– Дежурный. Слушаю.

– Мне нужен лейтенант Сидорин. Андрей Олегович. Срочно.

– Кто спрашивает?

– Воронцов. Александр. Скажите, что по делу о самиздате с ним встречались. Он в курсе.

Пауза. Я слышал, как стучит моё сердце и отдаётся барабанной дробью в висках. Тишина. В какой‑то момент показалось, что соединение прервалось, но я упорно прижимал трубку к уху. Наконец‑то тот же голос произнёс:

– Воронцов? Соединяю. Говорите.

Что‑то пикнуло и в трубке услышал знакомый голос.

– Слушаю.

– Андрей Олегович, здравствуйте, – срывающимся голосом начал я. – Извините за поздний звонок…

– Александр, ты? – прервал меня Сидорин. – Всё в порядке. Я как раз на дежурстве. У тебя что‑то срочное?

– Срочное, Андрей Олегович, – уже более уверенно произнёс я, но голос мой всё ещё слегка подрагивал. – Нам нужно встретиться. Прямо сейчас. Это… Это не по прошлому делу. Это что‑то совсем новое и страшное. Время не терпит. Есть прямые доказательства.

– Ты один?

– Нет, – коротко ответил я, не став вдаваться в подробности, ведь разговоры наверняка записываются.

– Вы где? – коротко спросил Сидорин.

– У своего дома.

– Ждите. Буду через десять минут. Никуда не ходите. Ни с кем не разговаривайте. Понятно?

– Да, – ответил я и повесил трубку.

Гребенюк посмотрел на меня полными ужаса выпученными глазами.

– Ты… – он постучал пальцем по лбу. – Ты куда позвонил? Это ж…

– Это единственный, кто может помочь, не привлекая внимания, – перебил я.

Ровно через десять минут к подъезду, тихо подкатила темная «Волга» с выключенными фарами. За рулём был Сидорин.

– Садитесь, – тихо сказал он, открыв заднюю дверь.

Мы нырнули в салон, и он немного отъехал в сторону и остановился в укромном месте, откуда хорошо просматривались окрестности.

– Что у вас случилось? – спросил Андрей Олегович, оборачиваясь и осматривая нас.

Я молча протянул ему записку. Сидорин достал из внутреннего кармана пиджака тонкие кожаные перчатки и, видимо, чтобы не оставлять отпечатков, осторожно взял листок за уголок. Вот, ведь, черт! Об этом я не подумал. Нужно было сразу об этом подумать. А я вообще в порыве эмоций смял листок. Теперь мало шансов там обнаружить что‑то.

Сидорин быстро прочел записку, и я заметил, как напряглись его желваки.

– Рассказывайте всё, с самого начала, – твердо сказал он. – Кто эта девушка. Ваши отношения. Работа. Материальное положение. Друзья. Враги. Важны самые незначительные детали.

Гребенюк сбивчиво, запинаясь, но подробно начал рассказывать про Валентину, их знакомство, отношения, про цеховиков, про «Селену». Сидорин с непроницаемым лицом смотрел в сторону окна возле пассажирского сидения, и в его глазах отражались тусклые фонари. Казалось, он не слушал, думал о чем‑то своём, но я знал, что он не просто впитывал информацию, а сразу, систематизировал, «раскладывал по полочкам» в своем безупречно организованном мозгу.

Когда Серега замолчал, Сидорин медленно перевел взгляд, и в его глазах я почувствовал тепло.

– Понятно, – произнес он и слегка улыбнулся, оценив полную откровенность парня. – За последние дни, неделю ничего подозрительного не замечал? Посторонних лиц, машин?

Сидорин не отрывая взгляда смотрел на Гребенюка, а тот, всё ещё бледный, беспомощно мотнул головой.

– Нет… Вроде бы… Всё, как всегда.

– Похищение человека, особенно с целью вымогательства, редко бывает спонтанным. Это не уличный грабёж. Это почти военная операция. Нужно изучить маршруты девушки, её распорядок дня, привычки. Выявить слабые места, подобрать момент. Значит, они вели наблюдение. Дни, может быть, даже недели. И ты ничего не заметил? Может, машину?

– Нет, вроде… Ничего такого… – ответил Гребенюк, растерянно хлопая глазами.

Я вдруг вспомнил.

– Постойте. Я… Я видел. У проходной «Селены», когда был там. Старый бежевый «Иж‑Комби». В салоне двое… Курили, кого‑то ждали. И один… – я зажмурился, пытаясь выцепить из памяти смазанный кадр. – Мне показалось, я его видел раньше. В компании Костяна. Поэтому и запомнилось.

