Она грустно улыбнулась. Улыбка вышла ассиметричной, видно, на лице у неё точно что-то повреждено и не зажило.

— Полюби за одну душу… Прости, но это из области сказок. Не в наше время. Мужики нынче не те.

— А женщины?

— Ещё хуже. Мы ценим красоту больше вас. Часто мужчины сохнут по лесбиянкам, многие из нас довольно симпатичные. Нет, с этим покончено. Моя подруга меня бросила, увидев ожоги.

Не скажу, что питаю отвращение к лесби. Но всё равно, это какие-то… не то. Гетеро — наше всё, я прожил 87 лет, хоть выгляжу на 36, а кто за восемь десятков — сплошь консерваторы-моралисты.

— Уговорила. «Святая Катерина, пошли мне дворянина…», непременно мужского пола.

Потрепались ещё, узнал всякое-полезное и отправился к себе в ЦКБ.

«Святая Катерина…», как в фильме «Д’Артаньян и три мушкетёра». Нет, речь не о Катьке Журавлёвой, та благополучно вписалась в обновлённый коллектив бюро и увлечённо малюет экстерьер ГАЗ-3120, максимально используя штамповку от ГАЗ-24–10, но с совершенно иным экстерьером, а интерьер приблизив к «русланам». Я о кино вообще. Как раз накануне рассказывал Валентине, единственной в курсе о моём (фактически — и её) попаданстве из 2025 года. Мы только вернулись из «Колизея» с премьерного показа фильма «Человек с бульвара Капуцинов», хохотали до коликов, наперебой пересказывали друг другу самые смешные моменты. «Сделай мне монтаж!»

Дома, не привлекая внимания Мариночки, великолепно ловившей не предназначенное для её ушек, Валя спросила:

— А ты смотрел этот фильм раньше?

— Естественно, — понизил голос. — В той жизни. Мне кажется, его выпустили чуть позже… Не помню. Налей мне ещё чаю.

— Дальше что снимут?

Очень осторожно сказала. Тема 2025 года и иной реальности всплывала у нас очень редко. Рассуждая о той вероятности событий, мы словно шли по минному полю.

— В 1986 году во всю полыхали так называемые «перестройка», «гласность», «ускорение», страна оправлялась после взрыва на Чернобыльской АЭС, цены скакнули вверх. Из-за антиалкогольной компании, верной по начальному замыслу, но организованной и проведённой так, что руки поотбивать, у населения появились несвязанные водкой деньги, начали сметать ширпотреб с полок. На этом фоне тогдашний Генеральный секретарь ЦК всюду торговал еб… не хочу произносить матерное слово, пусть будет — рожей. Таскал за собой «первую леди», выглядевшую, на мой взгляд, как 100%-ная колхозница, вдруг выбившаяся наверх и стремящаяся произвести впечатление, каждый раз в новом наряде. Она вызывала такую жгучую ненависть у советских женщин, замученных дефицитами, что даже раздражение мужчин, выстаивавших многочасовые очереди за водкой, рядом не лежало. И вот в этой атмосфере крайнего недовольства «руководящей и направляющей силой КПСС» в лице Генерального секретаря ЦК и его нахальной половины родилось новое советское кино, самое позднее и самое, на мой взгляд, сильное. «Холодное лето 1953 года», «Покаяние», «Убить дракона»… Какой резонанс вызвала «Забытая мелодия для флейты»! Представь, вся Москва по-прежнему увешана плакатами «Слава КПСС!» и «Партия — наш рулевой», то есть нами рулят партчиновники, а с экранов во всех кинотеатрах звучит песня о них:

Мы не пашем, не сеем, не строим,

Мы гордимся общественным строем.

Мы бумажные важные люди,

Мы и были, и есть, мы и будем.

(Сл. Э. Рязанова)

— Обалдеть! — Валя проверила, плотно ли закрыта дверь на кухню, эта крамола точно не нужна Мариночке. — И фильм пропустили, и авторов не посадили? У нас такое даже представить невозможно!

