Тот сухо кивнул и протянул мне расписку:

«Претензий не имею… Число, подпись…»

— И помните мою доброту! — издевательски бросил он на прощанье.

Вот ведь крыса! Да и черт с ним, главное-то было сделано! Теперь нужно было пойти в ПТУ, где Гребенюк учился. Вернее, не пойти, а поехать. Училище располагалось на южной окраине города, на проспекте Металлургов, между новостройками и частным сектором с зелеными уютными палисадниками и заборами.

Туда я отправился уже на следующий день во время обеденного перерыва, ибо от работы меня никто не освобождал. Мы с коллегой, Серегой Плотниковым, должны были сделать репортаж об открытии нового детского сада. Про залеты Гребенюка Серега знал, и меня прикрыл. В детский сад поехал один, за что я ему был искренне благодарен.

Сойдя с трамвая, я сразу же направился к окруженному невысокой оградой типовому зданию, в котором располагалось ПТУ. Цветочные клумбы, асфальтовые дорожки, аккуратно подстриженные кусты, чувствовалось, что администрация за порядком следила.

У ворот стоял дежурный, патлатый парнишка в синем пэтэушном пиджаке и джинсах, с красной повязкой на рукаве. Судя по юному виду — первокурсник или, по пэтэушному — «первак».

Черт… Я ведь забыл, на кого Гребенюк учился! То ли фрезеровщик, или просто ремонтник… или… Ну, как теперь группу-то найти?

А, впрочем… Гребенюк ведь, наверняка, здесь личность известная.

— Привет!

Подойдя, я поздоровался с дежурным и просто спросил:

— Ты Серегу Гребенюка знаешь? С третьего курса.

— Знаю, — кивнул пацан. — Только они сейчас на практике все.

— А мастера их мне как найти?

— Так и мастак на практике… Хотя… У них, вроде, сегодня совещание какое-то. Вон мастаки, в курилке… — дежурный показал рукой. — Там и спроси.

Курилка. Навес, скамейки, урна. Ящик с песком. На скамейках сидели четверо, трое еще довольно молодых мужчин лет по тридцать и один седенький, в берете и рабочей спецовке.

— Гребеню-юк? — переспросил седенький. — Ну, я у него мастером… В канцелярии сказали, бумага на него пришла, из милиции. Видать, натворил что-то…

— Ну, не удивительно, — хохотнул один из молодых, бросая окурок в урну. — От такого всего можно ждать.

— Ну, не скажи, Жень! — качнул головой другой, с модной прической и холеными усиками. — Гребенюк парень нормальный. Ну, с закидонами, так кто сейчас без них? А металлолом кто как-то на выходных грузил, вспомните?

Слышно было, как в вестибюле прозвенел звонок. Мастера поднялись… Седенький же, оглянувшись, уселся обратно:

— А ты вообще Гребенюку кто?

— Я? Друг… В газете работаю…

— В газе-ете?

— Вот! — я показал удостоверение. — Воронцов Александр. Можно просто — Саша.

— Иванцов, Федор Алексеевич, — мастере протянул руку. — Все Алексеичем кличут. Так, говоришь, друг?

— Ну да, — уверенно подтвердил я. — Хочу ему помочь как-то… Неужели, он все время тут безобразил?

— Да нет, — Алексеич вытащил пачку «Беломора» и снова закурил. — На первом курсе вообще золотой парень был! А к третьему, вот… Ну, так со многим бывает. Армия выправит!

— Вот именно, армия, — согласился я. — Армия, а не тюрьма.

Мастер поднял глаза:

— Вот, значит, как? Дело тюрьмой пахнет? Интере-есно, что же он такое натворил? Избил кого? Ограбил? Ножом пырнул? Не-е, это на Гребенюка не похоже…

— Да диски продавал… Ну, пластинки… — кратко пояснил я. — Так, помелочи… Но статья серьезная.

— Жаль, жаль… — Федор Алексеевич выпустил дым. — Парень-то не худой… И отец его покойный был из рабочих. Наша, рабочая косточка.

— А знаете, ведь можно его от тюрьмы уберечь, — я осторожно перешел к основной теме.

— Уберечь? — удивленно моргнул мастер. — Как? Откупить что ли?

— Ну, что вы — откупить! Просто взять на поруки… Понимаете, ущерб там возмещен, потерпевшие никаких претензий не имеют… Чего зря парня губить?

— Да, да, так… А что от меня-то надо?

