– Итак, сегодня у нас третье, – доктор посмотрел на перекидной календарь. – Думаю, к субботе как раз управимся. Военком, кстати, за Вас просил! Чтоб не тянули, но и обследование провели качественное. Так и сказал: «Парня не мурыжить!» Я сначала подумал, что ему не терпится заполучить ещё одного новобранца, но теперь понятно. Похоже, он тоже Ваш поклонник.

– Николай Владимирович? – удивился я, не поняв сразу, к чему он клонит. – Поклонник?

– Ну да, – улыбнулся доктор. – У Вас в нашем городе много поклонников. Не побоюсь ошибиться, все читатели газеты. Вот он и не хочет отвлекать Вас надолго от работы.

Что ж, приятно. Я улыбнулся. Хотя, в случае положительного результата обследования, я «отвлекусь от работы» на долгих два года. Зареченский военком, бывший «афганец», полковник Николай Владимирович Верковатый, когда я впервые увидел его во время осеннего призыва, произвел на меня впечатление человека умного и порядочного, внимательно относящегося к каждому допризывнику. Рассказывали, что он лично отвел к стоматологу двух парней из дальней деревни и попросил врача отнестись к ним с особой внимательностью, быстро и качественно привести в порядок их зубы, чтобы в дальнейшем не возникало проблем.

Стоматолог, который, похоже, тоже лично был знаком с военкомом, в его присутствии произвел первый осмотр и заверил, что проведет лечение без всякой очереди. Только вот, стоит ли?

– Пацаны боевые, – с сомнением сказал стоматолог. – Ещё одна драка, и зубы, которые я им вылечу, снова…

– Ничего, – ответил военком и строго посмотрел на притихших парней. – Чтобы сберечь зубы до призыва, я им лично намордники надену.

Это, конечно, больше похоже на байку, но очень характеризует его как человека не только ответственного, но и обладающего чувством юмора, что, согласитесь, не часто встречается в армии. Не зря же говорят «кто служил в армии, тот в цирке не смеется».

– Ну, что, Александр Матвеевич, – профессор забарабанил пальцами по столу и хитро прищурился. – Идите в палату, сестричка проводит, всё покажет и ознакомит с правилами пребывания у нас в отделении. Понимаю, творческие люди без дела не могут… Пишите! Блокнот, карандаш, авторучка – пожалуйста! А вот печатаная машинка – увы. У нас тут покой, понимаете ли.

– Спасибо, Павел Петрович!

Я вышел из кабинета, и дежурная медсестра повела меня в палату, рассказывая по пути особенности пребывания в отделении. В палате кроме меня были двое больных, или, точнее, выздоравливающих в больничных пижамах. Унылого вида интеллигент и краснолицый здоровяк с носом картошкой увлеченно играли в шашки, отодвинув тумбочку от стены.

– Александр, – представился я. – Можно Саша.

– Иван, – краснолицый привстал и протянул руку.

– Ростислав Игоревич, – улыбнулся интеллигент. – В шашки играете?

– Легко!

– А в домино?

– Еще легче!

– Эх! – здоровяк Иван с хрустом потянулся. – Нам бы еще четвертого, партеечку б расписали!

– Да уж, – махнул рукой Ростислава Игоревич и переставил шашку. – Неужели, к выходному не выпишут?

– К выходному, не к выходному, а к девятому мая должны! День Победы все‑таки, – Иван пожал плечищами и повернулся ко мне. – Саш! Ты, если на улицу захочешь, так только после четырех можно. Во дворе есть курилка.

Ага, ясненько. Несколько дней безделья, после напряженных событий последних дней, были мне сейчас как нельзя кстати. Перспектива ясна. Лежи спокойно в палате в пижаме на три размера больше и плюй в потолок. И ни о чем не думай.

Скучать мне, впрочем, не дали. Сначала взяли кровь на анализ, потом повели на ЭКГ, провели мониторинг с нагрузкой и без, потом были еще какие‑то процедуры, смысл которых я не очень понял. Потом был обед, кстати, довольно вкусный и тихий час.

Соседи прилегли поверх одеял прямо в пижамах. Иван тут же на полную мощность включил богатырский храп, а Ростислав Игоревич, недовольно поморщившись достал газету «Сельская жизнь». Было не совсем понятно, чем он недоволен, то ли громким храпом соседа, то ли газетой, скорее всего именно ею, потому что через несколько минут он уже спал, не обращая внимания на надоедливо жужжащую муху.