— Потому что этой версией СССР руководят более умные люди, а не Горбачёв с супругой. Практически все основные проблемы, включая бюрократию, неповоротливую идеологию и преимущественно административно-приказную экономику, только частично рыночную, здесь тоже сохранились. Аппарат социалистического государства кривой и косой по определению, сам вижу, потому что часть этого аппарата. Но способные администраторы справляются с задачами управления, даже располагая нашим несовершенным госаппаратом, и нет желания их высмеивать. Тем более демократия западного образца имеет свои минусы. В 1991 году на моей прошлой жизни социализм в СССР начисто проиграл Западу и развалился как труха, здесь — конкурирует. Не во всём успешно, но довольно прилично. В космосе, в добывающей промышленности, теперь и в автомобильной мы сильны.

В ответ услышал:

Зато мы делаем ракеты,

Перекрываем Енисей,

А также в области балета

Мы впереди планеты всей.

(Ю. Визбор)

Это уже Валя добавила.

Хоть уже поужинали и чаю попили, я потянулся к шкафчику и вытянул початую бутылку отменного азербайджанского коньяка.

— Дорогая, давай по 30 капель. За Советский Союз, в котором мы живём. Он мог быть намного хуже. Порежь лимон.

Она повиновалась.

— А сделал этот Союз лучше…

— Юрий Гагарин. С него начались перемены. Для начала не погиб в авиакатастрофе, слетал на Луну, в моей прошлой реальности советские там не высаживались, а Российская Федерация за треть века после распада СССР даже близко не вышла на советский уровень по запускам беспилотных станций к Луне, Марсу, Венере… Да что говорить! Особенно жалко, потому что реальность, где Гагарин — Генсек, показывает, что и там могло всё повернуться к лучшему, если бы страной не правили трухлявые старцы, а после них авантюрист с амбициозной женой. Представь, развал СССР некоторые ставили ему в заслугу.

— Всё равно не понимаю… — Валя осушила рюмку залпом, куснула лимон — как раз подходящий кислотой под минорное настроение, вызванное разговором о реальности, которую видела одним глазком и не пришла в восторг. — Но ведь люди не могут не понимать, что развал СССР — это беда. Почему не объединиться вновь?

— Объединяют не люди, а политики. Как ты думаешь, те же Алиев или Машеров, им сподручнее было бы считаться лидерами независимого государства или автономий СССР?

— Но союзные республики — не автономные…

— И даже имеют некий суверенитет, прописанный в конституциях. Но чисто фиктивный. По существу, Союз представляет собой федерацию с малосамостоятельными национально-культурными автономиями. Но как только эти бывшие союзные в моей прежней реальности отделились от СССР, если называть вещи своими именами — от России, то научились жить самостоятельно. В чём-то лучше, чем в Советском Союзе. Ты там не жила, сразу трудно поверить.

Разговаривая с ней, чисто советским человеком, я вспоминал себя самого и тот шок, что принёс нам развал СССР. Коммунистическую систему власти с засильем демагогии, с живой мумией Черненко на высшем посту и самодовольно цветущим Горбачёвым терпеть не мог всеми фибрами души. Сталинские репрессии считал катастрофой и позором. А страну любил — единую, от Львова и Бреста до Владивостока.

Здесь я приобрёл возможность жить в таком СССР, где плакаты «Наша цель — коммунизм» (очень смешно смотрятся в артиллерийских училищах) и «Даёшь пятилетку эффективности и качества» не раздражают. Выступающие по телевизору вожди не впиваются в губы товарищей-мужчин пидарастическими поцелуями, не шепелявят и не сыплют песком, уже из-за одного этого не вызывают отторжения.

Так что если какие-то моменты не нравятся, терпеть их намного проще. Как, например, моё очередное откомандирование, на этот раз в Свердловскую область, в составе хрен знает какой по счёту инспекционной бригады Миндорстроя СССР. Начальство решило, что после аварии я недееспособен как спортсмен, отчего же не заюзать на неделю. Проверяли ремонт трассы Р352 Свердловск — Нижний Тагил — Серов, очень нужной и сравнительно свежей, но подозрительно быстро обветшавшей. Ельцин, который, по-моему, уже должен был переводиться в Москву, задержался на Урале. И я, предвидя возможную роль сего товарища в разгроме СССР, без трепета душевного утопил Бориса Николаевича. Фактов прямых взяток ему не доказали, зато головотяпства и бесконтрольности — хоть отбавляй. Поскольку первый секретарь обкома в ответе за всё, в области происходящее, свалить его оказалось не просто, а очень просто. Ельцин, кстати, себе выбил «руслан» вместо полагающейся по чину двуцветной «волги-люкс», попрощался с ним, покатался — и хватит.