Сидорин, не шелохнувшись, слушал, его взгляд стал пристальным, почти физически ощутимым.

– Номер? – тихо спросил он. – Номер запомнил?

Я сжал виски пальцами, заставляя мозг прокрутить пленку назад. Тусклый свет зимнего дня, грязный снег, бледно‑бежевый бок автомобиля… Память журналиста должна быть натренированной, чтобы полагаться не только на диктофон или фотопленку, а и на собственные воспоминания, ощущения, эмоции. Бывает, что оборудование подводит, а писать статью надо. Вот и напрягаешь память, цепко фиксируя все на подкорку. Оставалось только оттуда теперь извлечь все…

– Три… три буквы… – выдохнул я. – «ИМТ»… Кажется, «ИМТ»… Цифры… 54… 54–65… Нет, 54–66! – выпалил я наконец, с облегчением открывая глаза. – «И‑54–66‑МТ»! Я не уверен на все сто, но…

Сидорин не стал ждать. Передал по рации:

– Срочно пробить по базе: «Иж‑Комби», цвет бежевый, возможный госномер «И‑54–66‑МТ» Владельца, все связи. Немедленно.

– Так, – он повернулся к нам. – Теперь остается только ждать. Поэтому сейчас идите домой. Нужно отдохнуть.

– Я… я не поеду домой, – испуганно и упрямо завертел головой Гребенюк. – Мать Валентины… Её одну оставлять нельзя. Она с ума сойдёт если узнает.

– Не говори ей ничего, – предупредил Сидорин. – Придумай что‑нибудь.

– Я к ней поеду, – решился Гребенюк. – Что‑нибудь придумаю. Скажу, что Валя у подруги заночевала. Или по обмену опытом в другой город уехала.

– Разумно, – одобрил Сидорин. – Хорошо. Мы тебя подбросим до ее дома.

Я отметил, что он сказал «мы подбросим», значит наш разговор ещё не закончен. Машина тронулась. Мы молча доехали до знакомого дома на Кировской. Гребенюк, не говоря ни слова, выскочил и быстрым шагом направился к подъезду, сутулясь от холода и горя.

– Держись, Серега, – тихо сказал я ему вслед.

«Волга» развернулась и поехала обратно. В салоне повисло тяжёлое молчание. Я смотрел в тёмное окно, пытаясь осмыслить события этого безумного вечера. Похищение… Вот тебе и обратная сторона предпринимательства. Зависть и жажда быстрой наживы толкают людей на преступления.

Мы уже подъезжали к дому, когда моё внимание привлекли два силуэта, идущие впереди по проулку.

– Стойте! – вырвалось у меня непроизвольно.

Сидорин тут же притормозил.

Первый вышел на освещенный фонарем участок, и я узнал в нём отца. Он шёл по направлению к дому. Опять допоздна задержался на работе! Серебренников торопит с разработкой и отладкой, вот они и засиживаются до полуночи с Колей Хромовым. А потом по такой темноте домой идут. Хоть бы машину дежурную дали! Я обратил внимание, что он двигался быстро, суматошно, его голова постоянно поворачивалась, будто он кого‑то искал или, наоборот, хотел убедиться, что за ним не следят.

Метрах в двадцати позади отца шёл высокий человек в тёмном длинном пальто. Он шёл уверенно, неотрывно глядя в спину отцу, постепенно ускоряя шаг. Дистанция между ними сокращалась.

– Что случилось? – насторожился Сидорин.

– Там мой отец, – начал я и вскрикнул.

Ледяная волна ужаса накатила на меня, сжимая горло. Словно в кошмарном замедленном кадре, незнакомец ещё больше ускорил шаг, сунул руку в карман пальто и вытащил оттуда короткий, блеснувший в свете фонаря, пистолет.

– Отец… – прохрипел я, не в силах вымолвить больше ни слова.

Почти беззвучно распахнулась дверца машины и Сидорин в одно мгновение оказался на улице.

– Стоять! Милиция! Брось оружие! – прокричал Сидорин, направляя пистолет на человека в черном.

Незнакомец мгновенно среагировал и выстрелил в сторону Сидорина. Пуля врезалась в кирпичную стену дома рядом с машиной, окрашивая снег красными крошками.

Ответный выстрел был точным. Незнакомец дернулся, пошатнулся, нелепо, как марионетка, вздернув руками, сделал неловкий шаг и рухнул лицом в снег. Пистолет выпал из его рук и с сухим стуком отскочил по асфальту.