Вскоре впереди заблестела целая россыпь огней – Ермилино.

– Большой поселок, – поежившись, негромко сообщил Ермаков. – Около трех тысяч население. Бывал здесь когда‑то… Леспромхоз, молочный завод, школа с училищем. Больница на следующем повороте. Налево.

Я свернул к кирпичному трехэтажному зданию и увидел стоявшую напротив входа «Скорую» – красно‑белый «РАФик».

– Похоже, нам сюда, – сказал я, пытаясь рассмотреть надпись на вывеске.

– Да‑да…

Оставив машину чуть в стороне, чтобы не мешать транспорту подъезжать к приемному покою, мы вошли в здание. На посту дежурной медсестры сидела миловидная блондинка лет тридцати, в белом халате, с вышитыми инициалами на кармашке.

– У вас здесь есть неизвестная девушка, – начал я, и тут же замолчал под строгим взглядом нахмурившейся дивы.

– Девушка? Какая девушка? – безапелляционным голосом начала она, но, наткнувшись на мой просящий взгляд, как у шрековского кота, смягчилась. – Ах… та… Так она без сознания, под капельницей. Врач строго настрого запретил…

– Да нам бы хоть одним глазком, понимаете?

Я принялся объяснять ситуацию напористо и быстро. В конце концов, нам нужно просто взглянуть, чтобы убедиться, Наташа ли это, или не она.

– Хорошо, – наконец, смилостивилась медсестра. – Идемте. Но в палату не входить! Только с порога.

Она приоткрыла дверь, выкрашенную тоскливо‑белой больничной краской… На койке, под капельницей, лежала девушка.

Первое, что я увидел: длинные золотисто‑каштановые волосы… а уже потом – лицо… Милое, родное!

– Наташа! – тихо прошептал Ермаков и взялся за сердце. – Внученька… Наташа…

– Все! – медсестра грозно нахмурилась. – Посмотрели? Уходим. А то я из‑за вас тут от главврача огребу, мало не покажется!

Иван Михайлович решил остаться до утра, ну и я с ним заодно. Только нужно было как‑то предупредить своих.

Я снова обратился к медсестре:

– А как можно позвонить отсюда в город?

– В коридоре есть автомат для пациентов, – она указала рукой. – В город через «девятку».

Я не стал звонить ночью, всё‑таки не хотелось будить родителей. Знаю, что мама переполошится, будет волноваться, и отцу спать не даст, будет вопросами донимать, выпытывать, что он знает. А им утром на работу. Так что дождался утра и около семи позвонил. Они как раз просыпались в это время. Трубку взяла мама.

– Мам, доброе утро, не сердись на меня, – сразу начал я виноватым голосом. – Сама понимаешь, дело молодое, засиделись. Не стал домой возвращаться, чтобы вас не будить. Тут и переночевал у Серёги на диванчике.

– Ты что, дома не ночевал? – искренне удивилась мама.

И я понял, что почти прокололся. Оказывается, родители даже не заметили, что меня всю ночь дома не было. Вот так дела! Ну ладно, надо как‑то выкручиваться.

– У меня на сегодня редакционное задание на выезде, Серёга предложил подвезти, – Вот мы с ним с утра пораньше и отправились. Ему как раз по пути.

– Вы хоть позавтракали? – озаботилась мама.

– Да, конечно, и бутерброды с собой взяли, и чай с малиной, – продолжал я беззастенчиво врать.

– А как обратно будешь возвращаться? – побеспокоилась мама. – Ты же без куртки поехал.

– Да тут мне спецовку дали утепленную, и спецобувь, так что всё в порядке, к обеду вернусь. Меня привезут прямо к дому.

– Кто там звонит с утра пораньше? – раздался голос отца, наверное он только что вышел из ванной.

– Да Саша, – ответила ему мама и грустно добавила. – Представляешь, он, оказывается, дома не ночевал.

– А ну‑ка дай мне трубку, – решительно сказал отец.'

– Ало, Сашка, ты что творишь? – начал он строгим голосом.

– Папа, только не говори, что вы всю ночь не спали, – усмехнулся я. – Если бы я не позвонил, вы бы ничего и не заметили.

– Ну да, ну да, – смущенно ответил отец. – Такие вот у тебя родители…

– Вы лучшие родители на свете, – уверенно сказал я. – Просто ваш сын уже вырос. Привыкайте к тому, что я иногда не буду ночевать дома.

