Нет, сейчас он должен затаиться, стать предельно осторожным, чтобы даже в мыслях ни у кого не возникло, что добропорядочный гражданин Виктор Сергеевич Метелкин, занимающий высокий пост в аппарате ЦК, и есть тот самый агент Вектор, который разыскивается внутренней разведкой. Любая его ошибка может привести к разоблачению и провалу всей группы. Сейчас он не будет рисковать. Хотя гарантии в том, что в скором времени меня не будет поджидать бордовая Волга с очередным сюрпризом.

Интересно, а водитель и охранники тоже шпионы, или они просто сотрудники, работающие в сопровождении Метелкина как сотрудника аппарата? Догадываются ли они о двойной сущности этого человека? Думаю, что они не при чем. Значит, их осталось всего двое: Вектор и Сокол. И они ждут связного с новыми указаниями. И ещё этот «мощный электромагнитный импульс». Смогут ли они использовать его самостоятельно, или для этого нужен специалист?

Если Наташу похитили шпионы, то вся надежда только на Сидорина, кстати, недавно получившего очередное звание старшего лейтенанта КГБ. Думаю, он не оставит без внимания мою личную просьбу о поиске Наташи, учитывая наши с ним общие дела. Надо срочно позвонить ему и сообщить о произошедшем.

Первым делом надо добиться того, чтобы в милиции приняли заявление от Ивана Михайловича о пропаже. А то эти их отговорки, что «она девочка большая, вправе распоряжаться личной жизнью» точно не относятся к Наташе. Она бы обязательно поставила деда в известность. Даже если бы и хотела что‑то скрыть от него, то постаралась, чтобы информация о её поездке «куда‑то» осталась в тайне. Как? Да элементарно, предупредить ту же Ленку, что задерживается по какой‑то причине. Могла бы что‑то наврать, к примеру, что заболела, не может приехать за экзамен…

Мои размышления прервал требовательный звонок телефона. Я посмотрел на часы. Девять часов вечера. Поздновато для обычного светского звонка, значит, что‑то случилось.

– Са‑ань, это тебя! – крикнул отец из комнаты.

Родители сидели в зале на диване и смотрели телевизор. Только что закончилась передача «А, ну‑ка, девушки» и зазвучали позывные программы «Время». Отец держал в руке трубку мобильника, который теперь выполнял роль параллельного телефона.

– Я там возьму, – кивнул я в сторону прихожей, где был стационарный телефон.

Мобильный вещь конечно удобная, можно разговаривать, не вставая с дивана, но заряд батареи небольшой, постоянно приходилось подзаряжать. Так что лучше сэкономить.

– Саша… – раздался в трубке хриплый дребезжащий голос. – Это снова я, дедушка Наташи…

– Добрый вечер, Иван Михайлович, – я понизил голос. – Есть новости?

– Добрый, – ответил он как‑то обреченно. – Прости, что так поздно, но мне просто необходимо с кем‑нибудь поговорить.

– Ещё совсем не поздно, – с замирающим сердцем сказал я, предчувствуя беду. – Давайте поговорим.

– Спасибо, Александр, – мне показалось, что в хрипловатом голосе Ермакова появилась какая‑то, пусть небольшая, надежда. – Странно осознавать, что кроме друга внучки мне и поговорить не с кем.

– Сегодня я много разговаривал по телефону, – начал он издалека. – Я уже позвонил в травму, в морг. Там, слава Богу, ничего…

Я представил, как он набирал номера телефонов, а потом спрашивал и ждал, пока кто‑то, находящийся на том конце провода, проверит по регистрационным книгам наличие запрашиваемого лица. Это долгое дело, учитывая неразборчивые почерки и возможность ошибки в именах при оформлении. Сколько раз на моём опыте было, когда давали сведения однофамильца, и это в век компьютеризации. Что говорить об этом времени.

– Потом сходил в милицию… – в трубке послышалось тяжелое дыхание, и я почувствовал, как Иван Михайлович рукой растирает грудь в области сердца, стараясь облегчить спазм. – Сходил в милицию… и там сказали… сказали, что сейчас идет серия отравлений, ну, в поездах… И вот в Ермилине, в больнице, со станции, с поезда, доставили девушку. Без документов, без денег… И без сознания! Я позвонил… по приметам вроде она… В больнице сказали, состояние стабильно тяжелое. Я… я поеду сейчас… Ермилино – это недалеко, сто двадцать километров не доезжая нас… Я… я потом позвоню, как…

За окном веселый апрельский дождик с вечера барабанящий по крышам, к ночи превратился в самый настоящий ливень. Я представил, как не совсем здоровый пожилой человек за рулем… на нервах, да в такую погоду, ночью, во тьме… Я понимал, что отговорить его не получится, и принял быстрое, единственно правильное решение.

