– Я думала, что хотя бы во время смерти что-то почувствую: страх или печаль. Но внутри так же пусто. Не надо было слушать брата. Не на…

Эти слова замерли у нее на губах. С ее последним вздохом оборвались и невидимые нити, на которых были подвешены охотники-ханси. Те немногие, что еще остались с головами, рухнули на землю. Причем не мертвыми телами в медвежьих шкурах, а горстью праха, которую тут же начала растаскивать поземка.

– После того как ты убила его сестру, король вряд ли позволит тебе просто уйти из Королевства, – подал голос Атос откуда-то из-за моей спины.

Боевая ярость, которая помогает заскочить на спину монстру и перерезать ему горло, не затихает быстро. Внутри меня все еще клокотал целый сонм чувств. Поэтому я развернулась, схватила Атоса за наплечник и потащила его прочь от Секиры и спускавшейся по лестнице Извель. Я не была уверена, что пара десятков шагов заглушит мои крики, но мне не хотелось устраивать безобразную сцену прямо на глазах не посвященных в наши дела людей.

Крайниец безропотно тащился за мной, то ли ощущая сгущающиеся над головой грозовые тучи, то ли сам имея на уме что мне сказать. Наконец, я остановилась и с размаху швырнула свой корундовый меч на снег.

– Атос, ты вообще планировал рассказать мне, почему на самом деле пошел со мной к башне?

Этого он явно не ожидал – заметно опешил и только открывал и закрывал рот. Видимо, он собирался обсудить обвинения Замии в неверии и вновь рассказать, как именно Слэйто испортил его золотого Лисенка.

– Я ведь думала, что мы друзья. – Мой запал начал стихать уже на первом слове, а на последнем я и вовсе как-то неловко всхлипнула. – Ты что, просто ушел бы через Чертог в Элдтар, не попадись тебе загадка с тремя башнями? Или ты собирался попрощаться со мной уже в Элее? А я бы просто сидела и думала: «Что же со мной не так? Чем я его обидела?» и свято, как дура, продолжала бы верить, что ты ушел из легиона в поисках себя.

Мне срочно надо было швырнуть что-то еще, но в руках больше ничего не было. Поэтому я с размаху пнула Атоса по голенищу сапога. Крайниец охнул от боли и схватился за лодыжку.

– Мы с тобой прошли сотни километров по Королевству. И за все эти дни и месяцы ты не нашел минуты рассказать, почему ты бросил вместе со мной легион? Вся наша дружба построена на лжи!

– Не тебе говорить мне о лжи, – вдруг рассвирепел Атос. Он наставил палец мне в лоб, будто намеревался пробить в нем дыру. – Я познакомился с мальчишкой-легионером и относился к нему, как к младшему брату. А потом внезапно выяснилось, что это просто девчонка со вздорным характером. Ложь пробралась в наши отношения задолго до ухода из легиона.

Он был прав, я ничего не могла ответить на эти обвинения. Мои сапоги начал заметать снег.

– Иногда самые лучшие вещи на свете построены на лжи, – воскликнул Атос. – Ты дожила до таких лет, но все еще по-детски уверена, что сама являешься мерилом честности и чести. С легкостью обманывая даже самых близких людей, ты не признаешь их право утаить что-то от тебя. Скажи, Лис, что за письма периодически появляются будто из ниоткуда у тебя в руках, а? Что за список ты носишь за поясом? И правду ли говорила Замия? У тебя в сердце целая крепость секретов, и ты стережешь ее так же яростно, как я охранял свою причину уйти из легиона.

– Ты собирался мне когда-нибудь об этом рассказать? – прошептала я.

– Конечно нет, Войя тебя раздери. Это мой позор и моя боль! Женщина, которую я любил без памяти, вышла замуж за другого и выставила меня из моего же легиона. Какой мужчина будет рассказывать о таком унижении? Что бы это, а-штаа, изменило?

Атос был кругом прав. И насчет моих секретов, чуть менее тайных, чем мне казалось, и насчет моей собственной лжи в легионе. Но самое важное, что сейчас Атос искренне говорил о своих переживаниях. Во всей этой круговерти я забыла о чувствах моего друга.

– Прости, – шепотом произнесла я, не глядя на него.

– Не слышу, – пророкотал Атос.