— Ну, ходатайство написать, характеристику… — торопливо пояснил я. — Это все суд учтет… А, может, и до суда не дойдет! Коли уж на поруки…

— Да я знаю! — докурив, Федор Алексеевич выбросил окурок и вдруг улыбнулся. — Помнится, лет тридцать назад брали мы одного на поруки… Я тогда на заводе работал. И ничего, исправился парень. Семью завел, уважаемым человеком стал. Как-то даже виделись, руку мне жал, благодарил. Так что все, что надо сделаем. Только вот… не мастак я с бумагами…

— Так я помогу! Я ж журналист, газетчик!

Мастер поднялся на ноги и поправил берет:

— Ну, пошли тогда в мою кандейку…

Ходатайство мы написали. Отнесли в канцелярию на подпись директору училища.

— После обеда будет! — приняв ходатайство и характеристику, пояснила секретарша, худощавая женщина с усталым лицом.

— Как вы думаете, подпишет? — уже на выходе, спросил я у мастера.

Тот пожал плечами:

— Не знаю. Должен бы. А вообще, Алексей Юрьевич человек своеобразный. Недавно у нас. Да, вон он, кстати…

У крыльца остановилась машина. Нет, не черная служебная «Волга», а, по всей видимости личная. Самая крутая по тем временам тачка «Жигули» ВАЗ-2106, «шестерка», модного цвета кофе с молоком. В салоне играла музыка, Юрий Антонов и группа «Аракс»:

Летящей походкой

Ты вышла из мая

И скрылась из глаз

В пелене-е-е января!

Музыка оборвалась, распахнулась дверца, и из машины выбрался еще достаточно молодой, лет сорока, уверенный в себе мужчина в безукоризненном сером английском костюме с импортным шелковым галстуком. Круглое холеное лицо, очки в модной оправе, залысины…

— Здравствуйте, Алексей Юрьевич!

— Алексей Юрьевич, здравствуйте!

Наперебой здоровались мастера и преподаватели. И откуда только взялись? Ведь буквально только что никого не было!

— Алексей Юрьевич, а совещание будет?

— Да-да! Товарищи, прошу не опаздывать!

Вот это хлыщ! И впрямь, подпишет ли такой?

— Он раньше в горкоме работал, — пояснил Федор Алексеевич. — Говорят, прессу курировал. Ну, все, Саня, я побежал…

Прессу… Ага-а…

После обеда повезло. Главный редактор оказался на своем месте. Осторожно постучав, я заглянул в дверь:

— Николай Семенович, можно?

— А, Саша, заходи! Репортаж по детскому саду готов?

— Пишем…

— Поспешите, чтоб к вечеру был!

— Да, сделаем… — время было дорого, и я сразу пошел ва-банк. — Николай Семенович, а вы такого Алексея Юрьевича знаете? Директора двести восьмого ПТУ номер. Говорят, он раньше в горкоме прессу…

— А-а! Хромаков, что ли? Ну, знаю, конечно. А что?

— А что он за человек? Понимаете, у нас тут ходатайство…

— Что за ходатайство? — главред понял глаза. — Давай, давай, Саша, рассказывай! Все без утайки.

Ну, рассказал. Кратко, правда, но…

Внимательно выслушав, редактор покачал головой:

— Та-к та-ак… Выходи, спекулянт твой приятель?

— Ну-у… — я развел руками. — Оступился человек… Но, ущерб возместил, раскаивается… Потерпевшие претензий не имеют. В училище его на поруки хотят…

— Возместил? Из каких средств, интересно? Хм… на поруки… Хотя, откровенно-то говоря, потерпевших нисколько не жаль! За такие деньги пластинки покупать… Уму непостижимо! Так! Иди, репортаж доделывай…

Что ж, хотя бы попытался…

Кивнув, я подошел к двери.

— Стой! — окликнул Николай Семенович.

В руке он держал телефонную трубку:

— Как, говоришь, фамилия того юного спекулянта?

— Гребенюк! Сергей Гребенюк… Николай Се…

— Ладно! Работай.

И снова знакомый кабинет с табличкой «Следователи СО. Никифоров И. П., Зверев К. С.»

Мы снова пришли с Наташей. Но она скоро уезжает на учебу. Верней, «на картошку».

— Наш-то какой? — я растерянно моргнул. — Почему звания на табличке не пишут — капитан там, майор…

— Потому что обычным гражданским людям звания ни к чему, — пояснила Наташа. — Главное должность. А должность тут написана. Наш, кстати, Зверев. Константин Сергеевич… Ну, что, пошли?