Я лежал на койке и предавался единственно возможному развлечению – задумчиво глядел в потолок, пытаясь расставить мысли в порядке значимости.

Итак, мысль номер один. Меня отправляют в армию. Чем это может обернуться? Два года, находясь в ограниченном режиме, я не смогу воздействовать на происходящее в мире, точнее, на то, что может повлиять на его будущее.

Хотелось и мне вообще идти в армию? В настоящий момент скорее всего нет. «Косить», честно говоря, очень уж не хотелось, но мне так нужна отсрочка. Черт возьми, хотя бы год! Я смог бы попытаться предотвратить Чернобыль. А что я могу сделать, находясь в армии? Ну, разве что печататься в военной прессе. Не факт, что подобное напечатают, но, если не получится по‑другому, хоть так, но пытаться буду. Конечно это очень рискованно, учитывая то, что военкомат направил меня для обследования в специализированную психиатрическую больницу. Что‑то им там не понравилось в моей голове. Ну, вообще‑то, примерно можно предположить что. Тем более, что я уже попадал сюда осенью.

Областную больницу я хорошо знал, бывал здесь не раз, и по работе, и навещал того же Николая. Не так давно здесь же лежал и Леша, шофер правофланговой бригады из «Золотой нивы», честный и принципиальный парень, барабанщик самодеятельной рок‑группы.

Скрипнула дверь, и в палату протиснулся взъерошенный паренек лет шестнадцати, чем‑то похожий на знаменитого Валерку из фильмов про неуловимых мстителей, только без очков. Бежевый вельветовый пиджачок, потертые джинсики, коричневый «дипломат» – наверное, старшеклассник. Интересно, кто его сюда пропустил? Кстати, фамилия актёра Метёлкин, зовут, кажется, Михаил. Довольно странное совпадение.

Этот же вопрос заинтересовал и дежурную медсестру – строгую, с перманентом, даму, характером схожу с недавней дружинницей Агриппиной… как ее там…

– Молодой человек, вы как здесь? – громким шёпотом возмутилась дежурная медсестра. – Кто вас пустил? Почему? Зачем? Немедленно покиньте…

– Простите, забыл представиться, – с видом нашкодившего первоклассника парень вытащил и кармана небольшую красную книжечку, раскрыл, не выпуская из рук. – Вот.

– Оперативный уполномоченный УР, – прочитала сестра. – Младший лейтенант милиции. А что такое УР?

– Уголовный розыск! – гордо пояснил парнишка.

– И что с того? – хмыкнула хранительница покоя больничных палат. – Видите, у нас тихий час! Кругом больные. Приходите в часы посещений… товарищ младший лейтенант!

– В часы посещений у меня другие дела, – неожиданно твердым голосом возразил оперативник. – А сейчас мне нужно опросить товарища Воронцова… Тем более он‑то как раз не спит.

– Да, да, – я поднялся с койки. – Товарищ Воронцов не спит!

– Вот, видите, –обрадовался младший лейтенант, и строго добавил. – А вас, гражданочка, попрошу не препятствовать производству дознания!

– Что‑о? – грозно, но уже менее решительно произнесла медсестра.

– А, наоборот, всячески содействовать, – продолжал настаивать милиционер. – Это, кстати, ваш гражданский долг. Пожалуйста, организуйте место, где мы могли бы спокойно поговорить. Без посторонних.

– Черт знает, что такое, – растерялась медсестра и развела руками. – Ну‑у… в столовой сейчас нет никого. По коридору направо.

– Спасибо большое, гражданка.

Он сделал какой‑то неуловимый жест рукой, и мне в какой‑то момент показалось, что он хотел поправить очки на переносице. Возможно он когда‑то и носил очки, но сейчас они ему были явно без надобности. Взгляд ясный, цепкий, но вот этот жест выдал «недавнего очкарика». Возможно он сделал операцию, чтобы перестать быть похожим на киногероя. Думаю, это доставляло ему некий дискомфорт. Ну да, как проводить допрос, если подозреваемый пялится и пытается сообразить, «что здесь делает неуловимый Валерка» и думает, как бы взять у него автограф. В будущем, с ним бы каждый встречный пытался сделать селфи, хотя, в будущем мало кто помнит «Неуловимых».