– Прости. Прости! Мне просто показалось, что эта ложь обесценивает все. От самого начала моего путешествия до конца. Как будто она превратила нашу дружбу в мыльный пузырь.

– Вот дура.

Атос вдруг схватил меня и зажал голову между локтем и боком, после чего начал яростно ворошить мои волосы, как бывало, когда мы путешествовали к своей первой башне.

– Наша дружба прочнее гранита Острога. Она крепче твоего корундового меча. Это единственная проклятая вещь, в которой я уверен посреди этой войны. И вместо того, чтобы воображать ее мыльным пузырем, лучше бы ты за нее держалась, как это делаю я.

Я попыталась вырваться, но Атос лишь усилил хватку, видимо, пытаясь превратить волосы на моей голове в воронье гнездо. Поняв тщетность своих попыток, я просто обняла друга, уткнувшись лбом ему в бок. И вдруг поняла, что именно он хотел сказать мне. Наша дружба была нашим Уделом. Самым защищенным и теплым местом на свете, в котором никогда не менялась погода. Подобно Уделу Мрака или Света, наша дружба путешествовала с нами по дорогам и каждый день защищала нас от неверия, измен и предательства.

– Так это и есть настоящий Лисий чертог, – прошептала я, еще крепче обнимая Атоса. – Мой чертог.

Возвращаться тем же путем, которым мы шли к Острогу, было нельзя. Кармак пал, и, скорее всего, все окрестные поселения также оказались во власти проклятого народа. Уйти восточнее мы тоже не могли: по дороге на север мы поднимались по Иолитовым тропам, и это был единственный путь на востоке до Ярвелла, не считая Врат Ремира. А сунуться туда сейчас было бы чистым самоубийством.

Поэтому мы дружно решили, что оставим Кармак по левую руку, покинем пределы страны и пройдем по кромке трех приграничных государств Тилля, Заокраины и Края. Я мрачно пошутила, что в какой бы стране мы ни нарвались на местных жителей, у меня в отряде всегда найдется его соплеменник, разговаривающий с аборигеном на одном языке.

Все сложилось на удивление удачно. Мы вышли к пограничному посту Тилля, и вместо того, чтобы задержать нас или попросту послать подальше, радушные солдаты отогрели нас и накормили. И это был не просто жест милосердия. Несмотря на то, что Тилль отказал моей стране в воинской помощи, солдатам дали четкий указ: посильно помогать беженцам, если таковые объявятся, и оказывать малые услуги военачальникам Королевства. А Секиру и ее статус по ту сторону границы здесь знали хорошо.

От щедрот нам дали трех лошадей, теплые пихоры, вдоволь сусликового мяса, мешок ямса для запекания в костре и огромную флягу с тилльским самогоном вараком. Солдаты также указали тропу, которой пользовались купцы и контрабандисты всех мастей, когда хотели попасть в Тилль, минуя Королевство. Ее прозвали Заокраинский серп, хотя по бывшей стране ока она тянулась едва ли пару километров. На юге дорога упиралась в столицу Края, но если свернуть раньше, то можно было легко попасть в Ярвелл, – так сказали солдаты.

И мы двинулись в путь, укутавшись в пихоры и пустив лошадей по тонкому слою снега. Навстречу нам почти не попадалось людей, хотя в прошлые годы тропа пользовалась популярностью. Даже контрабандисты замерли, ожидая исхода того, что творилось в Королевстве. Редкие путники проходили мимо, опустив глаза.

На пятый день пути я увидела впереди темное пятно, слишком маленькое, чтобы быть человеком. Надо признать, что мой дефект, мешавший мне лучше разглядывать картину боя, стал почти незаметен для меня в обычной жизни.

Когда мы приблизились, я поняла, что на снегу перед нами стоит кот. Зверь в пышной серой шубке зябко переступал с лапы на лапу. Я спешилась, ожидая, что найду на шее почтальона последнее письмо Мастоса, – но с ошейника сиротливо свисали обрывки знакомой желтой бумаги. Кто-то перехватил послание раньше. Кот, видимо, чудом уцелел – но замерз, продрог и выглядел так, будто с минуты на минуту свалится в снег.

Я проворчала себе под нос, что Мастос мог бы и сам доставлять письма, раз он такой умник, и, подхватив безвольного кота, засунула его за пазуху.