– Ну ладно, взрослый сын, – хмыкнул отец. – Когда ты вернёшься?

– Думаю, к обеду управлюсь.

– Хорошо, ты там осторожнее.

– Ага. А ты маму успокой.

Закончив разговор, я повесил трубку и вернулся в приемный покой. К восьми часам в больнице уже стало шумно и людно, заработала регистратура, появились очереди, и кто‑то уже с утра пораньше начал качать права:

– Товарищи, мне только спросить!

– Всем только спросить! И вообще, вас здесь не стояло.

В приемный покой зашел молодой мужчина в джинсах и белом халате, видимо, доктор. Сестричка что‑то сказала ему и кивнула в нашу сторону. Он внимательно посмотрел на меня и деда, что‑то уточнил и решительно направился к нам.

– Здравствуйте, я дежурный врач. – сказал он, не назвав своего имени. – Так, говорите, узнали нашу неизвестную?

– Да! Да! – в один голос твердо ответили мы и закивали головами.

– Ну и хорошо, – потер руки доктор и вздохнул, будто сбросил тяжелую ношу. – Вы тогда посидите, участкового дождитесь, он как раз должен подойти…

Он посмотрел на часы и собрался уходить, но Ермаков вскочил со стула и схватил его за рукав.

– Что с Наташей, – настойчиво спросил он. – Что с моей внучкой? Почему она без сознания?

Доктор посмотрел по сторонам, осторожно высвободился из хватки Ивана Михайловича и, слегка склонив голову в нашу сторону тихо проговорил:

– Сильное отравление, но её вовремя обнаружили, сделали всё необходимое. Девушка ваша поправится, не переживайте. Думаю, денька через три отправим ее домой.

– Какое отравление? – уточнил я. – Пищевое?

– Нет, – покачал головой врач. – Клофелин.

– Та самая серия отравлений в поездах? – уточнил я.

– Вы в курсе? – осторожно уточнил врач, оглядываясь по сторонам.

– Да, – решительно ответил я. – За этим и приехали.

– Ей ещё повезло с дозой, – вздохнул доктор. – А вот ее соседу по купе не повезло. Скончался…

Он откланялся и быстро вышел.

Седоусый майор, местный участковый, не заставил себя долго ждать. Похоже, он предварительно переговорил с доктором, поэтому не стал задавать нам лишних вопросов. Быстро заполнив бланк опознания, он внимательно изучил наши документы, особенно его заинтересовало моё редакционное удостоверение.

– Александр Матвеевич Воронцов? – удивился он. – Тот самый?

– Тот самый, – подтвердил я, не вдаваясь в подробности.

– Здесь вот внизу, распишитесь…

– А что это за отравления‑то такие? – осторожно поинтересовался я. – Говорят, клофелин, и не первый случай.

– Да, свалились на нашу голову заботы, – вздохнул участковый. – Объявились на маршруте клофелинщицы. Две девицы. Знакомятся с состоятельными мужчинами, идут с ними в купе, подсыпают отраву в спиртное и грабят. С одним из таких «состоятельных» ваша внучка ехала в одном купе.

– Наташа не стала бы пить спиртное, – нахмурился дед. – Тем более в поезде и с незнакомыми людьми.

Участковый иронически ухмыльнулся, мол «идеализируете своих отпрысков, не знаете, на что они способны, когда родные не видят», но, встретившись с моим жестким взглядом, не стал рисковать, высказывая свои предположения перед представителем прессы.

– Они и не пила, – ответил участковый. – Ей в чай добавили.

– Товарищ майор! – выглянул из двери врач. – Можете поговорить с потерпевшей. Она пришла в себя.

Мы с дедом переглянулись:

– А мы?

– Ну и… вы, – махнув рукой, разрешил доктор. – Только чуть позже. И не более трех минут.

Примерно через полчаса мы в сопровождении медсестры, не той, блондинкой, а другой, помоложе, рыженькой, вошли в палату. Наташа была все такой же бледной, но выглядела уже не такой безжизненной. Медсестра поправила капельницу и вышла, оставив нас наедине с Наташей.

– Не волнуйте девушку, – предупредила она. – И у вас всего пять минут.

– Де‑ед…

Голос Наташи звучал слабо и еле слышно. Пушистые ресницы дернулись, округлились глаза, и губы растянулись в улыбке.