынче заглянул к соседу не просто так, от нечего делать, нужно было кое‑что спросить. Кое‑что, в чем Гребенюк неплохо разбирался.

– Серег… Знаешь такую группу – «Динамик»?

– Да есть у меня их концерт в Кирове. Прошлогодний. Так… реггей, новая волна…

– А новых записей нету?

– Нету. Они распались, кажется… А ты что ищешь‑то?

– Новый альбом. Какую‑то «Коломбину»… – я пожал плечами и рассмеялся. – Которой еще ни у кого нету!

– Ну, у кого нету, а у кого, может, и есть, – наливая вишневку, хмыкнул Серега. – Есть у меня один чувак, работает в ателье звукозаписи… Так у них, знаешь, что хочешь! Но, за приличные бабки! Хочешь, так я для тебя спрошу.

– Спроси! Заплачу сразу.

– Заметано! – Гребенюк улыбнулся. – Тебе на бобине или кассете?

– Да лучше на кассете, конечно. Знаешь, такая красная, «Сони», как раз подойдет!

Бобинника я что‑то в комнате у Метели не заметил, что и понятно, все‑таки девушка, зачем ей с бобинами возиться? А вот кассетник, наверняка, есть, «Шарп» или та же «Сонька».

Ничего странного в том, что такой записной неформалке, как Метель нравится отечественный исполнитель, я тоже не видел, как раз сейчас и начиналась популярность русского рока. Причем рок‑клубовские группы, бывшие уже и тогда первый состав «Кино», «Аквариум», ДДТ и прочие, в восемьдесят третьем были известны лишь узкому кругу фанатов, массового слушателя они обретут годика через два‑три. Сейчас же бал правили «Карнавал», «Динамик», «Рок‑сентябрь».

Красный «ушастый» «Запорожец» я заметил еще из окна кухни. Уже приехал, уже стоял под фонарем.

Мы с отцом собрались еще с вечера, но, как это всегда и бывает, поднявшись в четыре утра, вспомнили, что много чего забыли, и принялись бегать по всей квартире искать. Фонарик на круглых батарейках «Приедем‑то затемно!», болоньевый плащик «а вдруг дождь?», даже банку тушенки на случай «если не будет клева». Тушенку прихватил я, на рыбалку ведь ее можно было, в отличие от рыбных консервов. Вот, если возьмешь всякой там кильки в томате, бычков, точно, клева не будет. Примета верная!

Отец еще прихватил бутылку какой‑то новомодной водки с зеленой этикеткой. В магазинах она появилась совсем недавно, и стоила всего четыре рубля семьдесят копеек, в отличие от прежней самой дешевой «Русской» за пять тридцать. По вкусу водка, как водка, в народе ее сразу же прозвали «андроповкой». Многие даже оценили некоторое своеобразное удобство: на пятерку можно было купить бутылку и еще оставалось тридцать копеек на закуску, тот же плавленый сырок.

– А, явились, не запылились! – радостно приветствовал дядя Витя.

Весьма колоритная фигура. Этакий плотненький жизнелюб лет пятидесяти, всегда напоминавший мне знаменитого Тартарена из Тараскона. Круглое добродушное лицо, небольшие усы, красноватые щеки. Некогда пышные кудри с годами сильно поредели, впрочем, дядюшка не обращал на это внимания. Работал он кладовщиком в ДРСУ, и мог иногда доставать запчасти, но у нас ни машины, ни мотоцикла не было, и запчасти были ни к чему.

Стояло хмурое ноябрьское утречко, но в машине работала печка и было даже жарко.

– Это хорошо, что мы сейчас собрались, – вывернув на проспект Маяковского, продолжал разговор дядя Витя. – раз в сезоне! Еще неделя‑другая и лед. Ах, Санька, племяш, как же хорошо, что ты нынче с нами! Так, где твой приятель‑то? На Римского‑Корсакова? На остановочке не он там стоит?

Под фонарем, рядом с остановочным павильоном, маячила щуплая фигура в очках, в длинном плаще, кепке, с объемным рюкзаком за спиной, ведром в руках и удочкой.

– Он, он! Останавливаемся.

Из машины вылез отец, а уж потом высунулся я, позвал:

– Мы здесь, Коля!