– В милиции сказали, что они завтра личность установят… попытаются установить… – продолжал Ермаков с какой‑то обреченной настойчивостью. – Но, я все же, решил…

– Постойте, Иван Михалыч! Я поеду с вами. Вы… вы можете заехать за мной? Знаете адрес?

– Да, Наташа говорила, – я почувствовал в его голосе надежду.

– Тогда жду вас у подъезда. Заезжайте за мной обязательно!

Я повесил трубку и ненадолго задумался, как сообщить об этом родителям. Разумом понимал, что нельзя говорить правду. Волновать их не хотелось и нужно было срочно что‑то придумать, что‑то такое, что не вызвало бы никаких подозрений. Ну, хотя бы…

– Серега Гребенюк звонил, – заглянув в комнату, сообщил я. – Простывший.

Отец покачал головой:

– То‑то я и смотрю, какой‑то не такой голос.

– Он у матери сейчас… Я загляну, проведаю.

– Давай, – махнул рукой отец, снова повернувшись к экрану телевизора. – Если вдруг лекарства какие…

– Да какие лекарства, Матвей? – хмыкнула мама. – Варенье малиновое! У нас есть, Саша, возьми баночку.

– Да варенье и у них есть, – отмахнулся я. – Пойду, навещу просто. Меня не ждите, ложитесь спать. Я поздно буду, музыку послушаем, поговорим, давно не виделись.

Я быстро взял свитер, надену на спортивный костюм, всё‑таки холодно на улице. Надеюсь, погода сильно не изменится, и я не замерзну без куртки. А куртку лучше не брать, заметно будет, если не висит на вешалке.

Прикрыв за собой дверь, я сбежал по лестнице вниз и сразу увидел стоявший у подъезда темный «Жигуль» – «копейку». Сидевший за рулем Ермаков, заметив меня, моргнул фарами. Я сел рядом. В салоне сильно пахло корвалолом.

Крупные капли дождя пулеметной очередью барабанили по крыше и стеклам, скрипели старые щетки. Свернув на Маяковского, Иван Михайлович прибавил скорость…

– Иван Михалыч, может, я поведу? – предложил я, глядя на его бледное лицо.

– А у тебя права есть?

– Есть, – соврал я с решительным видом.

Здесь, в этом мире, корочек у меня не было, остались там, в будущем, в прошлой своей жизни, зато был большой опыт вождения.

– Ну, сейчас, за город выедем и поменяемся, – не стал упорствовать Иван Михайлович. – И вправду, что‑то я разнервничался.

Разнервничался! Еще бы…

На ближайшей автозаправке я пересел за руль. Дождь по‑прежнему лил, как из ведра, и встречные машины выныривали из мокрой тьмы, словно подводные лодки. Видимость была почти нулевой, и я снизил скорость.

– Иван Палыч, вы про одежду узнавали? – спросил я, чтобы хоть как‑то нарушить гнетущее молчание.

– Да, – рассеянно кивнул старик, внимательно вглядываясь в дорогу. – Сказали, темный свитер, джинсы, темно‑зеленая курточка… Как у нее. Но, так ведь многие ходят.

– Ладно… скоро уже узнаем точно, – сказал я, чтобы обнадежить старика.

Пауза затянулась. Ермаков включил радио, поймал «Маяк»… послышалась популярная мелодия:

Жизнь невозможно повернуть назад,

И время не на миг не остановишь…

«Ну с этим можно поспорить, – ухмыльнулся я. – У меня же, получилось! Хотя и не по своей воле, а просто случайной прихотью судьбы».

…еще идут старинные часы…

Потом по «Маяку» передавали новости: разрыв британских отношений с Ливией, антивоенные демонстрации в ФРГ…

– О, уже Рябовское! – Ермаков показал на огни слева. – Теперь недолго. Давай, я за руль?

– Да уж теперь чего уж…